Волны любви. Маленькие семейные истории

На поминках в этот раз было несколько человек детей. Нас посадили за отдельный стол, и брат сказал мне:

– Руководи, Генрих. Ты хозяин, а ребята твои гости.

Хозяйские заботы не давали мне отвлекаться на слезливые речи взрослых и я мужественно выполнил свою миссию.

Ночью мне впервые после смерти приснилась мама. Я проснулся и долго лежал с открытыми глазами, слушая тихий шелест дождя за окном и ожидая рассвета. Когда немного забрежжило, я встал и пошел на кухню.

Сначала смотрел бесцельно в окно, потом взял книги, привезенные мне бабушкой по моей просьбе, и стал читать «Два капитана». На книге маминой детской рукой было написано «Мамин подарок на мой двенадцатый день рождения». Восьмого сентября мне тоже исполнилось двенадцать. Бабушка не одобряла надписи на книгах, и оставляла эту привилегию только великим. Батюшкову, например.

Вскоре ко мне присоединился брат. Он долго курил на балконе, потом возился у плиты, шуршал пакетами в холодильнике. Я понял, что он хочет мне сказать что-то важное, возможно, не очень приятное, и никак не решается начать.

Я отодвинул книгу и посмотрел на него. Наши взгляды встретились и, мне показалось, что Вова вздрогнул. Он сел напротив и сказал без предисловий, что вчера звонил мой отец и опять просил забрать меня к себе на какое-то время. И решить, как ему ответить, могу только я сам.

Я ждал чего-то подобного, только не ожидал, что отец просил об этом уже не первый раз. Мне ничего не говорили. Ответ у меня был заготовлен давно:

– Я не хочу жить у чужого дядьки. Я его не видел никогда.

Вовка удивился:

– Как не видел? Ты забыл, как год назад сидел у него на коленях и своими соплями пачкал его траурный костюм? Вы с ним на похоронах стояли рядом. Он тебя держал за руку.

Костюм я не вспомнил, но вспомнил теплую и мягкую ладонь, и захотелось пустить слезу.

– Хорошо, – сказал я. Но сначала посоветуюсь с бабушкой.

Брат потрепал меня по волосам и сказал:

– Ты молодец, парень.

Отец приехал за мной в декабре. Он оказался почти таким, каким я его себе представлял. Не Черномором, но тоже очень серьезным и… старым. Нет, не так. Не старым, а чуточку старше, чем я рисовал его в своих мечтах. Но всё равно, он мне очень понравился. Хотя я сразу же решил, что пока не буду в этом признаваться. Пусть не воображает себе! Первое, что я сделал, когда мы познакомились, взял его за руку. Ладонь была та самая. Он говорил по-русски почти без акцента. Непривычно звучало в его произношении мое имя – Хайнрихь…

В последнее августовское воскресенье перед первым сентября, когда я должен был пойти в первый класс, мы с мамой поехали в парк Горького. Мама была очень веселой, рассказывала смешные истории из Вовкиной школьной жизни, покупала мне игрушки и вкусности, водила на аттракционы. Меня даже посадили на живую лошадь и провели вокруг большой клумбы. Мама всячески старалась меня развеселить и порадовать. Но мне отчего-то было грустно и ничто не радовало.

День был очень жаркий. В парке было много людей и все что-то жевали, привлекая полчища ос, которых я боялся. Лошадь подо мной дурно пахла. Одуряюще пахли мелкие беленькие цветочки на клумбах посреди широкой аллеи, где мы шли. Меня начинало мутить.

Мы дошли до перекрестка и сели на скамейку, чудом оказавшуюся свободной. Наверное, потому, что она стояла на самом солнцепеке. Мы посидели немного, а потом мама предложила сделать еще одну фотографию.

– Я сейчас попрошу кого-нибудь нас сфотографировать.

Она пошла на противоположную сторону, где был небольшой тенек от акациевых кустов и где было больше людей. Мама подошла к мужчине в светлых брюках и белой рубашке, что-то ему сказала и вернулась ко мне. Мужчина подошел к нам поближе, стал подбирать лучший ракурс и вдруг попросил:

– Хайнрихь, улыбнись, пожалуйста!

Я засмеялся, так чудно прозвучало мое имя. Мужчина тоже засмеялся, прищурив серые глаза.

Когда мы ехали домой, у меня в голове вертелся какой-то вопрос. Очень важный вопрос, и я непременно должен был задать его маме. Я вспомнил его вечером, когда мы с мамой стали рассматривать сделанные за день фотографии.

– Мама, тот дяденька назвал меня по имени. Откуда он знает, как меня зовут?

– Это я ему сказала. Я подошла и попросила сфотографировать меня и моего сына Генриха.

– А почему ты выбрала его? Там же было много людей.

– Ну, он мне понравился, показался мне симпатичным.

– Он мне тоже понравился. А как его зовут? Ты спросила, как его зовут?

– Нет, Гена, не догадалась.

– Я бы спросил. Вдруг он захотел бы с нами подружиться.

– Давай тогда сами придумаем ему имя. Какое тебе больше нравится?

– Нет, я так не хочу. Давай лучше в следующий раз опять туда съездим. Вдруг он тоже придет в парк.

Я очень надеялся, что так и случится. Поэтому не стал спрашивать маму, почему он фотографировал нас на свой телефон.

Через два дня я пошел в школу. Новые впечатления загородили от меня тот странный воскресный случай..

Когда отец приехал за мной, я все время пытался украдкой заглянуть в его серые глаза.

На мои проводы вызвали бабушку. Она была молчалива и ни во что не вмешивалась. Все решали мой брат и мой отец. Они как-то очень быстро спелись, и я предположил, что они давно знакомы. Уезжая, я взял с собой мамину фотографию и две ее книги – «Два капитана» и сборник стихов К. Батюшкова в серии «Библиотека поэта». Мама сказала бы, что я не по возрасту старомоден.

Сушеный тритон

Я познакомился с Вальтером в Тунисе, куда мы поехали с Тамарой в свадебное путешествие. Вальтер и его жена Лина, пара приехала из каких-то южных земель Германии, были нашими соседями на пляже перед бассейном отеля. Вальтер услышал русскую речь и поинтересовался, откуда мы. Его русский был почти безупречен, если не считать чересчур мягкие согласные в некоторых словах. Мы разговорились и до конца нашей путевки у нас нашлась не одна интересная тема для продолжительных бесед.

Оказалось, что он иногда бывает в Москве по служебным делам фирмы, в которой работал. Я рассказал ему о маме, работавшей переводчиком с немецкого в конструкторском бюро и неоднократно ездившей в Германию во времена ГДР.

Я заметил, что Вальтер и Лина были очень независимы друг от друга. Они могли поодиночке выходить на пляж, отправляться на экскурсии по разным маршрутам, проводить вечера в разных компаниях. Мне стало любопытно, и я спросил, действительно ли они муж и жена. Вальтер засмеялся и сказал, что у них что-то вроде внутридинастического брака , который предписывает соблюдать некоторые условности, а быть друг у друга на виду все двадцать четыре часа не обязательно. Детей у них не было.