Волшебный корабль
Шрифт:
— Папа?… — голос Альтии задрожал и сорвался.
Отец по-прежнему не отрывал от нее взгляда. Его губы дрогнули… шевельнулись… и он выдохнул свои последние земные слова:
— От…пус…ти…
…Брэшену довелось ходить некоторое время на корабле, чей старпом был жуть как ловок с деревянной дубинкой. Ее предназначением было — глушить крупную рыбу. Но тот старпом ею в основном оглоушивал — причем тихонько подобравшись сзади — своих подчиненных-матросов, которые, с его точки зрения, недостаточно рьяно трудились. Сколько раз Брэшен, сам того не желая, наблюдал вид и взгляд человека в тот момент, когда сзади на его череп обрушивалась увесистая деревяшка!.. И он отлично знал, как выглядит человек, чье сознание на миг погашено жестокой и неожиданной болью. Именно
— Папа… — снова прошептала она. Он навряд ли услышал. Его позвоночник выгнулся, грудь высоко вздымалась в отчаянной попытке вдохнуть… Все-таки он повернул голову к ней…
И, внезапно обмякнув, рухнул на твердые доски. Долгая битва окончилась. Последние отсветы жизни и борьбы за нее угасли в открытых глазах. Бесплотное тело распростерлось на палубе, словно стремясь впитаться в гладкое диводрево. Его пальцы соскользнули с заветного нагеля. Кефрия поднялась на ноги… Альтия же упала на тело отца, прижалась к его груди — и зарыдала. Отчаянно, никого уже не стыдясь…
И она не увидела того, что увидел Брэшен: поднявшись, Кефрия передала нагель спокойно ожидавшему мужу. Брэшен не мог поверить собственным глазам, однако же это было именно так. Кайл принял длинный деревянный гвоздь — и пошел прочь с таким видом, словно ДЕЙСТВИТЕЛЬНО имел право его нести!.. Был миг, когда Брэшен едва не бросился следом. Но потом решил, что быть свидетелем этому у него совершенно точно никакой нужды нет. С нагелем или без нагеля — «Проказница» оживет. Никуда не денется, оживет. Брэшену казалось, он уже ощущал происходившую с ней перемену. Деревянный гвоздь лишь ускорит дело, но не решит.
Гораздо больше Брэшена занимало другое. Обещание, которое он недавно дал умирающему капитану.
«Будь с нею, сынок… Ей понадобится твоя помощь. Помоги ей пройти… через это…»
Он-то в простоте своей думал — речь шла либо о вытаскивании нагеля, либо о близившейся кончине Ефрона. Однако теперь понимал: капитан Вестрит имел в виду нечто гораздо более важное и глубокое. Знать бы еще — что именно.
«Что же я в действительности ему пообещал?…»
Ощутив на плечах чьи-то руки, Альтия для начала попробовала стряхнуть их. Ей было, собственно, все равно, кому эти руки принадлежали. Всего за несколько мгновений она потеряла и отца, и «Проказницу». Легче было бы, наверное, расстаться с жизнью. Обе утраты были таковы, что разум попросту отказывался их вмещать. Лишь где-то вдалеке билась вялая мысль: «Это несправедливо. Такие огромные несчастья должны происходить по крайней мере по очереди, а не вместе. Тогда я успевала бы разобраться с ними порознь. Это несправедливо…»
Альтия пыталась думать о кончине отца — и тут же наваливалась невыносимая мысль об отнятом у нее корабле. Но поразмыслить об этом было уже вовсе невозможно — не здесь, рядом с еще не остывшим телом отца! Ибо пришлось бы неминуемо задаться вопросом — как вышло, что отец, тот, кого она любила и чтила более всего на свете, смог столь полно и решительно предать ее. Как ни жестока была терзавшая Альтию боль, она старательно гнала прочь все мысли, которые могли привести ее в ярость. Ибо знала, ярость эта была бы из тех, что дотла выжигают душу, не оставляя ничего, кроме мертвой золы.
…Руки, которые она сбросила со своих плеч, вернулись — и стиснули крепко.
— Отвяжись, Брэшен… — бессильно пробормотала она. В ней не осталось энергии даже на то, чтобы вырваться еще раз. Может быть, оттого, что ладони были теплыми и сильными… слишком напоминали отцовские. Так, бывало, отец подходил к ней среди ночи, когда она стояла на вахте и держала штурвал. Он, когда хотел, умел двигаться бесшумнее призрака, и вся команда это знала. Всем было известно: никогда не угадаешь, откуда и в какой момент появится капитан.
