Воля к власти

100

Руссо: норма строится у него на чувстве; природа – как источник справедливости; человек совершенствуется в меру того, насколько он приближается к природе (по Вольтеру – в меру того, насколько он от неё отдалился). Одна и та же эпоха: для одного – суть её в прогрессе гуманности, для другого – в увеличении несправедливости и неравенства.

Вольтер понимает l’umanit`a [38] всё ещё в смысле Ренессанса; также и virt`u (как «высокую культуру»), он борется за интересы «des honn^etes gens» [39] и «de la bonne compagnie» [40] , за интересы вкуса, науки, искусства, самого прогресса и цивилизации.

38

Человечество (итал.).

39

Честных людей (фр.).

40

Хорошего общества (фр.).

Борьба загорается около 1760 г.: женевский гражданин и Le seigneur de Ferney [41] . Только с этих пор Вольтер становится представителем своего века, философом, исповедующим терпимость и неверие (до тех пор он лишь un bel esprit [42] ). Зависть и ненависть к успеху Руссо подвигли его вперёд, «на вершины».

Pour «la canaille» un dieu r'emun'erateur et vengeur [43] – Вольтер. Критика точек зрения по отношению к ценности цивилизации. Социальное изобретение для Вольтера прекраснейшее из всех: нет цели выше, как поддерживать и усовершенствовать его; в том-то и honn^etet'e [44] , чтобы чтить социальные обычаи; добродетель – подчинение известным необходимым «предрассудкам» в интересах поддержания «общества». Вольтер – миссионер культуры, аристократ, сторонник победоносных господствующих классов и их оценок. Руссо же остался плебеем и как homme de lettres [45] , – это было неслыханно – источая дерзкое презрение ко всему тому, чем он сам не был.

41

Помещик из Фернея (фр.) – Вольтер. – Прим. ред.

42

Остряк (фр.).

43

За «негодяя» – вознаграждение и мщение бога (фр.).

44

Честность, порядочность (фр.).

45

Писатель (фр.).

Болезненное в Руссо наиболее восхищало и вызывало подражание. (Ему родственен лорд Байрон; он также взвинчивал себя и принимал возвышенные позы, разжигал в себе мстительный гнев; позднее, благодаря Венеции, он пришёл к равновесию и понял, что более облегчает и примиряет… l’irsouciance [46] .) Руссо горд тем, что он есть, несмотря на своё происхождение, но он выходит из себя, когда ему об этом напоминают…

46

Беспечность (фр.).

У Руссо несомненное помешательство, у Вольтера необычайное здоровье и лёгкость. Затаённая rancune [47] больного; периоды его сумасшествия также есть периоды его презрения к людям и недоверчивости.

Защита Провидения у Руссо (против пессимизма Вольтера) – он нуждался в Боге, чтобы иметь возможность кинуть проклятием в общество и цивилизацию; всё должно было само по себе быть хорошим, как сотворённое Богом; только человек извратил человека. «Добрый человек», как природный человек, был чистейшей фантазией, но в связи с догматом авторства Божия – нечто возможное и обоснованное.

47

Злопамятство (фр.).

Романтика `a la Руссо. Страсть («верховное право страсти»), естественность, пленение безумием (дурачество, признаваемое за величие); мстительная злоба черни в качестве судии, безрассудное тщеславие слабого («в политике уже в течение ста лет избирали вождём больного»).

101

Кант: сделал приемлемым для немцев теоретико-познавательный скептицизм англичан:

1) связав с ним моральные и религиозные интересы немцев, подобно тому, как на том же основании академики позднейшего периода использовали скепсис в качестве подготовления к платонизму (vide [48] Августин); или как Паскаль использовал даже этический скепсис, чтобы пробудить («оправдать») потребность в вере;

48

Смотри (лат.).

2) снабдив его схоластическими выкрутасами и вычурностями и этим сделав его пригодным для научно-формального вкуса немцев (ибо Локк и Юм сами по себе были ещё слишком ясны, прозрачны, т. е. по немецким меркам, «слишком поверхностны»…).

