Вольный народец

У Тиффани не хватало сил поднять тяжелое деревянное ведро, когда оно было наполнено.

«Так, — подумала она. — Они настолько же сильные, насколько и быстрые. И меня это нисколько не беспокоит».

Она присмотрелась к большим деревянным балкам, перекрывавшим комнату, — просыпалось немного пыли, как будто там что-то быстро промчалось.

«Думаю, что должна положить этому конец прямо сейчас, — решила Тиффани. — С другой стороны, не будет никакого вреда, если я подожду, пока все ведра не наполнятся».

— А потом я должна буду наложить дров в корзину на кухне, — сказала она громко.

Можно было попытаться.

Она возвратилась к сбиванию и даже не потрудилась обернуться, когда услышала еще четыре хлюпа за спиной. И она не оглянулась, когда услышала легкое вуш-вушш и грохот загружаемой корзины. Она повернулась только тогда, когда шум прекратился.

Корзина была полна до потолка, в ведрах плескалась вода. Рассыпанная мука была истоптана массой следов.

Она прекратила озираться. У нее было чувство, что за ней наблюдали чьи-то глаза, много глаз.

— Э… спасибо, — сказала она. Нет, это было неправильно. Она волновалась. Она бросила мешалку для масла и встала, пытаясь выглядеть настолько жестокой, насколько было возможно.

— И что там по поводу нашей овцы? — сказала она. — Я не поверю, что вы действительно сожалеете, пока не увижу, что овца вернулась!

Из загона послышалось блеяние. Она выбежала в сад и посмотрела за изгородь.

Баран возвращался задом наперед на большой скорости. Он пролетел остаток пути до изгороди и рухнул, потому что человечки отпустили его. Один из рыжеволосых появился на мгновение на бараньей голове. Он злобно плюнул на рог, потер его клетчатым килтом и исчез, как размытое пятно.

Тиффани в задумчивости пошла назад к маслодельне.

О, когда она возвратилась, масло было сбито. Не только сбито, но и разложено на дюжину ласкавших взгляд сочных золотых брусков на мраморной доске. И на каждом даже лежало по веточке петрушки.

«Они домовые?» — задалась вопросом девочка. Согласно «Волшебным преданиям» домовые бродили вокруг дома, делая хозяйственные работы в обмен на блюдце молока. Но на картинке они были радостными маленькими существами в длинных острых капюшонах. Рыжеволосые человечки выглядели так, как будто молока никогда в жизни не пробовали, но можно было попытаться.

— Хорошо, — сказала она громко, все еще чувствуя скрытых наблюдателей, — дело сделано. Спасибо. Я рада, что вы раскаиваетесь.

Она взяла одно из кошачьих блюдечек из горы грязной посуды, тщательно вымыла его, наполнила молоком с сегодняшней маслобойки, поставила на пол и отступила.

— Вы домовые? — спросила она.

Воздух задрожал. Молоко расплескалось по полу, блюдце завертелось волчком.

— Я заберу это, если вам не надо, — сказала Тиффани. — Тогда кто же вы?

Ответа не последовало.

Тиффани легла и посмотрела под раковиной, а потом заглянула за полки с сыром. Она ощупала взглядом все темные уголки в комнате. Чувствовалось, что она пустая.

«Сдается, что нужно заплатить еще целое яйцо за науку», — подумала девочка.

Тиффани сотни раз ходила из фермы в деревню по крутой дороге. Там не было и полумили, и за столетия телеги стерли ее так, что она больше походила на овраг в мелу, а в сырую погоду превращалась в молочную реку.

Тиффани была на середине спуска, когда начался сусуррус. Живая изгородь зашелестела без ветра. Жаворонки замолчали, и хотя она раньше не обращала внимания на их пение, наступившая тишина стала шоком. Нет ничего более громкого, чем конец песни, которая звучит всегда.

Девочка посмотрела в небо: оно сияло, как алмаз, оно искрилось, и воздух стал ледяным так быстро, как будто Тиффани упала в прорубь.

Потом появился снег под ногами и снег на изгородях. И стук копыт совсем рядом с ней. Лошадь скакала по снегу за оградой, которая внезапно стала только белой стеной. Внезапно цокот копыт смолк. Секунду стояла тишина, а затем лошадь приземлилась на тропе, оскальзываясь на льду. Она встала на дыбы, и наездник развернул ее лицом к Тиффани. Сам же наездник не мог развернуться лицом к Тиффани. У него не было никакого лица. У него не было никакой головы, чтобы было лицо.

Тиффани побежала. Ее ботинки на бегу скользили по обледеневшему снегу, но ее ум оставался холодным, как лед. У нее было две ноги, чтобы скользить по льду, — у лошади было в два раза больше ног для скольжения. Девочка видела, как лошади поднимаются на этот холм в гололедицу. У нее был шанс.

Услышав сзади хриплое свистящее дыхание и ржание лошади, она рискнула оглянуться. Лошадь следовала за ней, но медленно, наполовину идя, наполовину скользя. От нее валил пар.

На середине спуска тропа проходила под аркой из деревьев, теперь под тяжестью снега похожих на облака. А дальше, знала Тиффани, — участок ровной дороги. Безголовый человек поймает ее на ровном месте. Она не знала, что случится после этого, но была уверена, что встреча будет неприятно короткой.

Снежный ком свалился на нее, когда она миновала деревья. Тиффани решила бежать дальше, ведь она хорошо бегала. Она могла бы добраться до деревни.

Но когда доберется, что будет там? Ей никак не успеть добежать до двери. И люди закричат и кинутся прочь. Темный всадник не был похож на того, кто будет много разговаривать. Нет, она должна разделаться с ним.

Если бы только она взяла с собой сковороду.

— Сюда, мелкая карга! Стой щажже!

Она огляделась.

Крошечный синий человечек высунул голову из снега наверху изгороди.

— За мной гонится Всадник без головы! — крикнула она.

— Он ничего не сделашь, милка. Стой, где стоишь. Смотри му в глазы!

— У него нет никаких глаз!

— Кривенс! Ты ведьма или где? Смотри му в глазы — и он не пройдешь!

Синий человечек нырнул в снег.

Тиффани развернулась. Всадник несся под деревьями, на ровном месте лошадь чувствовала себя увереннее. В его руке был меч, и он смотрел на Тиффани глазами, которых не было. Снова раздалось хриплое дыхание, очень неприятное на слух.

«Человечки наблюдают за мной, — подумала она. — Я не могу убегать. Бабуля Болит не побежала бы от штуковины без головы».

Она сжала кулаки и посмотрела свирепо.

Всадник остановился, как будто озадаченный, а затем тронул лошадь.

Оранжево-синяя фигура, более крупная, чем остальные человечки, вывалилась из деревьев. Она приземлилась лошади прямо между глаз и в каждую руку захватила по уху.

Тиффани услышала крик человечка:

— Я те перхоть из главы вытряхну, брюква! [7] С поклоном от Большого Яна! — и он врезал лошади между глаз своей головой.

7

Из словаря Нак Мак Фиглов:

Scuggam (очень нехороший человек) — брюква. (Прим. пер.).