Нет, он не станет вмешиваться в работу матроса, просто окинет происходящее взглядом знатока — и этого будет довольно… Вот и Альтия, стоя у штурвала и твердо держа заданный курс, не подозревала о его приближении — пока на ее плечах неожиданно не оказывались его родные, крепкие руки. А потом он либо уходил, растворяясь во тьме столь же беззвучно, как из нее появился, либо оставался выкурить трубочку, молча наблюдая, как его дочь направляет «Проказницу» сквозь ветер и тьму.Явившееся воспоминание странным образом укрепило ее. Раздирающее горе превратилось в тяжелый ком тупой боли. Альтия выпрямилась, расправляя плечи. Она по-прежнему ничего не могла осознать. Ни того, как это он вдруг умер и оставил ее одну-одинешеньку, ни того, как он еще и умудрился отнять у нее корабль и передать старшей сестре.
— Но, ты знаешь, много раз бывало, что он просто рявкал команду, — проговорила она, — и я бросалась ее выполнять, хотя глубинного смысла не понимала. Но почему-то все выходило к лучшему… всегда к лучшему…
Альтия повернулась, уверенная, что увидит у себя за спиной Брэшена. К ее изумлению, это оказался Уинтроу. Она едва не пришла в ярость: да кто он такой, этот малец? Кто дал ему право этак по-дружески ее обнимать?… А он еще и улыбнулся ей (и улыбка болезненно напомнила ей отцовскую, но, конечно, была лишь бледным подобием ТОЙ) и негромко сказал:
— Я уверен, тетя Альтия, и в этот раз будет так же. Ибо не только твой отец завещал нам принимать беды и разочарования, но и сам Са. Если мы сумеем достойно принять то, что он нам посылает, то непременно будем вознаграждены.
— Заткнись! — почти прорычала она. А не пошел бы он со своими погаными утешениями, этот Кайлов отпрыск, получивший все то, что было у нее отнято!.. Уж конечно, ему-то ничего не стоило перенести подобное «испытание»…
На лице мальчишки отразилось сущее потрясение. Он, кажется, еще и не ждал от нее резкости?… Альтия чуть не расхохоталась, а он наконец выпустил ее плечи и отступил прочь.
— Альтия!.. — одернула ее мать. Действительно, что за манеры?
Альтия провела мокрым рукавом по глазам и свирепо повернулась к матери. В ее голосе прозвенело предупреждение:
— Думаешь, я не догадываюсь, чья это была блестящая мысль — чтобы Кефрия унаследовала корабль, а не я?
— Альтия, Альтия… — Кефрия заломила руки, на ее лице отразилась почти настоящая боль. Почти совсем настоящая, и Альтия едва не смягчилась. Когда-то они с сестрой были так близки…
Тут среди них появился Кайл. Очень сердитый и недовольный.
— Что-то не так! — объявил он во всеуслышание. — Нагель не удается поставить на место!
Все оглянулись. До чего же не вязалось раздражение в его голосе со зрелищем безжизненного тела Ефрона Вестрита, по-прежнему распростертого на палубе корабля. Некоторое время длилось молчание… и наконец даже до Кайла что-то дошло. Он стоял, держа в руке гладкий шелковисто-серый нагель, и поводил глазами по сторонам, словно не зная (а может, действительно не зная?), на чем остановить взгляд. Альтия судорожно вздохнула, собираясь что-то сказать, но еще прежде, чем она издала хоть звук, раздался голос Брэшена, полный самого ядовитого сарказма.
— Возможно, тебе это неизвестно, — проговорил он, — но пробудить живой корабль, кэп, способен только кровный родственник семейства…
Дело выглядело так, как если бы он стоял в чистом поле во время грозы, напрашиваясь на удар молнии. И молния не заставила себя ждать. Ярость изуродовала Кайла, он побагровел так, как на памяти Альтии с ним ни разу еще не бывало:
— Кто дал тебе слово, ублюдок! Да я тебя выкину с корабля!!!
— Выкинешь, обязательно выкинешь, — бестрепетно кивнул Брэшен. — Но не прежде, чем я отдам последний долг своему капитану. Он ведь все сказал очень ясно и четко, даром что умирал! «Будь с нею, сынок — помоги ей через это пройти», — вот что он мне сказал, и все это слышали, и ты в том числе. И я помогу. Отдай Альтии гвоздь! Ей по крайней мере принадлежит право оживления корабля!