Волшебники Маджипура

— А это много говорит о силе родственных уз, — заметил герцог Свор, — Ведь прокуратор, насколько я помню, б некоторой степени вам родня, не так ли, Престимион?

— Очень отдаленная, — ответил Престимион. — И с каждым часом становится все дальше. И все же одно-другое частное войско, плетущееся за Корсибаром, не делает погоды. Ведь народ с нами! С тех пор как Корсибар сделал себя короналем, мир знал одни только беды, и все об этом знают. Мирные граждане восстают против таких же мирных граждан, урожаи резко снизились, потому что люди ходят с оружием, вместо того чтобы ходить за плугом, правительство парализовано: неумелый корональ и безвольный понтифекс…

— И это прискорбнее всего, — сказал Гиялорис. — Старый Конфалюм, который был таким прекрасным короналем, теперь превратился в ходячую развалину и прячется в Лабиринте, пока его великолепный, ничего не стоящий сын разрушает мир вокруг себя! Что он должен обо всем этом думать? Я чувствую себя несчастным из-за того, что великое правление Конфалюма завершилось таким ужасным крахом.

— Возможно, он не имеет почти никакого представления о происходящем, — предположил Свор. — Я склонен считать, что какой-то маг Корсибара — скорее всего, Санибак-Тастимун — набросил на его разум непроницаемую завесу, и старик проводит дни и ночи, как во сне. Но все равно это очень печально для тех из нас, кто помнит, каким Конфалюм был прежде.

— Действительно, очень грустно, Свор. Какими странными путями все мы идем с тех пор, дружище! — поддержал Престимион.

В этот момент к нему подбежал рассыльный со свернутым свитком в руке.

Престимион взял у него депешу, развернул и пробежал глазами.

— Неужели новый эдикт лорда Корсибара? — спросил Септах Мелайн.

— Нет, ничего подобного. Это от нашего почтенного мага Гоминика Халвора и его сына. Они изучили предзнаменования и сообщают, что самое благоприятное место, для того чтобы дать сражение Корсибару, находится между Триккалами и Горой: это Тегомарский гребень в провинции Ганибайрда, неподалеку от озера Стифгад.

— Я знаю это место, — сказал Гиним Тапилпилский, — Туда можно попасть, если идти по Сайсивондэйлской дороге, а потом свернуть на восток, в сторону Лудинского леса. Там выращивают стаджу, лусавендру и другие подобные культуры. Там вы можете рассчитывать на самую сильную поддержку, мой лорд, среди фермеров, которые хотят одного лишь мира, чтобы возвратиться к своим пашням и лугам.

— Значит, мы пойдем на Тегомарскую равнину, — подытожил Престимион, — и пригласим Корсибара к себе.

— Престимион, скажите, — обратился к нему Септах Мелайн, — а приводят ли наши любезные маги какие-нибудь более веские обоснования предзнаменований, предсказывающих успех нашего предприятия?

— О да, — ответил Престимион, снова бросив мимолетный взгляд на свиток, который продолжал держать в руке. — Все знамения благополучны для нас. Тогда в путь! Провинция Ганибайрда! Озеро Сгафгад! Тегомарский гребень!

Для Престимиона восточный поход оказался как бы репетицией великого паломничества. Жители городов, попадавшихся по пути, приветствовали его как освободителя и громкими криками желали ему успеха во встрече с Корсибаром, когда он проплывал среди них, сидя в открытой парящей машине рука об руку с Тизмет.

Эти люди испытали великий страх, получив первые известия о приближении смерти понтифекса Пранкипина, и их страхи, как оказалось, были оправданны. Они верили, что за смертью старого императора последуют какие-то беды, и беды последовали. Маги предупреждали их о том, что наступит хаос, и хаос наступил. Из всех провинций приходили известия о борьбе различных партий, резком сокращении урожаев, массовом беспокойстве и даже панике.

