Волки окружают Владимир

– Инесса Власьевна! – развёл в удивлении руками зам по продовольствию. – Или вы запамятовали, что специальным постановлением пленума Всеединой партии, было решено в прошлом году направить в некоторые области средней полосы Росланда, которые подпольные националисты архаично называют то Россией, то Русью, стада ненецких оленеводов? И вот уже около года по всей нашей великой отчизне, которая уже свыше пятидесяти лет в зимнее время находится под ледовым панцирем, пасутся стада северных сохатых красавцев, питаясь одним ягелем. Мясо их очень питательно, а шкуры весьма теплы. Вот вам и еда, и одежда, а при непредвиденных обстоятельствах и чумы. Не могу надивиться на мудрость делегатов пленума, и в частности, Вашу Инесса Власьевна. А так же на вашу твёрдость и решимость в отстаивании вашей позиции. Ведь именно ваша пламенная речь склонила ещё сомневающихся делегатов в этом наивыгоднейшем проекте.

– Ах, Аполлон Кузьмич, Аполлон Кузьмич. Как вы были, лукавым царедворцем, так и остались, – губернаторша подошла к бюро, упёрлась животом в перевязанную шпагатом кипу бумаг и взяла со столом телеграфную ленту. – Вы, видимо, ещё не знаете того, чем обернулась эта авантюра? Именно, авантюра! Вот смотрите – срочное сообщение: в Камешковском, Суздальском, Ковровском, Вязниковском, Гороховецком районах, а так же в Ивановской, Костромской, Кировской, Нижегородской, Ярославской и прочая областях, где на месте кое-где сведённых лесов, бродят олени, сегодня ночью к уже существующим присоединилась очередная группа северных волков. И эта группа очень многочисленна. Где – многочисленна?! Она фантастически многочисленна! Примерно, вслушайтесь только, около десяти тысяч. Облёт местности на цеппелине показал, что волчьи стаи располагаются вокруг оленьих стад, правда, их пытаются отпугнуть ненецкие шаманы, исступлённо колотя в бубны, но это никакой пользы не приносит. Прибывшие волки, объединившись со старыми и, от этого почувствовав наглую уверенность, уже окружают города и посёлки области, наводя на местных жителей панику. Самые отважные жители берданками их отпугивают, так что волки пока не решаются заходить в населённые пункты. Видимо, им пока достаточно оленины, которую они, между прочим, поедают в чудовищно большом количестве, что в свою очередь угрожает, утверждённой партией, продовольственной программе. Плюс к этому нынешней ночью они предприняли попытки нападения на фермы, где взращиваются, выведенные нашими селекционерами специально для условий суровой зимы, мохнатые свиньи, а так же покрытые шерстью коровы. Слава Богу, сторожа пулемётами отогнали непрошенных гостей, но если волки продолжат прибывать, а, я не сомневаюсь в этом, то, если не принять срочных мер, поголовью скота в скором будущем может быть нанесён невосполнимый урон. А это таит уже в себе угрозу голода. А там и до неповиновения недалеко. Вы понимаете? Народ терпит, терпит, а потом очнётся от пьяного угара, и вспомнит, что жить он мог бы не хуже нас, не ютиться в скученных бараках, а жить в отдельных квартирах или домах, не есть плесневелые сухари с просроченными крупами и макаронами, а питаться хлебом с достаточным количеством мяса и молочных продуктов. А тут как раз и возьмут его в оборот недобитые националисты или социалисты. Эти только и ждут какого-нибудь форс-мажора. Что вы теперь на это скажите?

– Уважаемая Инесса Власьевна, если сказать, что вы меня этим сообщением потрясли, то это будет слишком мягко сказано – ошарашено сказал Аполлон Кузьмич. Новость его и впрямь потрясла. Тяжело сглатывая слюну, он почувствовал себя раздавленной букашкой. – Волки, волки, волки. Я и раньше опасался этого соседства, но я не думал, что их число может возрасти до такого количества.

И Мухамиддинов ушёл в свои мысли.

– Значит так, – вдруг жёстко отчеканила губернатор, не находя для себя более субтильного способа, чтобы вывести зама из задумчивости.

Мухамиддинов вздрогнул. – Я кое-что предприняла. Я уже отдала приказ заму по охотоведческой деятельности, Ивану Васильевичу Кривоносу, чтобы он организовал добровольцев, которым за каждых убитых десять волков выдавали бы ящик суррогатной водки. Слава Бога этого добра у нас предостаточно. Так же им будут предоставлены два дня отгула. Но основные надежды, разумеется, связаны со вступлением эти в санитарные мероприятия полиции и воинских частей. Чует моё сердце, полумерами здесь не обойтись. Я телеграфом отправила срочные депеши соответствующим должностным лицам, а так же отослала депешу в Центр, чтобы, если будет в том необходимость, мне дали добро на использование армейских подразделений, базирующихся в области.