Кант: неважный психолог и знаток человека; грубо заблуждающийся относительно ценности великих исторических моментов (Французская революция); фанатик морали a la Руссо; с подпочвенным христианством оценок; догматик с головы до пят, но с тяжеловесным недовольством этой своей наклонностью вплоть до желания тиранить её, но тотчас же утомляющийся скепсисом; он, ещё не овеянный ни единым дуновением космополитических вкусов и античной красоты, был задерживателем и посредником, лишённым оригинальности (как Лейбниц посредничал и перекидывал мосты между механикой и спиритуализмом, а Гёте – между вкусом восемнадцатого века и вкусом «исторического понимания» (по существу своему носящего характер экзотизма), как немецкая музыка посредничала между французской и итальянской музыкой, как Карл Великий – между imperium Romanum [49] и национализмом. Кант – задерживатель par excellence).

49

Римская империя (итал.).

102

В той же мере христианские века с их пессимизмом были более сильными, нежели восемнадцатый век, столетиями, в какой одно трагическое десятилетие классической Греции сильнее обычного европейского столетия.

Девятнадцатый век против восемнадцатого века. В чём – наследует ему, в чём – идёт назад (меньше тонкости мысли, вкуса), в чём – превосходит его (мрачнее, реалистичнее, сильнее).

103

Какое значение имеет тот факт, что Campagna romana [50] возбуждает в нас определённые чувства? А также и горы? Шатобриан в письме от 1803 года к г. де Фонтану передаёт первое впечатление от Campagna romana.

Президент де Бросс говорит o Campagna romana: «il fallait que Romulus f^ut ivre, quand il songea `a b^atir une ville dans un terrain aussi Laid» [51] .

50

Римская деревня (итал.).

51

«Вероятно, Ромул был пьян, когда задумал выстроить город в такой безобразной местности» (фр.).

Делакруа также не любил Рима, он нагонял на него страх. Он был без ума от Венеции, как Шекспир, как Байрон, как Жорж Санд.

Нерасположение к Риму испытывал также Теофиль Готье и Рихард Вагнер.

Ламартин восхваляет Сорренто и Позилиппу.

Виктор Гюго восторгается Испанией, «parce que aucune autre nation n’a moins emprunt'e `a l’antiguit'e, parce qu’elle n’a subi aucune influence classique» [52] .

104

Две великие попытки преодолеть восемнадцатый век.

52

«Потому что никакая другая нация не взяла так мало у античности, потому что она не подвергалась влиянию классики» (фр.).

Наполеон, вновь пробудивший мужа, воина и великую борьбу за власть, замыслив Европу как политическое целое. Гёте, возмечтавший о единой европейской культуре, полностью наследующей всю уже достигнутую «гуманитарность».

Немецкая культура нашего века возбуждает к себе недоверие; к примеру, в музыке недостаёт полного, освобождающего и связующего гётевского элемента.

105

Перевес музыки у романтиков 1830 и 1840 годов. Делакруа. Энгр, страстный музыкант (культ Глюка, Гайдна, Бетховена, Моцарта), говорил своим ученикам в Риме: «si je pouvais vous rendre tous musiciens, vous y gagneriez comme peintres» [53] ; равным образом и Горас Вернэ, с его особенной страстью к Дон Жуану (как о том свидетельствует в 1831 году Мендельсон); точно так же – Стендаль, который говорит о себе: «Combien de lieues ne ferais-je pas `a pied, et `a combien de jours de prison ne me soumetterais-je pas pour entendre Don Juan ou le Matrimonio segreto; et je ne sais pour quelle autre chose je ferais cet effort» [54] . В то время ему было 56 лет от роду.

53

«Если бы я мог вас всех сделать музыкантами, вы бы от этого выиграли как художники» (фр.).

54

«Сколько бы лье не прошёл я пешком и сколько бы дней не провёл я в тюрьме ради того, чтобы только услышать «Дон Жуана» или «Матримонио секрето», и я не знаю, ради чего другого я бы сделал подобное усилие» (фр.).

И заимствование форм, например, Брамсом, как типичным «эпигоном», и образованный протестантизм Мендельсона имеют одинаковый характер (здесь поэтически воспроизводится некоторая былая «душа»…):

– моральные и поэтические подстановки у Вагнера – здесь один род искусства, служит по необходимости средством возмещения недостатков других;

– «историческое понимание», поэзия саги как источник вдохновения;

– то типичное превращение, наиболее ярким примером которого между французами может служить Г. Флобер, а между немцами Рихард Вагнер – как романтическая вера в любовь и будущее уступает место стремлению в «Ничто» – с 1830 по 1850 год.