Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей

789. [Наша новая «свобода».] Какое чувство свободы заключается в том, чтобы ощущать, как ощущаем это мы, уже освобождённые духом, что мы не впряжены в систему «целей»! Равно как и то, что понятия «награды» и «наказания» имеют место обитания не в существе бытия! Равно как и то, что добрые и злые поступки не сами по себе, а только с точки зрения сохранения определённых видов человеческих сообществ следует называть добрыми или злыми! Равно как и то, что все наши подсчёты болей и радостей не имеют никакого космического, а тем паче метафизического значения.

Тот пессимизм, пессимизм Эдуарда фон Гартмана, пессимизм, самонадеянно берущий на себя смелость взвешивать на чашечках весов радости и невзгоды существования, с его произволом самозаточения в докоперниканскую тюрьму и в докоперниканский кругозор, был бы безнадёжной отсталостью и ретроградством, если, конечно, это не просто издержки пресловутого берлинского юмора. *

790. Разобравшись в отношении собственной жизни с вопросом «Зачем?», вопросом «Как?» легко поступиться. Когда на первый план выступает значимость радостей и горестей, когда гедонистически-пессимистические учения обретают всё большую влиятельность, это уже есть знак неверия в «Зачем?», в цель и смысл, уже есть недостаток воли; самоотречение, резиньяция, добродетельность, объективность по меньшей мере уже могут быть признаками того, что в главном намечается недостаток.

Гартман, Эдуард фон (1842–1906) — немецкий философ, последователь Шопенгауэра и Шеллинга, автор концепции управляющей миром бессознательной воли, из чего вытекает необходимость избавления от трёх извечных иллюзий: земного счастья, потустороннего счастья и счастья в результате социального прогресса, а также неизбежность гибели мира после исчезновения этих иллюзий. Но Гартман родился в Берлине, а берлинцам приписывают язвительный и грубоватый юмор.

791. Немецкой культуры как таковой, можно считать, ещё не было. Против этого тезиса нельзя возразить в том смысле, что в Германии, дескать, были великие отшельники-одиночки — Гёте, к примеру: у тех была своя, собственная культура. Но как раз вокруг них, как вокруг мощных, гордых, одиноко разбросанных утёсов, всегда простиралось всё прочее немецкое бытие, в качестве их противоположности, а именно в виде зыбкой, тряской, заболоченной почвы, на которой каждый шаг и всякая поступь заграницы оставляли свой след и отпечаток: «немецкое становление» было вещью без характера, оно отмечено почти безграничной податливостью.

792. Германии, которая богата ловкими и хорошо начитанными учёными * , уже долгое время до такой степени недостаёт истинно широких душ, могучих умов, что, похоже, она и вовсе забыла, что это такое — широкая душа и могучий ум: в наши дни на рынок идей почти без зазрения совести и без всякого смущения выходят посредственные, да к тому же и плохо сложенные * людишки и расхваливают самих себя как великих мужей и реформаторов; как это делает, к примеру, Евгений Дюринг * , ловкий и хорошо начитанный учёный, который, однако, почти каждым словом своим выдаёт, что он скрывает в себе мелочную, терзаемую завистью душонку, и что движет им не могучий, всепоглощающий, благодеянно-расточительный дух — а одно лишь честолюбие! Однако жаждать почестей в нашу эпоху для философа ещё более недостойно, чем в какую-либо из прошлых: сейчас, когда правит чернь, когда именно чернь раздаёт почести!

Нем. geschickt и wohlunterrichtet, т. е., скорее, «грамотными» и «хорошо обученными»: по-немецки так обычно говорят о ремесленниках.

Нем. "ubelgeratene, т. е. «неладно скроенные» не столько в физическом, сколько в духовном смысле.

Дюринг, Евгений Карл (1833–1921) — немецкий философ, автор претенциозной «Естественной системы знания, или философии действительности», разгромленной Ф. Энгельсом в известном труде «Анти-Дюринг» (1876–1878).

793. Моё «будущее»: — неукоснительное политехническое образование.

Военная служба: надо, чтобы в принципе каждый мужчина высших сословий — кем бы он там ни был — был ещё и офицером. *

IV. Воля к власти как искусство

794. Наши религия, мораль и философия суть формы декаданса современного человека.

— Противодвижение: искусство

Т. е. должен пройти выучку дисциплине, повиновению и умению принимать решения, — см. у Ницше далее (§ 912).

