Вольные Мальцы

— Сиди, не двигайся! Шевельнешься — упадешь с лошади!

— Это заклятье? Ты ведьма? — Мальчик бросил хлыст и вытащил из-за пояса длинный кинжал. — Смерть ведьмам!

Он рывком погнал коня вперед, и случилось одно из таких особых длинных мгновений, когда вселенная говорит: «оп-па», и, по-прежнему сжимая кинжал, мальчик скатился с коня в снег.

Тиффани знала, что дальше будет. Голос Роба отдался эхом среди деревьев:

— Вот щас ты попал, друган! Дайте ему!

— Нет! — завопила она. — Не трожьте его!

Мальчик отползал от Тиффани назад, не сводя с нее полных ужаса глаз.

— Я тебя правда знаю, — сказала она. — Тебя на самом деле зовут Роланд. Ты сын Барона. Говорили, что ты погиб в лесу…

— Не надо про это!

— Почему?

— Плохое случится!

— Оно уже случилось и продолжается, — ответила Тиффани. — Слушай, я здесь, чтобы спасти своего…

Но мальчик уже был на ногах и бежал прочь от нее, вглубь леса. Обернулся и крикнул:

— Отстань от меня!

Тиффани помчалась вслед, перепрыгивая через заснеженный бурелом, увидела мальчика впереди, он перебегал от дерева к дереву, пытаясь прятаться за ними. Потом остановился и поглядел назад.

Тиффани подлетела к нему с разбегу, со словами:

— Я знаю, как тебя отсюда вытащ…

… и начала танцевать.

Ее рука была в руке попугая. Или, по крайней мере, кого-то с головой попугая. Ноги сами несли Тиффани, двигаясь в идеальном ритме. Исполнили быстрый, легкий поворот, и теперь ее рука оказалась в руке павлина. Или, по крайней мере, кого-то с головой павлина. Она бросила взгляд через его плечо и поняла, что находится в зале — нет, в бальном зале, и этот зал наполнен танцорами в масках.

А, подумала она. Еще один сон. Смотреть надо было, куда бегу.

Музыка звучала странно. В ней был ритм, но приглушенный и причудливый, как будто играли задом наперед и под водой музыканты, которые никогда прежде не видели своих инструментов.

Тиффани надеялась, что на танцорах маски. Она заметила, что сама смотрит сквозь глазные прорези — хотелось бы знать, какая маска на ней. И еще на ней было в длинное платье, и оно поблескивало.

О-Кей, подумала Тиффани, тщательно следя за своими мыслями. Там был дрём, а я его в спешке проглядела. И сейчас я во сне. Но это не мой сон. Дрём должен сплетать его, пользуясь моими воспоминаниями, а там ничего подобного и близко нет…

— Фва ваа фвах ваа вха? — сказал павлин. Голос его был как музыка. Звучал почти словно голос, но не был им.

— О да, — сказала Тиффани. — Прекрасно.

— Фваа?

— О. Эмм… Вафф фавф фвафф?

Это вроде бы сработало. Павлиноглавый танцор слегка поклонился, грустно сказал:

— Мва ваф ваф, — и убрел прочь.

Где-то здесь находится дрём, сказала Тиффани себе. И он, должно быть, неслабый. Это большой сон.

Однако маленькие детали не удались. В зале были сотни гостей, но те, что вдали — хоть и двигались вполне нормально, были как те деревья: цветные пятна и полоски. Правда, чтобы заметить это, надо было смотреть очень внимательно.

Первое Зрение, думала Тиффани.

Гости в ослепительных костюмах и разнообразнейших масках спокойно проходили мимо нее под руку друг с другом, словно Тиффани была одна из них. Те, что не присоединились к новому танцу, направлялись к длинным столам, которые тянулись вдоль стены холла и ломились от яств.

Такие кушанья Тиффани видела только на картинках. На ее родной ферме никто не сидел впроголодь, но даже в самые изобильные дни — на Страшдество или сразу после осеннего урожая — она не видала такого зрелища. Еда на ферме в основном разных оттенков белого и коричневого. Никогда не ярко-розовая или голубая, и никогда сама собой не трясется.

Там было что-то на палочках, и что-то блестящее и мерцающее в чашах. Ничего простого. На всем был крем, либо шоколадные завитушки, либо тысячи маленьких разноцветных шариков. Все было или плетеное, или глазурованное, или добавлено к чему-то, или смешано с чем-то. Это была не пища. Это было то, во что превращается еда, если вела себя хорошо и попала в пищин рай.

Угощение предназначалось не просто для объеденья, но и для загляденья. Его обрамляли громадные сооружения из цветов и горы зелени. Прозрачные скульптуры высились, как ориентиры для путника, среди этого пейзажа лакомств. Тиффани протянула руку и дотронулась до сверкающего петуха. Он был изо льда, влажный под ее пальцами. Там и другие были: жизнерадостный толстый человечек, ваза с фруктами — все изо льда, лебедь…

Тиффани на миг почувствовала искушение. Кажется, прошло много-много времени с тех пор, как она ела. Но эта еда слишком очевидно была вовсе не едой. Это была приманка. Она специально говорила: здравствуйте, милые детки. Ешьте меня.

Я начинаю соображать в этих вещах, подумала Тиффани. Хорошо, что тварь не подумала о сыре…

…так вот же он, сыр. Внезапно… сыр все время был здесь.

Тиффани видела в Ещегоднике рисунки, где изображалось множество разных сыров. Она сама была мастером, и всегда хотела узнать, каковы на вкус другие сорта. То были чужедальние сыры со странно звучащими названиями, вроде Тройной Виббли, Ваней Лакомый, Старый Аррг, Красный Расползан и легендарный Ланкрский Голубой, который следует прибивать к столу гвоздями, а то он будет нападать на другие сыры.

Только попробовать на язык — вреда не причинит, конечно. Это не то же самое, что сьесть, правда ведь? Я же контролирую себя, так? Я этот сон вижу насквозь, разве нет? Поэтому он на меня не подействует, а?

И вообще… Ну кто может польститься на сыр?..

Окей, дрём положил его сюда, как только я об этом подумала, но…

Нож для резки сыра уже был у нее в руке. Она и не помнила, как взяла его.

Капля холодной воды упала ей на руку. Это заставило Тиффани поднять взгляд к ближайшей ледяной скульптуре.

Сейчас это была пастушка, в большой шляпке и знакомом платье с переметными сумками. Тиффани точно знала, что это был лебедь, когда она смотрела на скульптуру прежде.

К ней вернулся гнев. Меня почти одурачили! Тиффани снова поглядела на нож для сыра.

— Будь мечом, — сказала она.

В конце концов, дрём только создает грезу, а грежу я сама. Я реальна. Частица меня не спит.

Бряк!

— Поправка, — сказала Тиффани. — Будь мечом, который не слишком тяжел.

И на сей раз у нее получилось то, что можно держать в руке как следует.

Среди зелени, украшавшей стол, раздалось шебуршание, высунулась физиономия в обрамлении рыжих волос и прошептала:

— Тсс! Не ешь канапе энти!

— Долго вы на сей раз!

— Эччч, тута хитрюший старющий дрём, — ответил Роб Всякограб. — Нас не пускали в сон, пока мы не оделись подобающе.

Он раздвинул зелень и вышел с очень глупым видом, в смокинге и галстуке бабочкой. Вокруг зашуршало еще больше, и другие пиктси стали выбираться из зелени. Они слегка напоминали рыжеголовых пингвинов.