Волонтер
Шрифт:
– Может, так оно и есть, – глядя в одну точку, прошептал Кноспе, рука которого снова потянулась к груди.
– Станислав Давидович, я, безусловно, понимаю, что это не мое дело, но завязывали бы вы с выпивкой, – глядя на профессора, посоветовал Павлов. – Алкоголь еще никогда не способствовал решению проблем. Не сочтите меня за проповедника, но мир, окружающий вас, не настолько мрачен, чтобы запереть себя в четырех стенах, растворить в бутылке.
Кноспе уныло качнул седой головой – возражать ему было нечего.
– Вы же долгое время преподавали в институте. У вас
– Это хорошая мысль. Но ты мне не ответил, что собираешься делать с Назой, – настойчиво проговорил бывший профессор.
– Если проверка покажет, что в ее действиях содержатся признаки преступления, то она будет отвечать по закону. От меня тут уже ничего не зависит.
Павлову не без труда удалось выдержать пронзительный взгляд старика.
– Проверка, – чуть ли не по слогам проговорил Кноспе, как будто никогда ранее не слышал этого слова.
Его дыхание вновь участилось.
– Конечно, проверка!.. Давно пора. – Он закряхтел, растирая морщинистую кожу на запястье.
– Вы говорили, что у Амировой проблемы с сыном.
– Это самая больная тема. Парню пятнадцать лет. Некоторое время назад ему была сделана операция. Наза не знала подробностей этого хирургического вмешательства.
– Что это была за операция?
– Сергею трансплантировали сердце, – с трудом ответил старик и добавил уже тише: – Только Наза не имела ни малейшего представления о том, кто являлся донором. Если бы она была в курсе, то эта операция не состоялась бы. Но история, как говорится, не терпит сослагательных наклонений. Сережа жив. Только…
– Что «только»? – резко спросил Артем.
Кноспе неожиданно стал растекаться по своей коляске.
– Павлов! – прохрипел он. – Только я один знаю это. Если я умру, ты обязан будешь сказать ей. Она должна знать!..
– Я вызову «Скорую», – сказал Артем.
– Нет, послушай, у меня в гостиной на шкафу синяя папка на кнопках. Толстая такая. Возьми ее, там документы. Если что, отдай их Назе, расскажи ей, как я любил ее. Там найдешь завещание и еще…
Адвокат бросился к профессору, не дал ему упасть. Лицо Станислава Давидовича из бледного становилось багровым, глаза выпучились.
– Павлов!.. – Он захрипел, продолжая сползать на пол.
Костлявые руки старика тянулись к горлу, словно в его глотке что-то застряло, перекрыло доступ кислорода.
Артем мгновенно выхватил сотовый.
– «Скорая помощь», говорите, – прозвучал усталый женский голос.
Отчитался
Виктор Анатольевич нежился в бассейне при собственной сауне, когда в дверь постучался охранник и сообщил, что к нему посетитель.
– Кто там еще? – недовольно пророкотал Коробов.
– Господин Ремезов. Говорит, вы его ждете.
– Ладно, пусть заходит. – Коробов ругнулся про себя.
Повод, по которому ему пришлось договариваться о личной встрече с Михаилом, был неприятным. Но по телефону вопросы подобного рода не обсуждаются. Это слишком рискованно. Пусть даже классные специалисты постоянно проводят скрупулезные
проверки системы связи, но осторожность еще никогда никому не повредила.В помещение, нагретое теплым воздухом, просунулась голова Ремезова.
– Можно?
Виктор Анатольевич с легким презрением поглядел на своего подчиненного. Невысокий, но жилистый, с подстриженными под каре волосами, в очках и неброской одежде, он был похож на студента-переростка, эдакого ботаника. Но колючий взгляд глубоко посаженных глаз и тонкие бескровные губы говорили об обратном. При взгляде на него в голове у Коробова зачастую возникал образ громадной крысы, высунувшейся из канализационного коллектора, голодной и беспощадной.
Ремезов растянул губы в принужденной улыбке, которая вызывала у Коробова единственное желание – как можно быстрее выставить его обратно за дверь.
– Я догадываюсь, зачем вы решили меня вызвать, Виктор Анатольевич, – сказал Михаил, учтиво склонив голову.
– Ну да. Экстрасенс ты мой ненаглядный, – процедил негласный директор фонда. – Обгадился, да? Живучий оказался паучок-то твой?
Ремезов театрально вздохнул, но Виктор Анатольевич не увидел в глазах мужчины, стоявшего перед ним, ни капли раскаяния.
– Неувязочка вышла. Я уже дал команду.
– Какую команду?! – взревел Коробов, хлопая громадным кулаком по воде.
Удар был такой силы, что брызги разлетелись далеко во все стороны и попали на Ремезова.
Бормоча ругательства, Виктор Анатольевич стал выбираться из бассейна.
– Подай!.. – буркнул он, не уточняя, о чем говорит.
Ремезов мгновенно все понял и протянул ему белый махровый халат, висевший у двери.
Коробов тяжело плюхнулся на кожаный диван.
– Если этот докторишка ляпнет что-то про ваши дела, я собственноручно закопаю тебя живьем, Миша, – сказал он совершенно спокойно, ухватился толстыми пальцами за стакан со свежевыжатым апельсиновым соком, сделал долгий глоток. – Ты меня понял?
– Да.
– Сока не хочешь?
Ремезов замотал головой. Коробов сделал еще один глоток, и черты его лица разгладились.
– Кого ты подбираешь? Каким образом? – мягко полюбопытствовал он.
Густая янтарная жидкость подействовала на него как успокоительное.
– Этому дурачку на драндулете в тире из воздушки стрелять надо! Тоже мне, киллер нашелся!
– Виктор Анатольевич…
– Накажешь этого дилетанта на мопеде. Обязательно закрой вопрос с врачом! Мне эта тема уже поперек горла стоит. – Коробов провел ребром ладони по своей массивной шее, на которой висел серебряный крестик.
– Сегодня-завтра все будет сделано, – заявил Ремезов.
– А не облажаешься? – с прищуром спросил Виктор Анатольевич. – Смотри, у тебя последний шанс реабилитироваться.
– Я все понял.
– Ладно. Что дальше?
– Та девчонка… Алла Одинцова.
Коробов скривил физиономию, словно испытывая сильную зубную боль.
– Ну?..
– Она лазила в архив, начала опрашивать других волонтеров, мол, что да как. Виктор Анатольевич, тут к гадалке не ходи, она на Павлова работает. Ее тоже убрать нужно.