Волк Севера

Этельман поднял бровь. 'Тогда тебе лучше войти'.

Маленький магический светильник Этельмана, называемый на Юге лампой магов, был единственным, что освещало кирх. Он сел на скамью и стал ждать, пока Вулфрик начнет.

Мы уже говорили, — сказал Вулфрик. Он пожевал губу, прежде чем продолжить. О том, как его выбрал Джорундир".

На этот раз Этельман поднял обе брови. 'Да. Я помню.'

Когда мы сражались с риверами. Я чувствовал себя… странно. Я подумал, может быть, это оно и есть?

'Странно?'

'Дрожь. Зубы стучат. Чувство, будто я наблюдаю за собой со стороны, будто я настолько силен, что могу сделать все, что угодно. Жажда; желание убить все, что передо мной".

'Как долго длилось это чувство?'

'Пока опасность не миновала. Потом я почувствовал себя обессиленным. Хуже, чем истощение".

Некоторые из тех, кого выбирает Джорундир, становятся разрушительными воинами. Однако это как проклятие, так и благословение, поскольку они могут представлять опасность для всех вокруг, а не только для своих врагов. В прошлом их называли "берсерк", но я не думаю, что это справедливое имя, и дано оно было теми, кто не понимал его.

'Какая в этом польза?' сказал Вулфрик, его голос был наполнен разочарованием.

'Довольно много, когда твой враг — драугар, и ты окружен сотнями их. В этом мире, окруженном как друзьями, так и врагами, это может быть… проблемой".

'Что я буду делать? Что если я причиню вред одному из моих друзей?

То, что ты этого не сделал, — хороший знак. Это значит, что ты сохранил некоторый контроль, а не все берсеркиры были на это способны".

'Мне это не нравится,' сказал Вулфрик. "И я не хочу этого".

Но ты увяз в этом, — сказал Этельман.

Что, если я не смогу сделать этот выбор снова? Что, если жажда овладеет мной, и я не смогу? Как я могу быть Первым Воином, если я представляю такую же опасность для своих друзей, как и для врагов? В его голосе слышалась паника.

Этельман пожал плечами. 'Мне жаль говорить, что у меня нет для тебя ответа. Только ты можешь исследовать этот дар и, возможно, научиться управлять им". Некоторые научились. Другие изменили способ ведения боя, чтобы не представлять опасности для своих товарищей. Возможно, ты сможешь научиться не поддаваться этому опыту. Но однажды это может спасти тебе и твоим друзьям жизнь. Великую силу нельзя давать без ограничений; она разрушает душу человека, если дается без ограничений. Если Джорундир счел тебя достаточно сильным, чтобы дать тебе этот дар, значит, он считает тебя достаточно сильным, чтобы управлять им. Как и я, когда ты научишься понимать его. На это потребуется время".

Вульфрик кивнул, сомневаясь.

'Скорее всего, он станет сильнее, когда ты полностью вырастешь и станешь мужчиной', - сказал Этельман. Будет разумно начать изучать его сейчас, пока им легче овладеть".

Есть еще кое-что, — сказал Вулфрик, отложив на время одну из своих конкурирующих забот. 'Это касается Адалхаид. И меня. Адальхаид и я".

Этельман улыбнулся.

34

Я хочу получить место в совете", — сказал Родульф.

Донато отодвинул в сторону бумаги, которые он просматривал, и бросил на Родульфа пытливый взгляд. Он даже не потрудился постучать, прежде чем войти в кабинет Донато в задней части их склада на окраине деревни.

Два голоса сильнее одного. Ты бы знал, что у тебя всегда есть сторонник".

"А я бы знал? сказал Донато. В его сыне было много такого, что вызывало гордость, но его скупость была такой, что даже Донато иногда был шокирован.

'Ты бы стал', - сказал Родульф, явно не поняв подтекста. Но ты должен включить меня в свои планы. Например, какая выгода в том, чтобы привезти сюда южан? Ты, конечно, понимаешь, что, закрепившись за границей, они уже не откажутся от этого".

Донато знал, что Родульф начинает уставать от того, что его планы держат в неведении.

'Они могут остаться', - сказал Донато, с любопытством ожидая, куда заведет его линия рассуждений Родульфа.

Они заберут каждую крупицу власти, которую ты нам принес. Мы вернемся к тому, с чего начали, только с хозяевами другого имени. Единственное отличие — это их презрение ко всем жителям Нортленда, а не только к купеческому сословию".

