Вольный стрелок
Шрифт:
Размечталась.
– Потом, девушка, потом, – остудил я Женьку. – Некогда сейчас. Дело важное.
– У тебя всегда дело. А после него обязательно еще дело, – расстроилась она. – А после этого дела новое дело. А как дело до девушки доходит, так сразу опять другое дело начинается. Ну и дела!..
– Не запуталась? – посочувствовал, наливая ей кофе.
– Я-то нет. А ты, похоже, запутался.
– И в общем, и в целом, – признался я. – Опять Серый вляпался. Ночью не сплю, днем не обедаю.
– Знаю, мне батыр по дороге рассказал. Да брось ты, – отмахнулась Женька, подбираясь ко мне поближе. – Ты их одной левой развалишь. Особенно
– Не расслабляйся – завтра обратно полетишь…
– Щаз-з! Уже полетела. В кои-то веки как белый человек на Черное море выбралась!..
– Завтра полетишь обратно. И чем скорее сделаешь дело, тем скорее вернешься. – Это я на такой стимул ей намекнул. Но честно добавил: – Правда, опять ненадолго. Здесь скоро плохо будет.
– А ты?
– Я договор подписал. Во такой вот. – Я развел пошире руки, потому что не знал, куда их девать – всюду были Женькины прелести. – Так что если живыми удерем, можешь меня сватать – богатый буду…
– Ты бы, кстати, к этой поре с бабами своими разобрался. Вот Лариска тебе сигареты прислала…
– А я теперь трубку курю. В сакле.
– А Лялька твоя – зас…
– Не преувеличивай, она не такая.
– Как же! Малолетка, а тоже сюда рвется. Серому помочь. Согреть его своим юным дыханием, одеяльце ему на рассвете подоткнуть…
– Угомонись, ты сейчас кофе на меня выльешь.
Но Женьку в ревности и гранатометом не остановишь.
– А Яна твоя просила передать, что… Впрочем, я не советую.
– Да, я чужие объедки не подбираю, стало быть.
– Ты это слово – объедки – не совсем правильно произнес. Надо сказать…
– Не надо. По существу ведь верно.
– А Максимыч опять целительством занялся. Болезнь века лечит – импотенцию. Тебе не надо?
– Все! От винта! Стало быть, в Москве соберешь мне всю информацию, какую сможешь, о Мещерском (Князь), об Арчиле Мамаладзе (Анчар), о прекрасной девушке Вите Боровской. – Я помолчал. – А также о некоем крупняке Баксе. Он же когда-то Угаров, Степняк, Лацис. Но это крайне осторожно, через десятых лиц. Возьми за горло Федорыча и Светлова. От моего имени. Если что, пригрози, мол, иначе Серый сам приедет. Через три дня я тебя встречу этим же рейсом. Убери руки…
– Я задумалась, – постаралась покраснеть Женька. – Говори дальше.
– Запомни адреса, – я показал ей бумажку, – это жилища Мещерского. Наведи справки на предмет их неприкосновенности. Обратись к Василию Ивановичу (малая дача), Семену Михайловичу (большая) и Михаилу Васильевичу (московская квартира). Не перепутай.
– Чего тут путать? Герои гражданской войны, пламенные революционеры. Все?
– Береги свою рыжую голову…
Постучался Анчар. И долго не входил – деликатный. Женька со вздохом, лениво соскользнула с моих колен. Вовремя, кстати. Кто сказал, что Серый железный?..
– Иди с хозяином ракушки ловить, – пророкотал Анчар, – и рыбу. Сегодня красивый гость у нас – морской день устроим.
– Рыбный, что ли? – спросил я, вставая. – Не надоело? Я уже чешуей покрываюсь. И ноги срастаются. Как у русалки.
Анчар покачал головой – посочувствовал – и вышел хлопотать о застолье.
– Ты с ним поосторожнее, – посоветовал я Женьке. – Бандит все-таки.
– Кунак уже, – поправила Женька. – Полюбил меня.
– Он рыжих не любит.
Боится.– А ты? – Она подошла вплотную. Положила руки мне на плечи, потянулась губами. – Опять скажешь – некогда? Стало быть…
– Опять, – вздохнул я, отдирая ее гибкие руки. – Надевай купальник, я тебя на берегу подожду.
– Жди здесь, я не стесняюсь, – она сбросила платье, под которым практически ничего не было.
Я зажмурился, как от яркого солнечного света, и вышел, стукнув лбом в дверь.
– Ворон сообщает, шеф: на вилле появилась вторая женщина. Предполагает, что это сотрудница Серого. Какие указания?
– Брать Серого.
– Может, лучше – сотрудниц?
– Вы бабник, Капитан?
– Когда надо, шеф.
– Вот когда будет надо, я вам первому шепну. Перед строем.
– Понял!
Мы сидели на скамье, ждали Женьку. Она явилась перед нами в купальнике! «Иде ж той купальник? Нема його ни спереду, ни сзаду. Срам один».
Мещерский охнул и встал ей навстречу. Анчар, согнувшийся над мангалом, начал медленно выпрямляться, роняя себе на ноги буковые поленья.
– Какая красивая девушка, – громко сказала мне Вита.
– Что я против вас? – грустно-скромно уронила Женька, надевая ласты. Блеснула зеленью глаз. – Зато мой Серый покраше и покруче вашего мужчины будет. Не зря я даже один раз в него влюбилась. Пошли? – И, задирая ноги в ластах, как большая красивая лягушка, пошла в воду.
Вита улыбнулась и пошла за ней.
За ракушками мы ныряли с Мещерским по очереди. Вита и Женька, лежа на воде, держали раскрытую сетку, куда мы складывали добытых ропанов. Нырять за ними девчонкам мы не позволили – слишком опасная глубина. Нам с Мещерским даже приходилось подстраховывать друг друга: один погружался до дна, а другой – где-то до середины, чтобы не терять ныряльщика из виду и в случае чего успеть прийти на помощь.
Глубина такая, что, достигнув дна, удавалось проплыть над ним всего несколько метров – подобрать пяток ракушек и, если повезет, ухватить зазевавшегося краба – и сразу же наверх, изо всех сил работая ластами. А воздуха в легких уже так не хватает, что, кажется, весь сейчас взорвешься – разорвет грудь, барабанные перепонки и глаза выкинет из орбит. Самое главное в этот момент, когда вылетаешь на поверхность, сделать не вдох, как того безумно требует задыхающийся без кислорода организм, а резкий выдох, чтобы вышибить воду из трубки. Иначе хватишь ее жадными легкими – мало не покажется. Вдали от берега…
Обогатившись добычей, мы поплыли обратно. Женька держалась впереди меня и иногда ныряла и плыла под водой тем самым «дельфином», который я так и не освоил. Это было очень красиво – руки вытянуты вперед, стройное золотистое тело в зеленой воде волнообразно изгибается, длинные ноги, сжатые вместе, работают, как русалочий хвост. Очаровательное зрелище! У берега Женька подплыла ко мне, вынула изо рта загубник трубки, брезгливо потрогала сетку, туго набитую ропанами:
– Я это есть не буду. Я вам не тюлень.