Волк

Значит, они за городом.

— Нам не обязательно торопиться. Помнишь, где ты меня нашел? Мне нужно немного времени, чтобы решить, где я могу безопасно укрыться. К кому могу обратиться. Что… что делать. Как долго я могу здесь задержаться?

Люк скрестил руки на груди.

— Здесь тебе нельзя оставаться, но есть место, куда я могу тебя отвезти. На определенное время.

Рио нахмурилась.

— Туда, куда изначально приехала медсестра. В тот подвал с тканями.

— Да, там ты будешь в безопасности. Ночь. Может, две… но это временное решение.

— Постоянное и не нужно. И спасибо… я перед тобой в долгу.

Повисло молчание… и в своей голове по какой — то безумной причине она увидела, как обнимает его, представила объятие так четко, словно почувствовала тепло его тела.

— Давай, вернемся в кровать, — сказал Люк низким резонирующим голосом.

Словно думал о том же, что и она.

В ответ она могла лишь кивнуть… и последовать за ним в коридор. И ступая позади него, она не стесняясь оглядывалась по сторонам, но не узнала почти ничего нового. Это по — прежнему длинный пустой коридор с лампочками на проводах. Вокруг ни души, ни звука, кроме их шагов.

Когда они вернулись в помещение клиники, она прошептала:

— Кто тот пациент?

Ее вопрос проигнорировали, когда они проходили мимо ширмы, а потом возле ее кровати, Люк предложил ее руку для опоры, когда она опускалась. Ладан выгорел, и Люк взял новый из ящика и поджег.

Натянув на себя покрывала, Рио вспомнила дни, когда была маленькой, и ей было холодно. Ее мама внимательно заботилась о ней: ТВ без ограничений, большие чашки с мороженым для больного горла, все что угодно из еды по сиюминутному желанию, холодные компрессы на горячий лоб. В нормальных обстоятельствах дома соблюдался строгий распорядок, четкое расписание домашней рутины и учебы, все цели должны были достигаться с успехом или в худшем случае удовлетворительно, неудачи не допускались.

Ее мама придерживалась кнута в вопросах воспитания, выращивая из двух своих детей добропорядочных людей, посещающих церковь, регулярно использующих четки и никогда не перечащих.

Было сложно расти в таких непримиримых условиях.

Но стоит только появится соплям или чуть подняться температуре? Весь этот карточный домик из ограничений сыпался наземь.

Полная вседозволенность.

Порой, когда приходили оценки, и Рио получала трепку за две своих стабильных «четверки» (по математике и испанскому), она целенаправленно уходила на улицу чтобы проветриться или направлялась к другу, если он пропустил школу на прошлой неделе из — за простуды.

Ей нужна была поддержка, утешение, даже если это было не связано с обвинениями в ее не — идеальности.

— Ты в порядке? — спросил Люк.

Так тихо. Было слышно только ее дыхание и тихое потрескивание ладана.

— Я не видела свою жизнь, — прошептала Рио. — Когда я поняла, что он убьет меня. Я думала… я думала, что перед глазами должна пронестись моя жизнь?

Люк встал над ней, молчаливо нависая.

— Потому что ты из тех, кто не сдается. Такие как мы, мы всегда держимся за настоящее.

— Все говорят, что перед глазами проносится вся жизнь. Перед смертью.

— А ты в последнее время общалась со многими мертвыми?

Рио моргнула. Потом улыбнулась.

— Аргумент засчитан. И, наверное, я не умирала. Может, когда конец настанет, так и будет.

Люк поморщился. Отвел взгляд. Снова посмотрел на нее.

— Подвинься немного.

Она ошарашенно посмотрела на него.

— Что?

— Тебе нужен кто — то рядом сейчас. Я — плохой вариант, но других у тебя нет.

На самом деле… Люк ошибался. Он более чем хороший вариант… и от того она нервничала.

— Ладно, — прошептала Рио.

Рио со стоном сместилась в сторону, а потом матрас — какой — никакой — накренился, и Люк вытянулся рядом с ней.

Прежде чем она успела оформить связную мысль, она прижалась к его большому теплому телу. Быстро сместившись, Люк устроил ее голову на своей руке.

— Я слышу, как бьется твое сердце, — пробормотала она.

— Значит, оно есть. Хорошие новости.

— Где ты купил свой одеколон?

— Одеколон? Я ничем не пользуюсь.

Наверное, это смягчитель ткани, подумала Рио, гадая, где он стирает одежду.

Она прошлась взглядом по помещению, пустым койкам, коробкам, ширме вокруг второго пациента. Время от времени откуда — то из глубины здания доносился лязг, низкий ударный звук словно был порожден холодом металлических балок или воздухом, циркулирующим по старым трубам.

— Я, правда, очень благодарна за то, что ты появился в тот момент, — прошептала Рио. — Без тебя я бы не выжила.

Последовало молчание, а потом голос Люка, исходя из глубины его грудной клетки, вибрацией поднялся до горла и прозвучал у ее уха. Проникая в ее разум. В ее… душу:

— Он заслужил такую кончину, — прорычал Люк.

Рио подняла голову с груди Люка. Его подбородок был очень близко, а губы были такими… пухлыми. Его глаза были закрыты, длинные и густые ресницы лежали на щеках. Он выглядел невероятно умиротворенно, учитывая агрессию в голосе.

— Ты бреешься по двенадцать раз на дню? — спросила она.

Губы дрогнули у одного уголка.

— Могу я спросить, к чему этот вопрос?

Протянув руку, она прикоснулись указательным пальцем к его подбородку, мягко касаясь его.

— Такая гладкая кожа. Я никогда не встречала мужчину с темными волосами и отсутствием щетины.

— Как много мужчин ты рассматривала вблизи?

— Щетину не спрячешь.

— Прости, я был некорректен?

— Смотря, какой смысл ты закладываешь в это слово. Мне показалось, ты ревнуешь.

Повисла еще одна пауза. А потом он поднял веки, обнажая сияющие золотые глаза, настолько яркие и горячие, словно два солнца.

Он сфокусировался на ней.

— Может и ревную.

* * *

Люкан провел долгие годы, плюя на всех и вся, включая себя самого. Оказавшись в тюрьме за сам факт своего существования, легко превратиться в дислоцирующегося ублюдка… если не в откровенного человеконенавистника.

Ликано — ненавистник, в его случае.

Поэтому это… удивляло, охренеть как удивляло… что ему захотелось обнадежить эту человеческую женщину.

И сделать с ней еще кое — что.

— Это — проблема? — спросил он. Хотя понимал, что не говорит ей всей правды о себе. Вообще ничего не говорит.