Вольные города

— Иди и разыщи капитана Леркари.

— Я — Леркари,— сказал капитан, подходя.— Кому я нужен?

— Город в руках народа,— произнес Чурилов,— Что будем де­лать дальше, капитан?

— Вы Сокол?

— Я воин из его ватаги. А Сокол вот он, перед вами,— и Се­мен указал на Василько. Леркари подошел к атаману, пожал его руку и сухо произнес:

— Благодарю. Вы пришли как раз вовремя.

В это время в зале появился Ивашка. Он устремилея к Со­колу.

— Константинова башня наша, атаман. В воротах города сто

ят наши люди. Там хозяйничает Кирилл с Днепра. Гришку-черкасина видели?

— Нет еще,— ответил Василько.

— Тут он, в доме. Тебя ищет. У него в порту тоже все ладно. Троих ватажников ранило, один убит. Берег взяли в руки накреп­ко... Да вот и он сам.

— Прошел я, атаман, по городу. Всюду народ хозяин,— ска­зал подошедший Грицько.— Люди спрашивают, что делать?

— Сейчас же, немедля надо идти на крепость! — крикнул Леркари.

— По-моему, в этом нет никакой нужды,— ответил ему Ва­силько.— Только напрасно прольем кровь. Мы только что излови­ли человека, посланного из крепости за подмогой. Говорит он, что еды у них самое большое на неделю, а воды и того меньше. А лю­дей, словно рыбы в бочке. Вскорости сами пощады запросят.

— Пока крепость не взята, мы не можем быть спокойны! — кричал капитан.— Если вы не согласны на штурм, я сам со сво­ими людьми пойду туда. Со мной — весь город.

— Ватага на крепость не пойдет!—отрезал Василько.— И у нас, и у вас нечем разрушить стены. А с голыми руками там гибель найдем. Если ты хочешь губить своих людей,— иди.

Леркари выскочил на балкон и крикнул тем, кто стоял внизу:

— Друзья мои! Город в наших руках. Но в крепости заперся злодей консул. Все, кому ненавистно имя ди Кабелы, пойдут со мной! — Капитан выхватил шпагу и спустился вниз. Призывая всех следовать за ним, он побежал по двору к раскрытым воротам. В воротах встретил его Кондараки. Старик загородил дорогу.

— Прочь, старый хрыч! — крикнул капитан и толкнул грека в плечо. Кондараки пошатнулся, но не упал. Он схватил Ачеллино за край камзола, взмахнул другой рукой и всадил в грудь Лерка­ри кривой нож. Ачеллино охнул, стал оседать на камни.

На Кондараки набросились матросы, но рыбаки окружили ста­рика, защищая его от ударов. Моряки бешено орали, готовые пустить в ход оружие.

Семен Чурилов, сбегая по лестнице, увидел, что старый Кон­дараки в опасности. Он протолкался к нему, вскочил на повален­ную решетку, крикнул:

— Стойте! Старика не трогайте!

— Он убил нашего вождя!

— Смерть грязному греку! — орали матросы.

— Защитник нашелся! Тащи его за ноги! — выкрикнул один из моряков и рванулся к Чурилову.

— Я те дам — за ноги,— спокойно произнес Грицько-черкасин и сунул под нос матросу дуло пистоля. Ватажники окружили мо­ряков, оттеснили их.

А город кипел. Народ собирался около домов богатых, врывал­ся во дворы, ломал окна и двери. У дворца второго масария, бан­кира Фиеоко, собралась огромная толпа. Более всего было жен­щин из предместий. Большие железные ворота со скрипом раска­чивались под напором человеческих рук, но не поддавались. Несколько мужчин бросились за бревном, чтобы им, как тараном, разбить замки. Женщины вздымали руки к окнам дворца и кри­чали:

— Мы пухнем с голоду, а они жиреют!

— Кладовые от снеди ломятся!

— Хлеба! Хлеба — голодным!

Кто-то поднял с мостовой увесистый камень и метнул его в ши­рокое окно. Брызнуло цветными осколками венецианское стекло. Кто-то протяжно взывал:

— Бе-е-ей!

Толпа раздалась, пропуская людей с бревном. Заухали гулко удары. Ворота, не выдержав мощного напора, распахнулись, и лю­ди, словно полая вода весной, что рвет и ломает все на своем пу­ти, хлынули во двор. Затрещали обитые медью и бронзой двери, качнулись внутрь, сорвались с петель и упали в коридор. Топая по створкам, люди неслись через вход с криками:

— Рви горло кровопийцам!

— Берегись, большебрюхие!

А на дворе толпа неистово орала:

— А-а-а-а!

Всюду, на тихих улочках и на широких площадях, народ. Го­род горит. Из окон каменных домов вырываются снопы желтого пламени и взлетают к небу вместе с дымом, гудя и потрескивая.

Группы людей бегают по мостовой, орут невесть что, кто-то ко­го-то бьет, кто-то что-то тянет. То тут, то там слышится:

— Смерть паукам! Виват популюс!

По улицам стелется дым пожарищ.

СЕМЯ РАЗДОРА

Три дня осаждают крепость. Три дня Кафа во власти народа. Сокол, Ивашка и Семен Чурилов не уснули в эти дни ни на минуту. Да и ватага третьи сутки на ногах.

Со стороны слухи идут тревожные. Говорят, хан Менгли-Гирей послал вдогонку своему войску, ушедшему в набег, приказ вер­нуться. Из Львова перехватили гонца. Андреоло ди Гуаско нанял для консульства пятьсот шляхтичей, ведет их на Кафу, и будто через месяц жолнеры прибудут на место.

У Сокола на душе неспокойно. Ватажников вроде было много, когда жили они в куче у Черного камня, а теперь разослал их во все концы города, и словно бы нет ватаги. Растворились люди сре­ди горожан.

Рыбаки в море не выходят, ждут, когда появятся покупатели на рыбу. А покупателей нет, рынки пустуют. Не работают и наем­ники, к кому наниматься — неизвестно. Мастеровые тоже забро­сили свои дела. Люди подкормились в богатейских подвалах, сде­лали кой-какой запасец и живут пока. Ждут, когда объявится вольная власть.

Вечером третьего дня атаман, Ивашка, Никита и Семен Чури- ловы собрались на совет. Позвали Федьку Козонка, Кирилла и Грицька-черкасина.

Стали думать, как дальше быть.

— Завтра же торговлю начинать надо,— заговорил Семен,— рынки открыть, лабазы.

— Нужно бы с народом тутошним договориться. Ты, Кирилл, иди к рыбакам. Тебе, Грицько, придется с наемниками поговорить, а Федька сходит к мастеровым. Поняли?

— Я понял, атаман,— ответил Грицько,— только как я с наем­никами балакать буду? Языка ихнего не знаю.