Вольная Пустошь

Смеркалось. Ксант не желал возвращаться в лагерь, а потому уселся на валун рядом с берлогой толстолапов и спрятал лицо в ладонях.

— Во имя Неба и Земли! — простонал он. — Что же мне делать?

— Так, так, так, — раздался знакомый голос, и на плечо Ксанта легла рука. — Что ты делаешь здесь, внизу? Пора забираться на дерево, впереди длинная ночь. Ксант обернулся и увидел ласково улыбающегося ему Каулквейпа Пентефраксиса. — Ну же, не грусти, паренёк, — подбодрил его Высочайший Академик. — Всё не так уж плохо.

Ксант поморщился. Старый профессор хотел помочь, но его слова ударили Ксанта, словно хлыст.

— Думаете? — мрачно проговорил он.

На лице Каулквейпа проступили морщинки.

— Туман Краевых Пустошей может вызвать безумие, Ксант, — сказал он. — Не вини себя. Кроме того, — он указал на берлогу толстолапов, — ты совершил храбрый поступок, вернув нам молодого Кородёра.

На глазах у Ксанта выступили слёзы.

— Скажите это ему, — бросил он. — Произошло что-то ужасное. Губительный Вихрь помутил рассудок Плута. Он не узнаёт меня. И называет предателем и… шпионом.

Каулквейп похлопал Ксанта по плечу и присел рядом.

— Дай ему время, — попросил он. — Твоему другу нужно отдохнуть.

— Но его глаза, — не успокаивался Ксант. — Они стали такими сияющими, такими пронзительно-голубыми. И кожа… Вся кожа светится.

— Знаю, знаю, — вздохнул Каулквейп. — В лагере только об этом и говорят. Значит, Плут попал в Губительный Вихрь?

Ксант кивнул.

— Однажды я уже видел нечто подобное, — пустился в воспоминания Высочайший Академик.

— Правда? — изумился Ксант.

Каулквейп улыбнулся.

— Небесные пути неисповедимы, — сказал он. — Я был воспитанником в старом Санктафраксе, когда встретил молодого капитана небесного корабля. Его нашли в Каменных Садах, он, как и Плут, попал в Вихрь и тоже весь светился.

— И что? Он выздоровел? — Ксант затаил дыхание.

— Ну, через несколько дней он перестал светиться, — обнадёжил его Каулквейп. — Сначала к нему вернулись силы, а позже, в одну ненастную ночь, и память. — Высочайший Академик покачал головой. — Будем надеяться, что то же произойдёт и с твоим другом.

Ксант отшатнулся:

— Но это значит, что он может и не вспомнить меня?

— Небесные раны зачастую лечит Земля. — Каулквейп, кряхтя, поднялся на ноги. — Пойдём, Ксант. Не можешь же ты спать здесь, внизу, это опасно.

Ксант понурил голову.

— Давай-ка лучше ужинать, — продолжал Каулквейп. — Составишь мне компанию?

Ксант бросил взгляд на берлогу, потом на Высочайшего Академика и благодарно улыбнулся.

— Спасибо, — пробормотал он. — С удовольствием.

Свинцовые сосны, на ветвях которых расположились на ночь переселенцы, стояли обособленной группой, отдельно от остальных деревьев Дремучих Лесов. Их острые вершины напоминали наконечники стрел.

Когда-то они служили ориентиром и для купеческих и пиратских небесных кораблей. Но Каменная Болезнь навсегда отвадила от этих мест грациозные суда, зато теперь исполинские деревья стали своеобразным маяком для молодых Библиотечных Рыцарей, бороздящих просторы Края на своих крошках-небоходах. Вот почему именно здесь было решено ждать возвращения эскадрилий.

Горожане, библиотекари, воздушные пираты и Духи Тайнограда единогласно решили, что будет лучше, если по пути в Вольную Пустошь их будут сопровождать парящие в небесах отважные разведчики.

— Не отставай, — поторопил Каулквейп Ксанта, быстро шагая по мшистой земле к ближайшей сосне. — Близится ночь, нам пора укрыться наверху.

К дереву были привязаны несколько круторогих ежеобразов. Утомлённые длинной дорогой, животные крепко спали. Каулквейп быстро нашёл верёвочную лестницу, привязанную к крепким ветвям, и стал карабкаться наверх. Ксант полез следом за Высочайшим Академиком. Повсюду были развешаны факелы и фонари, коробки, сундуки и баулы, на ржавых крюках болтались походные кухни, а на каждой из гигантских ветвей сидели по пять-шесть переселенцев.

Вскоре Ксант с ужасом понял, что вокруг собрались одни библиотекари. Юноша предпочёл бы коротать ночь на любом другом дереве, где пристроились простые горожане. Семьи симпатичных городских гномов, крох-гоблинов и лесных троллей, шумные отряды глыботрогов, дружелюбные компании душегубцев — все они торопливо готовились к ночлегу, повинуясь командам бравых воздушных пиратов и неуловимых Духов Тайнограда, которые ловко перепрыгивали с ветки на ветку, с дерева на дерево, только мелькали гарпуны и лассо.

Ксант кожей чувствовал враждебные взгляды и слышал злой шёпот у себя за спиной, но окончательно понял, что пропал, когда Каулквейп остановился на одной из веток.

— Ну, как наш ужин, Гарулус? — поинтересовался Высочайший Академик.

Помощник библиотекаря поднял глаза.

— Почти готов, — отрапортовал он, поднося к губам деревянную ложку и пробуя густую похлёбку. — М-м, — протянул он, наморщив лоб. — А если ещё чуть-чуть посолить? — Он протянул ложку Каулквейпу: — Как вы думаете, профессор?

— Я уверен, ты прирождённый кулинар, — улыбнулся Каулквейп и подтолкнул вперёд Ксанта. — Пусть попробует паренёк.

Гарулус зло прищурился, набрал полную ложку похлёбки и протянул Ксанту, но не успел тот попробовать, как он отдёрнул руку, замарав юноше рубаху коричневым бульоном.

— Ой-ой-ой, какой же я неуклюжий, — пропел Гарулус.

— Ты, ты. — Ксант затрясся от ярости. Это была последняя капля.

Гарулус трусливо задрожал и спрятался за спиной у Каулквейпа.

— Высочайший Академик! Вы же видели, что это случайность! — заныл он.

Ксант, стиснув кулаки, бросал на помощника библиотекаря испепеляющие взгляды.

— Вы только посмотрите на него, Высочайший Академик. Это же животное, дикое животное! — визжал Гарулус.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал Каулквейп, вытирая платком мокрое пятно. — У тебя был тяжёлый день, Ксант. Ты устал. Гляди, всё высохло.

— Страж Ночи — это призвание, — прошипел расхрабрившийся Гарулус. — Погоди, вот придёт церемония Расплаты, и ты ответишь за всё.