Волшебный меч Курыкан
Шрифт:
Вот и сейчас воевода собирался в иконописную. Но не случилось – влетел запыхавшийся, весь в пыли гонец от приказчика Тункинского острога Могулёва. Поглядев на гонца, Леонтий спросил:
– Гнал?
– Так, как не гнать, когда воевода приказал срочно известие передать.
– Ну, передавай!
– Велено на словах сказать. Писать было некогда, торопились очень.
– Ну, давай на словах.
– Просил воевода сказать, что прибыло в острог посольство Очирой Саин-хана, большого правителя северо-монгольской стороны. А во главе посольства – Серенгин Зорикту, человек бывалый, хитрый и знающий.
Гонец, донеся послание, как-то сразу
– Всё?
– Так всё.
– Тогда иди отдыхай.
– А передать что?
– Передать? Так соберёмся, обсудим, поразмышляем, чего услышишь – то и передашь.
Гонец кивнул и вышел.
Передавать действительно было пока нечего. А краткость сообщения не позволяла сделать хоть какие-то распоряжения.
Не нравился Очарой иркутскому воеводе. Будучи вассалом китайского богдыхана, норовил свою собственную политику вести. Играл! Отправлял, однако, послов своих в Москву жаловаться на селенгинских жителей, обвинял их в набегах и грабежах. Не по делу Очарой обижался, хитрил. Сам нарывался на конфликты. Всё пугал казаков, наговаривал, натравливал на них бурят, да и своих монголов в набеги отпускал, а когда тунгусский князец Гантимур с племенем на русскую сторону переселился, то и вовсе распоясался. Требовал выдать Гантимурку, людей засылал под видом купцов разузнать про гантимуровский улус. Китайские пограничники тоже хотели Гантимура вернуть.
Однажды Очарой доигрался и сам себя перехитрил. Дело было так.
Переход Гантимура в русские земли Очароя так взбесили, что он стал посылать своих людей в набеги аж до Еравнинских озёр. Тунгусы Телембинского острога стали жаловаться, что табунутские воровские людишки собираются в большие отряды – доходило до двух тысяч человек – и промышляют соболя на чужой территории! Да ладно бы зверя брали, но и самих тунгусов побивают.
Леонтий знал, что воевода Шульгин с Очароем встречался, писал ему, так, мол, и так, попридержи своих разбойников. Но тот юлил и мер не принимал. Тогда воевода Телембинского острога собрал войско в 400 служилых да охочих бойцов, которые в степи табунутов около тех самых Еравнинских озёр положили. Тогда-то Очарой зашумел, занервничал. В жалобы ударился. Но против фактов куда: что хотел – то и получил.
Другой раз Очароя свои спасли – брат Кутухта. История приключилась такая. Когда китайцы разорили Албазин, цари Иван и Пётр Алексеевичи в Китай грамоту отписали. Дескать, никому война не нужна и будет отправлен для переговоров окольничий Головин.
Пока послы с одного конца света на другой добирались, богдыхан потребовал помощи у Очароя и Кутухты. И Очарой чуть было не напал на Селенгинский, Братский и Балаганский остроги. Кутухта брата отговорил. В тот раз сладили. Но ненадолго…
Когда Фёдор Головин пришёл к китайской границе, Очарой смекнул, что русское войско прибыло невеликое, человек 200. Монголы вдвое больше народу собрали, да к тому же при пушках и огнестрельном бое.
И потребовал Очарой возврата братских, которые кочевали по обе стороны Байкала. И опять Кутухта проявил талант дипломата – стал посредником между китайцами и русскими. Не без боя, не без стычек, но до сражения не дошло. Всё миром уладили.
И вот теперь посольство!
Было от чего схватиться за голову воеводе Леонтию. В остроге людей раз-два и обчёлся. А надобно показать, что много, что ни в чём у Иркутска нет недостатка,
а в людях и вовсе.Придумал хитрость Леонтий – решил устроить очароевскому посольству встречу, как если бы в столице дело было…
В воеводской избе собрался ближний круг – дьяки и подьячные. За длинным столом кроме приказных расположились купцы гостиной сотни Ушаков, Бобровский, от приказчика Тункинского острога Могулёва человек.
Сидели и решали, как встречать посольство.
– Леонтий Константинович, дозволь спросить.
– Говори, купец, чего надумал?
Ушаков встал, оглаживая пышную бороду.
– Мира хотим или повоевать?
– От те на, воевать! Сам ведь знаешь, зачем нам воевать? Да и нет у нас такого войска, чтоб всю степь побороть.
– А крепость есть! – Ушаков впился ладонями в столешницу.
– Точно, крепость есть. Пасад есть, торг идёт, караульные на башнях дозорят, а войска нет.
– Так и я о том же, Леонтий Константинович! Нам зачем через Очароя с богдыханом ссориться? Мы послушаем, что монголы попросят, да и подумаем, как лучше ответить.
– Предлагаешь, значит, закрыть глаза на очароевские проделки? Они нас задирают, грозятся, а мы мириться? Тебе, купчина, конечно, мир подавай. Караван в пути! – Леонтий хитро посмотрел на Ушакова. Но тот, словно бы не поняв воеводской насмешки, продолжал:
– Караван в пути, а драка ничего не решит. Сейчас не решит. Пока «там», – Ушаков поднял палец кверху, – не договорятся, надо наблюдать и в свару не ввязываться, чтоб под раздачу не попасть. Силов-то у нас военных маловато будет, а торговлишка какая-никакая посильнее сабельки. Сабелькой-то не всяк машет умело, да и польза от покалеченного невелика – ни пахать, ни сеять без рук, без ног! Ну, примем Серенгина Зорикту как умеем – тихо, ласково, хлебосольно…
Леонтий усмехнулся – народу что с сабельками, что с грабельками, – мало. Толпы даже не составить для видимости.
Леонтий умел, а главное, любил слушать, вслушиваться в слова, подмечать интересные мысли. Когда сам говоришь, многое пролетает мимо незамеченным и недооценённым. Правильно молчать, когда говорят все желающие, считал Леонтий большой наукой. Да по весу слово молчащего всего ценней.
Шумели ещё долго, все, кто хотел сказать, – выговорились. Но окончательного решения воевода не принял. Решил подождать, всё взвесить. Само придёт.
– А мы подумаем, подумаем, Леонтий Константинович. Чай, не впервой тень на плетень наводить.
За столом все дружно прыснули смехом.
– Ох, и тяжёлая у купца Ушакова жизнь, проверю, однако, твои записи, купец.
– Да ради такого дела, Леонтий Константинович, счас же начнём тесто заводить да вино цедить.
За столом опять зашумели, заговорили, разголосились…
– Прав Ушаков, надо посольство принимать.
– Воевать не с руки, нема воинов!
– Как воевать – так сразу не с руки, не с ноги, не с головы! Дашь слабину – сядут на шею, не слезут потом.
Леонтий Кислянский и сам понимал, что лучшая тактика, когда ни войска, ни огневого боя не хватает, – тянуть время. Знал, что очароевские послы в Москве ждут аудиенции у царей, знал о зависимости самого Очароя от китайского императора. Но так же хорошо знал о давней идее хитрого монгола возродить империю Чингисхана. Лавры великого покорителя половины мира не давали ему покоя. С чего бы? Кто Чингисхан и кто Очарой! Слышал и то, что лазутчики Очароя рыскали везде в поисках ханских реликвий. Вот и на Ольхон забирались – искали котёл.