– Но ведь волки волками, но большие города нельзя оставлять без надзора силовых структур, – осмелился вставить слово Аполлон Кузьмич. – По жёсткой директиве из Центра, в каждом населённом пункте с не менее тысячи жителей должна находится воинская часть любого рода войск. Иначе и нельзя. Агенты Службы Безопасности сообщают о возросшей активности подпольных антиправительственных групп.

– В том-то всё и дело, – барабаня пальцами по столу, ответила Инесса Власьевна. – Я вот, что думаю. Той части силовых структур, которую мы на время операции оставим в городах, будет явно недостаточно.

Контролировать население в полной мере мы не сможем. Тут нужен креативный подход. Кстати, вы знаете, как переводится слово креативный?

Зам по питанию и продовольствию закатил глаза ко лбу, пытаясь что-то вспомнить.

– Ладно, ладно, – прервала его мучения Ржевская. – Для начала выдайте населению удвоенный паёк, из уже просроченной гречи, полусъеденного молью риса, плесневелых сухарей, но консервы не должны быть просроченными. Вам это ясно? Ещё нам не хватало массового отравления. Можно и оленинки подкинуть. Это, что касается лично вас. От зама по культуре, Родиона Романовича Митрохина тоже зависит очень многое. В хорошо отапливаемых театральных балаганах должны постоянно после работы проходить культурные мероприятия: песни о первой любви, отбивание чечёток, поднимания тяжестей, фокусы с картами, перепиливание женщин, так же я думаю, в программу можно будет включить и танцы и песни шаманов. Словом народ должен почувствовать на себе нашу заботу, а сами эти развлечения должны развеивать всякое уныние и отсеивать ненужные мысли.

Губернатор строго поглядела на Мухамиддинова и кивком головы показала, что аудиенция окончена. Аполлон Кузьмич сделал учтивый поклон и, мягко, по-кошачьи, ступая по половику, держа под мышкой толстую папку, исчез за обитой кожей дверью. Как только дверь за ним закрылась, Инесса Власьевна, не спеша, подошла к окну и поглядела в него. День постепенно разгорался, скрадывая серо-сиреневые тона ночи, и морозные узоры, веселя глаз, перламутрово переливались. Дианы уже нет?.. Нет. Но не пройдёт двух-трёх мгновений, Ночь испарится над землёй… Закончилась ночь, пора мытарств и неведения, когда агония смерти и муки родов по внешним признакам представляют из себя нечто единое. Наверно, теперь, когда, восходит золото Феба, растворяя в хрустальной атмосфере звёзды, душе должно быть не так больно, ибо кризис пройден и уже ясно, что не только рождение, но и смерть – это только переход к жизни нового дня, может быть, полного непостижимого света, превосходящего в мириады раз блеск алмаза Куллинан, некогда украшавшего скипетр Эдуарда VII. Может, тогда восславить начало солнечного утра орфическим гимном? Да, да! Именно! Орфическим! Эвое! Что толку, заниматься домыслами! Время покажет, что несёт это утро – славу или бесславие, благородство или подлость, торжество или трагедию.

Подпольные люди

8-е декабря. Вторник

Учитель сказал: «Цзюнь цзы (благородный муж)…

должен так использовать труд народа (сяо жэнь), чтобы

он не гневался не вышестоящих».

Конфуций. Луньюй.

Информация о нашествии волков неимоверно быстро распространялась. Хотя репортёры писали в газетах, что хищников всего несколько десятков, но люди были научены на всякого рода утешительных заверениях, исходящих из правительственных изданий, и не очень-то верили официальным цифрам. Так уж повелось, если возникали какие-либо, будь то в области или в стране, катаклизмы, то власть обязательно преуменьшала подлинные масштабы. Уже в конце того же дня о нависшей угрозе шёпотом толковала вся область. В рабочих цехах мануфактур, зданиях депо, ткачихи на фабриках, шофёры, сантехники, учителя, врачи, мелкие юристы, служащие сбербанков. Если в больших городах люди чувствовали эту угрозу интуитивно, или сведения о ней доходила от шоферов, видящие в пути, как по полям рыщут волки, или от прибывших в город из сельской местности родственников, то жители мелких посёлков, деревень и хуторов соприкоснулись с этой угрозой непосредственно, замечая вдали большие стаи, слыша по ночам, как жалобно блеют овцы. По разному относились люди к этому факту. Одни реально опасались, что волки перегрызут всю скотину, а олени разбегутся кто куда, другие смеялись, ожидая от скучных будней пусть опасного, но интересного для вялого ума развлечения, третьи злорадствовали, мол, власть жила себе припеваючи, ничего толком не делая, вот теперь пускай почешутся пустомели. И при этом не понимали, что больше всего негативных последствий, связанные с волчьим нашествием, коснутся не власть имущих, а именно их.

