Волонтеры Челкеля
Шрифт:
– Не задавайтесь, – Берг на мгновение обернулась, и Ростислав заметил, что от прежнего волнения на ее лице не осталось и следа. – Вы даже на Дон Кихота не похожи, Ростислав Александрович, – слишком мрачны…
– Зато ваш Косухин – весельчак! – ляпнул капитан.
– Мой Косухин, – мечтательно повторила девушка и рассмеялась.
Арцеулов, невнятно пробормотав о желании покурить на свежем воздухе, поспешил подняться наверх.
У рубки было пусто и тихо. Обстрел прекратился, над полигоном повисла звенящая, почти невероятная тишина. Внезапно где-то совсем рядом послышался стук металла. Капитан резко оглянулся: бородатый
– Я отправил всех на авто, – сообщил он. – Господин капитан, вы не поможете? Честно говоря, я не занимался этим делом еще с училища…
Арцеулов вздохнул и пошел к пулемету, прикидывая, где лучше будет его установить.
Косухин не терял времени, приказав установить под покровом ночи несколько рядов мин, оставив лишь неширокий проход, обозначенный ветками. Именно по этому проходу прошли парламентеры – двое солдат в серых шинелях с меховым воротниками и офицер в такой же шинели, но с большими красными петлицами и в меховом кепи. Разговаривали долго, но с прежним результатом: сдавать полигон китайским милитаристам Степа не собирался. Время шло, китайцы молчали, но Косухин, не веря этой тишине, приказал всем укрыться в окопе – и вовремя. Что-то грохнуло, затем еще, и на позиции обрушились первые снаряды.
Кое-кто сплоховал – выскочил наружу и тут же был скошен осколками. Вокруг завопили, и над окопами пронеслась хорошо знакомая Косухину бессмысленная и страшная фраза: «Братва! Окружают!». Тем временем китайцы быстро и деловито занимали позиции прямо по гребню холмов. Теперь окопы были под прицелом вражеских пулеметов.
Степа, устав ругаться и агитировать, присел в траншее и задымил «козьей ногой». Здесь его и нашел фельдфебель Гаврилов, поспешивший сообщить, что уже без пяти минут двенадцать, а значит, пора начинать эвакуацию. Слово «эвакуация» было произнесено особо выразительно.
Косухин взглянул на вождя здешних революционеров так, что тот мгновенно прикусил язык, после чего заметил, что все паникеры будут, как и положено в подобных случаях, отправлены прямиком «в штаб Духонина». Гаврилов не понял. Степе решил уделить минуту-другую истории славных событий 17-го года, но не успел. Очередной разрыв снаряда обильно посыпал их сухим красноватым песком, и читать политграмоту расхотелось. Косухин решил пройтись по окопам, дабы лично подбодрить народ и укоротить паникеров, как вдруг сообразил, что уже наверняка полдень. Часов у Степы не было, он хотел уточнить время у одного из офицеров, возившегося поблизости с непослушной пулеметной лентой, как вдруг почувствовал, что земля начала мелко дрожать. В первую секунду подумалось об очередном обстреле, но затем откуда-то сзади донесся низкий протяжный гул.
«Мономах»!
Забыв об опасности, Степа высунулся из окопа и обомлел. Стройный силуэт ракеты был окутан паром, воздух дрожал, и ракета словно расплывалась в неярком зимнем небе. Сверкнуло пламя, и Косухин вдруг понял, что именно там сейчас находится его брат. Испугаться Степа не успел – «Мономах» дрогнул и, медленно начал подниматься над окружавшими его стальными фермами.
Стрельба стихла. Теперь уже весь отряд смотрел на величественно поднимавшегося ввысь серебристого гиганта. Степа оглянулся: китайцы, выйдя их окопов, тоже глядели на полигон.
«Мономах» уже не стоял – поднимался под землей.
Из сопел било невыносимо яркое пламя. Ракета уносилась ввысь. Кто-то крикнул «ура!», крик подхватили, солдаты, забыв обо всем, размахивали винтовками, беспорядочно стреляя в воздух. Сзади послышался ответный крик – китайцы махали руками, кто-то даже подкидывал вверх шапку с меховой опушкой.Там, где только что была ракета, теперь клубился дым, а в небе расплывался неровный белый след, ведущий прямо в зенит. То, что было минуту назад стройной серебристой громадиной, превратилось в еле заметную искру, тающую в белесом пространстве…
«Счастливо, братан!..» – подумал Степа и оглянулся. Солдаты спрыгивали обратно в окопы, возбужденно переговариваясь, кое-кто уже надевал вещевые мешки и закидывал за плечо винтовки. Косухин поглядел на китайцев, деловито занимавших позицию, и понял, что самое трудное только начинается.
– Комиссар! Надо уходить! Пора!
На этот раз кричали все вместе, слитно. Косухин покачал головой и достал наган. Крики немедленно стихли.
– Значит так, чердынь-калуга! На полигоне еще остались люди. Будем держаться, пока сможем. Вопросы?
Вопросов не было, но многие смотрели так, что Степа не пожалел о заранее приготовленном оружии.
– Все по местам! Кто побежит – пристрелю! Ясно?
Теперь уже действительно все стало ясно. Ворчащие солдаты разошлись по позициям. Медленно ползли минуты – одна, другая… пятая…
– Господин комиссар, разрешите?
К Косухину подошел один из офицеров – худой, как щепка штабс-капитан с солдатским Георгием на шинели. Степа, мысленно отметил всю нелепость подобного обращения, но протестовать не стал.
– Прошу не считать меня паникером, но, по-моему, нас обходят. С севера, там где озеро – минные поля. Уже минут пятнадцать там что-то взрывается. Вначале думал, снаряды, но потом понял: мины. Они расчищают проход.
– Ясно…
О подобной возможности Косухин подумал сразу, но очень надеялся, что неведомый ему генерал Мо по своей ограниченной классовой сущности не окажется столь сообразительным.
– Сейчас разрывы стихли, – закончил офицер. – Вы, как я понял, воевали, господин комиссар, так что оценивайте сами…
Степа кивнул, думая уже о другом. Через несколько минут отряд будет отрезан со всех сторон. Тем, кто на полигоне, помочь уже нечем. Косухин вспомнил о Наташе, но понадеялся, что у тех, кто остался в рубке, будет какой-нибудь транспорт, дабы вовремя уехать.
«А если нет? – вдруг подумал Косухин. – Если Наташе нельзя уходить?»
– Подготовиться к отходу! – крикнул Степа, хлопая себя по карманам в поисках патронов. У него был карабин, две обоймы и револьвер. На короткий бой хватит, а большего и не требовалось.
Приказа ждали. Вещевые мешки были уже за плечами, солдаты привычно разбивались по взводам, откуда-то вынырнул Гаврилов, но увидев Степу, поспешил убраться подальше. Косухин отправил прапорщика Остроумова к грузовику, приказав немедленно уезжать на условленное место встречи, напомнил офицерам и членам «штаба» маршрут – и вдруг понял, что сам уходить не должен. Там, где еще недавно стоял «Мономах», оставались люди. Там была Наташа. Степа медлил, солдаты нетерпеливо переглядывались, и вдруг по траншее прошелестело: «Обошли!». Косухин выглядел из окопа и увидел, как с севера, отрезая путь на полигон, быстро движется ровная густая цепь.