Донато откинулся на спинку кресла и улыбнулся. Амбиции его сына все еще превосходили его умение думать наперед, но он совершенствовался.

Южане ненавидят Северные земли, Родульф. Это дико, опасно, нецивилизованно. Однако им нравится то, что они могут получить здесь. Много богатств, которые можно получить, состояния, которые можно сделать. Это все, что их интересует. Они не захотят жить здесь. Чтобы получить то, что они хотят, не испачкав свои дорогие кожаные сапоги, им нужен кто-то, кто будет заботиться обо всем, чтобы монеты продолжали утекать на юг. Кто-то эффективный. Кто-то, кто понимает и Север, и Юг, и может сделать так, чтобы и те, и другие были довольны. Как ты думаешь, зачем я отправил тебя на все эти стажировки? Уж точно не для того, чтобы держать южных шлюх в деле".

Родульф покраснел на это замечание, но Донато каждый раз, когда бывал в Эльцбурге, навещал один из лучших борделей, поэтому он не стал настаивать на этом.

'Пусть все будут довольны, пусть деньги текут на юг, и южане позволят нам делать здесь все, что мы хотим. Тогда, если у нас возникнут проблемы, мы сможем послать на юг тысячи воинов, чтобы разобраться с ними, и отправить их обратно, когда закончим".

'А что, если этот человек — не ты?' сказал Родульф.

'Я буду чертовски уверен, что это так'. Дерзость вопроса взбесила его. Кто еще может выполнять эту роль? В деревне были еще один или два купца, чье состояние приближалось к его собственному, но они все еще были на втором месте, и он отодвинул их на задний план в совете. Его голос был самым частым, самым заметным, и его голос чаще всего принимали. Он был единственным человеком для этой работы, и он с укором смотрел на Родульфа за то, что тот предположил обратное.

Родульф почесал повязку на глазу. Донато устал от его попыток найти недостатки во всем, что он делал. Родульф мог быть умным, но он тоже был умным, и за его плечами были годы опыта. Самонадеянность воинов привела к их собственной гибели, что бы ни подразумевал этот ублюдок Вольфрам, и с тех пор Донато прекрасно лавировал. Он уже был фактическим лидером деревни — первым воином, в некотором смысле, хотя его никогда нельзя было так назвать. Эта мысль заставила его улыбнуться про себя. Он мысленно пометил, что ему придется придумать для себя подходящий титул. Он внимательно посмотрел на Родульфа. После прекращения постоянных тренировок он стал стройнее, сбросив ненужные мышцы. Донато знал, что он по-прежнему тайно упражняется с мечом, но теперь пользовался южным клинком — рапирой, которую купил во время своих путешествий. Свои светло-русые волосы он укоротил — еще один признак Юга. В сочетании с обычной одеждой он выглядел скорее южным джентльменом, чем жителем Нортленда. Ему нужно было научиться поддерживать баланс между Севером и Югом, если он хотел исполнить то наследие, которое ему оставили. Все, чего достиг Донато, однажды перейдет к его сыну, и Родульф должен больше ценить этот факт.

'Что, если воины смогут защитить деревню?' сказал Родульф. Они справились с риверами. Что если люди не подумают, что нам нужна помощь с юга?

'Одна небольшая стычка, и трое из них были убиты', - сказал Донато. Как долго, по-твоему, они смогут продолжать в том же духе? В этой деревне большие стада, и те немногие воины, что остались, не могут быть везде сразу. Я позабочусь о том, чтобы они были начеку каждую минуту". Капитан Морлин был не единственным человеком, готовым отогнать несколько голов скота за несколько монет. К середине лета все воины перейдут на сторону Джорундира, и южане станут нашей единственной надеждой на выживание".

Родульф кивнул. Совет?

Тенкай. Временами трудно было не гордиться им, даже если трения теперь казались постоянными. Посмотрим. И в следующий раз, когда придешь сюда, стучись".

Вульфрик первым признал бы, что все происходит быстро, но, с другой стороны, ему казалось, что он шел к этому моменту с Адалхаид всю свою жизнь. Теперь, когда мать поддержала его, он не хотел давать ей время передумать. Он надеялся сохранить это дело в тайне — официальная помолвка была лишь частной формальностью на пути к браку, — но в маленькой деревне это было непросто.