На следующий день после беседы губернатора с замом по продовольствию, примерно в три часа дня, когда солнце уже начало терять высоту, по центральной улице Владимира, называемой Большой Московской, бодрым шагом шёл Алексей Рябинин, выше среднего роста плечистый молодой человек лет двадцати шести, прибывший из хутора Калиновый мёд, что находился в пятидесяти верстах от Гусь-Хрустального, и с зоркостью охотника и любопытством деревенского жителя, никогда не бывавшего в областном центре, озирал пестроту центральных улиц. Вот они, двух-трёхэтажные каменные здания, построенные в классицизском стиле, из которых некоторым было уже триста лет, где ныне жили, заседали и развлекались госчиновники и другие представители элиты, в которых располагались сбербанки, нотариальные конторы, платные клиники, элитные театры и магазины, а так же здесь были знаменитые, отделанные резцом и оглашаемые полногласием православные соборы и просто полные умиротворения милые церквушки, которые с недавних пор дополняли буддийский монастырь, имитирующий скалу с прорытыми в ней пещерами, пирамидальная индуистская шикхара, прообраз священной горы Меру, суфийская крошечная мечеть с площадкой для танцев «безумных» дервишей и конфуцианский храм с завитыми крышами, остроумно встроенный (разумеется, по законам фэн-шуя) в торговые ряды, а так же ряд иных христианских и нехристианских молельных домов.

На улице стоял мороз около сорока градусов. Навстречу молодому человеку постоянно встречались быстро идущие краснолицые люди. По тому, как они были одеты, он без труда в них узнавал представителей городской элиты: госчиновников, финансистов, бизнесменов, пожизненных депутатов законодательного собрания, архитекторов, частных врачей и крупных юристов. Как правило, они были облачены в очень тёплые и красиво выделанные оленьи, куньи, и соболиные шубы, хотя у некоторых они были уже не новыми. Мужчинам головы прикрывали из дорогих мехов ушанки, женщинам – меховые кепки с откидывающимися ушами и изящные тёплые шапочки. Ноги мужчин были обуты в унты или толстые ботинки, женщин – в кожаные на тёплом меху сапоги с более или менее высоким каблуком. Нет, простой народ одевался попроще. На зарабатываемые талоны, он мог только приобрести, носимые по несколько лет, нагольный бараний тулуп, грубый треух и толстые валенки. Несколько рублей, получаемые сверх нормы были не в счёт. Вот может, после появления множества оленей появится возможность разнообразить свою одежду?

Вообще, одежда была наглядным показателем социального статуса, поэтому представители высшего класса, увидев кого-нибудь, одетого в «худые рясы», с не скрываемым пренебрежением кривили губы, что заставляло идущего навстречу прохожего делать вывод, что у них сильная зубная боль или им свело лицо от нервного тика. Неудивительно, что видя идущего сейчас по центру молодого крепкого человека, одетого в грубый бараний полушубок, подпоясанного кушаком и прикрывающего голову башкирским меховым малахаем, тем более с таким независимым выражение лица, где ясные глаза были лишены всякой фальши, а мягкая светлая бородка, прихваченная морозным куржаком, придавала этому свежему лицу какую-то суровую мужественность, – прохожие, имеющие о себе слишком большое мнение, недовольно, зло дуясь и скрипя зубами, косились на него. Подумаешь, что смотрит так дерзко – охотник, наверно. Тем не менее, это ещё не повод, чтобы так возвышаться над установленной иерархией, и никакая его усмешка не отменит его низкого положения в обществе. И тоже, нашёл время слоняться по центру в разгар рабочего дня, где имеют право находиться только люди интеллектуального труда. Проходивший мимо полицейский патруль в мохнатых папахах заинтересовался им и спросил у него мандат. Рябинин извлёк из холщового рюкзака, который у него висел на плече, тонкую с красной обложкой книжицу и показал подозрительно смотрящим на него трём задубелым лицам.