Престимиону было ясно, что жителя Маджипура уже очень устали от борьбы между королями, которая принесла такой вред общему благосостоянию, привела к всеобщей неуверенности в завтрашнем дне и враждебности в обществе. Он также видел, что грех Корсибара — захват им власти — со временем получил все большее осуждение в народе. Все больше и больше людей и представителей других рас теперь считали Корсибара виновником всех бед; причем не только те, кто принял на веру рассказ о том, что он является метаморфом, хотя таких было очень много. Не было практически никого, кто не желал бы возвращения мира к исконному порядку. И они с надеждой взирали на Престимиона, ожидая, что тот вернет все на свои места.

А ведь они получали и ночные послания от Повелительницы Снов Кунигарды, в которых она клеймила позором Корсибара и Конфалюма и хвалила Престимиона. Слова Кунигарды все еще имели очень большой вес в мире, тем более что Роксивейл, новая Хозяйка Острова, пока еще не начала разговаривать со спящими умами. Судя по всему, Роксивейл смогла завладеть Островом, но так и не сумела утвердиться там в качестве Хозяйки.

Несмотря на то что все, казалось, складывалось в его пользу, Престимион вовсе не чувствовал уверенности в том, что корона Маджипура свалится ему в руку, словно созревший плод с дерева. Да, граждане планеты могли быть на его стороне. Народная поддержка тому делу, за которое он боролся, могла увеличиваться с каждым днем. Но это вовсе не обеспечивало ему безусловной победы. Все должно было решиться лишь при встрече со всеми силами армии Корсибара. На востоке его ждал страшный противник.

Маршрут восточного похода в значительной части совпадал с тем путем, каким Тизмет и Мелитирра двигались во время своего бегства из Замка, Женщинам не доставляло никакого удовольствия вновь видеть унылые места, пробуждавшие в них мрачные воспоминания о перенесенных тяготах, во время которых они не могли рассчитывать ни на чью помощь. Сейчас они, по крайней мере, путешествовали с большим комфортом, чем прежде, и в безопасности. Город за городом миновали они по пути: Катриан, Фрист, Дрон, Гунзимар, Ганнамунду, Кессилрог, Скейл, а потом вышли на засушливое пыльное Сайсивондэйлское плато и прибыли в город Сайсивондэйл.

В Сайсивондэйле, тоскливом средоточии похожих как две капли воды гигантских пакгаузов, с улицами, единственным украшением которых служили мрачные пыльные камагандовые пальмы и прозаические кусты лумма-лумма, сторонники культа Зрящих устроили для Престимиона большой фестиваль, который назвали Шествием Святынь. Отказаться от участия в нем значило бы нанести верующим тяжелое оскорбление, и поэтому Престимион занял предложенное ему почетное место, с которого взирал на проходивших мимо певцов и танцовщиков, девушек в белом, усеявших дорогу цветами халатинги, гигантскую женщину в крылатом облачении, несшую двуглавый священный деревянный посох, посвященных с выбритыми и намазанными блестящими кремами головами.

Мэр города объяснял ему каждый шаг церемонии, а Престимион торжественно кивал и следил за происходившим с видом самого глубокого интереса. Со спокойным видом, почти ничего не говоря, он смотрел, как мимо проносили священные предметы Зрящих: лампу, извергавшую фонтан пламени, змею на пальмовой ветви, человеческую руку с растопыренными пальцами, средний из которых был отогнут назад, огромный фаллос, вырезанный из цельного куска дерева, и все остальное. Даже после жизни в Триггойне все это произвело на Престимиона тревожное впечатление. Он видел безумие в экстатических прыжках танцовщиков, а объекты поклонения показались ему слишком странными, для того чтобы он мог принять их.

— Воззрите и поклонитесь! — кричали участники шествия.

И созерцавший молча Престимион услышал из толпы зрителей многоголосый ответный крик:

— Мы зрим! Мы зрим!

Потом проследовал Ковчег Мистерий, несомый на деревянном шесте двумя огромными скандарами, следом за которыми на своей колеснице из черного дерева, обильно украшенной серебром, проехал собственной персоной Провозвестник Мистерий, одетый в одну лишь полумаску, одна сторона обнаженного тела которого была выкрашена в золотой, а вторая — в черный цвет, державший символы своей власти — жезл, вокруг которого переплелись золотые змеи, в одной руке и кнут в другой.