795. Художник– философ. Более высокое понятие искусства. Способен человек настолько далеко поставить себя от других людей, чтобы воплощать, на них глядя? (Предварительные упражнения: 1. воплощающий самого себя, отшельник; 2. до-нынешний художник, как мелкий свершитель, в одном материале.)

796. Произведение искусства, когда предстаёт без художника, например, как тело, как организация (прусский офицерский корпус, орден иезуитов). В какой мере художник — только предварительная ступень.

Мир как саморождающееся произведение искусства.

797. Феномен «художника» ещё легче других просматривается: — отсюда и взглянуть на основные инстинкты власти, природы и т. д.! А также религии и морали!

«Игра», бесполезное — как идеал нагромождённого играючи, как «детское». «Детскость» Бога, paiz paizwn.

798. Аполлоновское, дионисийское. — Есть два состояния, в которых искусство само проявляется в человеке как природная стихия, властная над ним, хочет он того или нет: одно — как тяга к видению и другое — как тяга к оргиазму. Оба состояния встречаются и в нормальной жизни, только в более слабой форме: во сне и в опьянённости.

Но между сном и опьянённостью то же самое противоречие: и тот, и другая высвобождают в нас художественные стихии, но каждое различные: сон — стихию зрения, сочетания, сочинения; опьянённость — стихию жестов, страсти, пения, танца.

799. В дионисийской опьянённости сексуальность и вожделение; они и в аполлоновском начале не отсутствует. Видимо, должно быть ещё одно темповое различие между двумя состояниями...

Чувство полного покоя, свойственное восприятию в некоторые моменты опьянённости (если строже: замедление чувства времени и пространства), наиболее охотно находит отражение в видении самых спокойных повадок и душевных движений. Классический стиль в существенной мере являет этот покой, простоту, сжатость, концентрацию — высшее чувство могущества сконцентрировано в классическом типе. Затруднённость реакции; великость сознания; нет чувства борьбы.

800. Чувство опьянённости, действительно вызываемое избытком сил: отчётливей всего в периоды спаривания полов — новые органы, новые умения, цвета, формы... «украшение» как следствие повышенной силы. Украшение как выражение победоносной воли, возросшей координации, гармонизации всех сильных стремлений, безупречно перпендикулярного упора. Логическая и геометрическая простота есть следствие повышения силы: и наоборот, восприятие такой простоты повышает чувство силы... Пик развития: грандиозный размах.

Безобразие означает декаданс типа, противоречие и низкую концентрацию внутренних стремлений — означает нисхождение, ниспадение организующей силы, или, на языке психологии, деградацию «воли»...

Состояние радости, именуемой опьянённостью, есть именно повышенное чувство могущества... Меняется ощущение пространства и времени: тебе открываются невероятные дали, и они обозримы; расширение взгляда, способного узреть большие массы и просторы; утоньшение всех органов, ведающих восприятием всего мельчайшего и мимолётнейшего; дивинация, сила понимания по тишайшей подсказке, в ответ на малейший толчок извне — «интеллигентная» чувственность... сила как чувство подвластности мускулов, гибкости и бодрости в движениях, как танец, как лёгкость и престо; сила как жажда выказать и доказать силу, как бравурность, приключение, бесстрашие, равнодушие к опасности... Все эти высшие моменты жизненности взаимосвязаны и взаимовозбудимы; мира образов и представлений, вызываемых одним, достаточно, чтобы послужить импульсом для других. Таким образом в конце концов вросли друг в друга состояния, которые, возможно, имели причины существовать по отдельности. Например: религиозный экстаз и половое возбуждение (два глубоких чувства, постепенно обретшие почти удивительную координацию. Что нравится всем набожным женщинам, старым и молодым? Ответ: святой с красивыми ногами, ещё юный, ещё идиот...) Жестокость трагедии и сострадание (тоже вполне нормально согласуются...) Весна, танец, музыка, вся состязательность полов — и ещё та самая фаустовская «бесконечность в груди»...

Художники, если они чего-то стоят, урождаются сильными (так же и телесно), избыточными натурами, это сильные, чувственные звери; без некоторого перегрева половой системы никакой Рафаэль не мыслим... Делать музыку — это тоже в каком-то смысле делать ребёнка; целомудрие — это всего лишь экономия сил художника: — во всяком случае, у художников вместе с угасанием естественного плодородия угасает и творческое...

Художники не должны ничего видеть таким, как оно есть, но полнее, но проще, но сильнее: для этого им должны быть присущи своего рода вечная юность и весна, своего рода хроническое опьянение жизнью.