Волшебник и лесная Фея

Волшебник некоторое время, смотрел на пестрый калейдоскоп, разбросанный на его ладони, а потом взял наугад один из цветов, и на месте Феи оказалась бабочка, безмятежно и беззаботно то складывая, то раскрывая свои большие и хрупкие насыщенно-синие крылья. Подлетев к Волшебнику, она на мгновение приземлилась на его плечо и потом в легком и воздушном танце плавно направилась к линии заката… растворившись вдоль него… огромной нарастающей волной синие воды стали стремительно накрывать все то, что еще совсем недавно считалось ее миром…

Где-то совсем вдалеке Волшебник заметил бумажный кораблик, с которого звездный медвежонок неуклюже спрыгнул на гладкую белую спину, показавшуюся из синей пучины, и они медленно слились с горизонтом…

Перед тем как наконец закрыть свои усталые глаза, Волшебник еще долго смотрел на свет ночника за окном, вокруг которого уютно и душевно кружилось несколько ночных мотыльков.

«Спасибо Тебе за сегодняшний день и за сегодняшнюю жизнь, – пришло вдруг ниоткуда. – За ее уроки, победы и поражения, за боль, потому что она учит ценить долгожданную радость. За все мои формы и проявления, за всех моих учителей и учеников спасибо. Спасибо Тебе за все»… – И, почему-то добавив «Спокойной ночи, Фея», Волшебник сладко уснул.

Часть II. Несколько приятных воспоминаний

Глава I. В том месте, где пространство не ведает горизонтов (каждый волшебник когда-то был ребенком)

В том месте, где пространство не ведает горизонтов, в условиях полной невидимости, от мороза невольно потрескивала сама тишина.

Завернутая в бархат лепестков небесного колокольчика, Фея вглядывалась в молочную даль, где еще вчера были видны заснеженные вершины, возвышающиеся над застывшим сиянием высокогорных страстей.

Теперь же все соприкоснулось с первозданностью белого всерастворяющего ничего. И только отдельные снежинки, выделяясь на фоне отшлифованных добрыми ладонями перил, в сказочном рисунке сиюминутного танца возникали из ниоткуда и неслышно опускались в никуда. Вдоль скального обрыва, замершей громадиной водопада, срывающегося во глубины вселенской памяти.

Полная корзина зимних сказок стояла рядом, предвещая уютные вечера перед сном в окружении маленьких жителей ее мира. И, значит, сейчас было самое время похлопать в ладоши. Чтобы ничем не примечательное на вид облако, одно из многих, но тем не менее именно оно ледяными ступеньками развернулось к ее ногам.

Помахав Царству Зимних Сказок, Фея поспешно взобралась ввысь, подбирая мягкие лепестки богато одаренного метелью платья, и скрылась в веселом снежном потоке.

* * *

Тем временем день от небесно-голубого до насыщенно-сливового постепенно впадал в раскинувшееся, насколько хватало дыхания, умиротворение. То замирающее в величии горных вершин. То оживающее в вечернем шепоте перетекающей листвы. И в неуверенном еще сиянии первых звездочек она скрылась в густой гостеприимности Вечнозеленого Дуба, парящего на драгоценном куске полотна, расшитого тюльпанами во всем многообразии их оттенков от самого нежного до самого смелого.

– Э-хе-хеххххх, – тихо выдохнула Фея, бережно поглаживая мягкие волосы и мирный сон самого маленького проказника мира УиВ, мира Удивления и Волшебства. – Малыш сегодня опять палил из конфетницы по звездным медвежатам. Притворялся, что защищается от духов сумрака. А мог бы помочь им в приготовлениях к празднику. Или хотя бы не мешать, – со вздохом сказала она Оберегу, наблюдая в фонарное окно за тем, что сегодня успело произойти в их мире.

Оберег тоже вздохнул, но, ничего не сказав, просто улыбнулся в ответ и, положив голову на ее колени, погрузился в благодатное течение ночи.

Все будет хорошо, – эхом отозвалась в ее сердце его улыбка. – Все уже хорошо.

И действительно. Ему было хорошо с ней. Ей было хорошо с ним. Она служила для него вдохновением. А он для нее – исполнением. Партнеры, рука об руку помогающие друг другу в этом увлекательном путешествии с его неожиданными поворотами и захватывающими дух виражами.

Живая картина на стене отображала одну из их ранних встреч:

с ночными прогулками по берегу Тихого озера, вдоль которого самым душистым образом замерла жизнь всевозможных трав и цветов, скрывая в себе хрупкость сна благословляющих ее диковинных созданий;

с купаниями вдоль лунного пути в единении с теплым дыханием озера и немногословностью пряной июльской ночи;

с наблюдением за звездами и планетами с вершин исполинских сосен, таивших в своих соках историю солнечных и лунных миров;

с переживанием последних красок угасающего заката, тающим светом ознаменовывавшего смену их прежних миров новым. Потому что смерти нет. Потому что форма прекрасна и уважаема, но не является конечной. Потому что есть что-то большее, что в эту форму заключено. И это что-то бессмертно. Потому что, завершаясь в одном месте, мы тут же начинаемся в другом. И продолжаем, продолжаем совершенствоваться. И в жизни Феи и Оберега вырисовывался новый поворот, сменяющийся то бурлящим течением, то покоем прозрачных вод.

Я ухожу за горизонтс тобою, без тебя ли, вместе.И танец о любви плыветпо волнам изумрудных песен.Оранжевая сердцу дальперетекающим потокомсменяет желтый. Не печальюнаполнен этот вечер, – Богом…Закат уходит на покой,волной лаская наши мысли.Я бы не выбрала другоговсеокончанья дня. В молитвесмеется детство. Я егосквозь бури все же сохранила,и с легким сердцем отпустилапо волнам бегать… хорошо.

Колыбель ночи неторопливо плыла вдоль лунной дорожки на картине под мерцающие звуки ее голоса. Когда же мелодия окончательно стихла, Фея, еще раз проведя ладонью по местами непослушным волосам Малыша, поцеловала его в светлый лобик и бережно вернула неисправимого проказника в уют его очаровательного, как и он сам, домика, пропитанного запахом еловых шишек, из которых и был построен.

* * *

Следующее утро в мире УиВ было особенным, долгожданным, пропитанным ароматом выпечки, – а особенно ни с чем несравнимым запахом вишни. М-м-м. Ох уж эти вишневые пироги… – и предвкушением праздника. Праздника первого дня некалендарного лета, так же известного в этих краях как Сияние Желтых Лепестков.

В этом мире к приходу каждого времени года относились с непередаваемым вдохновением. Потому что искренне верили в то, что выход из водоворота рождений и смертей более вероятен не в отчаянной погоне за целью, но в полноте празднования самого процесса. И они праздновали.

И пышущую загаром и жизнью Лето, удивительным образом сочетающую в себе непосредственное озорство ребенка и утонченную грациозность юной красоты, здесь приветствовали самым солнцепропитанным и солнцедарующим образом.