Волшебство на грани или снежное путешествие

– Мне было не из чего выбирать, - насупился я, скрестив руки.

– Это весьма оригинально!
– воскликнул Золотский, эльф уже перестал хохотать, и лишь изредка посмеивался.

– Ему даже идёт, - кивнула Карсилина, прыснув, обращаясь к Зольтеру.

Хотелось уже взять скинуть с себя эту дурацкую робу и сжечь её на пепелище очередного дома. Но тогда я останусь в одних трусах и ботинках, а это не то, в чем обычно перед людьми появляются, особенно перед бедными, запуганными жителями Кульково.

Я шел впереди, боясь ускорить шаг, ибо не очень удобно разгоняться в такой накидке, и тут же представил, как спортсмены – бегуны спринтеры, вместо маек с шортами, надевают на чемпионаты нечто подобное и носятся в них, забираются на пьедестал. Смешно. Я даже чуть не прыснул. Затем резко развернулся и проговорил:

– Мне пойдёт даже скафандр!

Нет, что вы, я и не думал на них обижаться. Пусть себе смеются.

– Скафандр из мешковины! – тут же изрёк Золотский, подняв указательный палец вверх, и снова захохотал.

Глупость какая-то. У Зольтера своеобразный юмор. Почему мне так смешно? Это же бред!

Я не понимал, почему теперь хохочу даже громче Зольтера, а тот безобидно улыбается, словно не говорил сейчас такую чушь. Ведь на самом деле, это не было смешно, а я смеюсь. Почему? Может, я просто устал. Устал беспокоиться, спешить, волноваться: устал от самого себя, своей мрачности, от депрессии, продлившейся больше полутора лет. Мне просто хотелось хоть немного побыть несерьезным, расслабленным, не беспокоиться о том, что будет завтра. Пусть тревоги уходят, они не нужны. У нас территория оптимизма!

Мы дошли до центра деревни в самом хорошем расположении духа. Сам центр был огорожен, словно барьером каким-то, голубоватым светом, вздымающимся вверх, до облаков. Сквозь свет мы видели напуганные лица деревенских обитателей, они смотрели на нас напряженно, с недоверием, силясь разглядеть сквозь этот поток света, кто мы, что нам нужно.

– Все в порядке! Татголов больше нет! Они убежали! – крикнул им Зольтер, правда, лица сквозь свет было трудно различить.

Он хотел было преодолеть светящийся барьер, но тот его не пустил. Тогда Зольтер ударил по нему кулаком. Барьер, хоть и не был чем-то материальным, но показался эльфу довольно твёрдым.

– Уберите барьер, врагов нет! – Зольтер даже руками замахал, силясь показать, что мы свои.

Лица по ту сторону барьера были насторожены, но не сказать, что напуганы. Все-таки, они услышали, что говорит им Золотский, но как убрать свет, как самим выбраться с площади – они не знали. Этот барьер возник сам собой, когда жители думали, что обречены. Он отражал прорвавшихся сквозь гвардейцев татголов, и не давал им никого убить. Татголы беспомощно натыкались на свет, как голодные мыши на стену аквариума, и не могли ничего с этим поделать. А сейчас их уже не было, все войско разбежалось, отступило, и, разгромив, оставило деревню, ибо страх перед драконом сильнее чувства наживы.

– Мы вас не обидим! – заверила Карси.

И тут же с той стороны светового барьера раздался голос старика Игнара, его борода спуталась, но держался этот человек уверенно:

– Мой отец был магом и принимал участие в накладывании этой защиты на деревню.

– Хорошо, но как её снять? – не понимал Зольтер.

– Нам нужно два мага: один с нашей стороны, другой с вашей.

– У нас целых три мага, - перебила Карсилина, ей хотелось скорее избавиться от защитного барьера.

– Но у нас никого нет! – с сожалением заключил Игнар, думая, что им уже не выбраться из этого круга, что они обречены, умереть там.

– Есть, - раздался голос моего отца. Прохор Мылченко был слаб, но нашел в себе силы подняться, подойти и сказать это, правда, он слышал хорошо только то, что говорит старик, голос Зольтера заглушался магическим барьером.

– Прохор, ты уверен, что можешь? – обеспокоенно спросил Зольтер, да и я не был уверен, что отец справится. Он же ранен проклятым кинжалом и вообще еле держится в сознании!

– Ну не помирать же им здесь от голода взаперти, - буркнул мой отец, хватаясь за перебинтованную рану и морщась. Ему не хотелось, чтобы жители оказались в ловушке собственной системы защиты, тем более, если он – единственный их шанс выбраться оттуда.

Мой отец не видел, с кем Зольтер стоял по ту сторону барьера, но ему очень хотелось разглядеть. Он верил.

– Хорошо, - согласился старик Игнар, да у него и выбора не было.

Он откашлялся, и сообщил, выпрямив свою осанку:

– Вы должны положить свои ладони на преграду, а потом повторять за мной.

Зольтер с Прохором Мылченко сделали так, как он сказал: положили ладони на барьер, казавшийся им сделанным из стекла, затем стали бормотать какие-то непонятные слова, которые старик говорил очень быстро, он заучивал их всю жизнь, чтобы это когда-нибудь пригодилось. Защитный барьер начал растворяться, затем и вовсе исчез, свечение погасло.

– Семён, мальчик мой! – воскликнул отец, но у него уже не оставалось сил на дальнейшие действия, и мужчина рухнул на мостовую.

Жители деревни, оказавшись свободными от своего защитного барьера, сначала не решались выйти за пределы площади, толпясь и ничего не понимая. Но, когда мы сказали, что опасаться им больше нечего, все же, они нашли в себе смелость пойти оценивать ущерб от набега татголов.

Моего отца мы с Зольтером перенесли к одной из лавок площади, Карси с Тюбенцием (который был несказанно рад её возвращению), смахнули с прилавка лежащие там деревянные безделушки ручной работы, и мы взгромоздили на прилавок Прохора Мылченко, который не приходил в сознание.

– Снятие барьера далось ему тяжело, - вздохнул Зольтер. – Семён, твой отец…

Он уже хотел рассказать мне про его ранение, про проклятие, про то, что надежды на то, что Прохор выживет, уже нет. Он потерял много сил.

– Я знаю, - я не дал Зольтеру закончить.

– Но, откуда? – не понял эльф.

– Это не важно, но мы можем его исцелить.