Волшебный меч Курыкан

– А может, и полуживы. Это кто ж на нас такую порчу навёл? Словно белены объелись, – произнёс Хват.

При слове «белена» Михей встрепенулся и хотел было встать, но не рассчитал силы и упал на коленки. Но и тогда не перестал двигаться, а стал медленно ползать в высокой траве, словно что-то потерял. И так он уполз довольно далеко от костра.

– Михей, ты чего потерял? В траве жемчуг не водится! – крикнул ему вслед Хват.

– Хлопцы, дружок наш совсем сполоумел. Надо его ловить, вязать и бережно в лодку кинуть. Пусть там отлёживается. Да вот беда, силов нема! – подал голос Ефимий.

– Дождись, когда одыбаешь, чего потерял? – позвал товарища Кирьян.

Но Михей дожидаться явно не хотел. Впрочем, он скоро вернулся, так же ползком, в заметном возбуждении, держа в руках пучок какой-то травы.

– Ой, смеяться не могу, а то бы с радостью, нет, ну точно с Михеем того-этого, – выдавил Хват. – Однако, Михей нас за лошадок или козочек принял. Вишь, травки принёс. Сам насобирал, молодец. Спасибо!

– Нишкни, – беззлобно, но твёрдо огрызнулся Михей. – Вот откуда наша сонливость! Глядите, дурман-трава, как есть, она, вражина. Белена! Видать, её тут полно по берегам. Туман втянул её в себя, а мы сколько в молоке шли? То-то и оно… Слава богу, водичка рядом, отпоил нас Киря, отлил! К утречку будем хороши. Я тут ещё кой-какой травки пособирал, чтобы белену совсем вынести.

Михей зачерпнул в котелок водички, бросил в неё какую-то травку и устроил поближе к огню.

– Слышь, мужики, а мы тута не окочуримся? Травка-то никуда не девалась! Вона сколько Михей её нарвал, кругом, говорит, растёт. Может, пока мы оклемались, поплывём дальше?

– Да нет, Хватушка, туман, видишь, рассеиваться стал. Теперь не надышимся.

– Есть охота, мужики, – не унимался Хват. – Видать, трава не только усыпляет, но ещё и голод вызывает.

Все не сговариваясь посмотрели на Хвата, да и стали не то что смеяться, хохотать до слёз. Только недавно он боялся заснуть и не проснуться, а узнав, что горестное дело не грозит, тут же вспомнил про желудок.

– Ты… ты, Хватушка, прав, прав, ёшка-морошка, исть охота сильно, – согласился Михей.

– Да, зажевать чего-нибудь хорошо бы! – мечтательно протянул Кирьян.

– Вот спасибо, уважили, поддержали, поедим хотя бы на словах. – Хват, потирая руки, встал. Он ещё немножко покачивался, но дурман постепенно уходил, и жажда действия возвращалась к силачу.

– За живностью гоняться поздно, да и силов пока нет, а что, Кирюша, попытаем счастье на рыболове? Ты будешь ловить, я на кукан нанизывать.

– Это дело, – подтвердил Ефимий. – А мы с Михеем осмотримся, что поблизости есть, куда нас прибило.

Пока они медленно и всё ещё неуверенно пробирались по здешним поросшим сосной, берёзой, осиной и ивой местам, казалось, и правда пристали к острову. Несколько раз выходили к реке, которая огибала сушу.

Но вот уткнулись в узкую косу, нанесённую течением и ветрами. И этот песчаный перешеек делал это место полуостровом.

Перешеек начинался высокими глыбами, которые словно кто-то специально поставил одну на другую.

– Ты поглядь, Ефимий, камни, как караульные, в рядок вытянулись.

– Есть такое.

Ефимий уже достал бумагу и стерженьки, которыми его снабдил Леонтий, и стал умелой рукой переносить всё, что увидел. Между каменными колоннами, скальными валунами, расставил деревья. У подножия «караульных» истуканов разбросал здоровенные округлые гальки-лепёшки. Тёмными змеевидными линиями показал урез воды. У подножия – целая стайка кустарников.

– О-е! Точь-в-точь как наяву, – удивился Михей, поглядев на рисунок. – И где ж ты так наловчился?

– Гиде-гиде, на бороде, – продолжая рисовать, пробубнил Ефимий. – Отец у меня знатный рисовальщик был. Как назовём, Михей, сие место?

Михей призадумался. Ему ещё никогда в жизни не доводилось давать имена. Казалось бы, так просто, сколько слов и событий на памяти, ан нет, труднее трудного. Это слово не звучит, другое не соответствует, третье, четвёртое, пятое однобоко…

– Растерялся, что ли?

– Есть маленько.

– Тогда давай вместе рассуждать. Мы думали, что это остров, а оказалось не совсем остров. Куда коса ведёт, разведаем позже. Может, просто Остров? А?

– Ну чё просто-то, всё-таки имя, навсегда. Я вот думаю, остров этот нас скараулил. Может, назовём остров Караульный?

– Так сам сказал, с косой вроде и не остров.

– Тогда так: остров Караульный с косой.

– Мудрёно так-то, длинновато. Но для почина пусть будет по-твоему – остров Караульная коса! Хотя… чё-т как-то не ложится.

– Ёшкин-морошкин, на что лечь-то должно?

– Да на сердце, Михей. Ну чтоб красиво, звучно, приятно на слух!

– Тогда не знаю. Пусть просто Караульным зовётся!

– Пусть! А вдруг косу вода растащит, так и совсем в точку имячко.

На том и порешили. Ефимий большими заглавными буковками пометил на будущей карте – «Остров Караульный».

– Слышь, старшой, пойдём поближе, к тем вон каменюкам здоровенным. Походим, поглядим на них, сдаётся, тут не только мы малевали.

Подойдя ближе, оба замерли. Скалы отсекали свет, который издалека мешал разглядеть рисунки – белые и красные линии, которые превращались в лосей и птиц, всадников на лошадях со знамёнами.

– Ёшка-морошка, – удивлённо прошептал Михей, да так и замер с открытым ртом. Такого он в своей жизни ещё не видал.

Ефимий тоже впервые столкнулся с наскальными росписями. Они долго молча стояли и рассматривали рисунки, не похожие ни на какие другие виденные ими.

– Мать честная, это как же они на такую высоту с красками-то забирались, как на скале-то можно рисовать? – наконец заговорил Михей.

– Не ведаю того, впервые вижу подобное. В монастырях поговаривали о росписях наскальных, но это ли имели в виду или что другое…

– Гляди, старшой, быки? – Михей ткнул пальцем в верхний угол скалы. – Спаси и помилуй, чё это за мужики с дубьём в руках? Такого днём увидишь – Кондрат хватит, он и на камне страшон, а живьём?

– Ты вот что, Михей, помолчи чуток, не сбивай меня, пока срисовывать буду. Лучше походи вокруг, осмотрись.

Михей подошёл вплотную к скале, разглядывая рисунки. Ничего не получалось – глаз выхватывал только куски линий и фрагментов. Затем отошёл. На расстоянии линии сразу составили цельные рисунки. Особенно его привлекли фигуры всадников. Это не были охотники, скорее воины по виду, могучие, рослые, облачённые в защитные одежды, с копьями, знамёнами. У одного в руках необычный меч. Под стать им и кони, на которых они мчались.