Волжская рапсодия

Откинутый столик у окна ломился от яств: балык из сома под астраханскую водку в бутылке в виде осетра, тарелка варено-копченых раков, связка сушеной тараньки, вяленый жерех и синец. Тарелки мясная, сырная, фруктовая.

Дарья, как переступила порог, так и осталась стоять в дверях, зажав нос: «Боже мой! Мне придется не один день с открытым окном спать, чтобы выветрить эту рыбную вонь».

Она категорически отказалась присоединиться к подвыпившим товарищам по цеху, присовокупив в качестве «отступных» к столу, накрытому вскладчину, баночку черной икры.

– Дашка, останься! – добродушно пробасил контрабасист. – Там пекло, а у нас пивко холодное. – Он любовно погладил пластиковый пузатый бочонок.

– Спасибо, – отмахнулась Дарья, – я на экскурсию схожу: говорят, здесь много интересного. – Схватила висевшие на крючке у зеркала плащ, сумочку и выскочила в коридор. Спустилась по узкой лестнице на главную палубу. Осторожно ставя каблуки между поперечными рейками трапа, вышла на пристань.

Почти сразу оторвалась от группы туристов и минут пять медленно шла вдоль нижней набережной. Остановилась, зачарованная бликами, коснулась нагретых солнцем чугунных перил и приложила ладонь ко лбу козырьком, вглядываясь в маленькую светлую точку на воде.

«Что это? Птица?» Точка приблизилась. «Какое свинство! – Дарья разочарованно вздохнула: – Неужели не хватает урн: надо обязательно окурки кидать в реку? – Привыкший к самоедству ум тут же нашел очередной повод для самобичевания: – Сигарета, выброшенная за борт. Как символично: так же и я бесцельно плыву по течению жизни».

– Гера, ты скоро? – раздался за спиной женский голос.

Дарья резко обернулась.

Девушка в джинсовом костюме разговаривала по телефону, прижав его плечом к уху:

– Я место клевое подобрала, – она раскрыла объемный деревянный чемодан и достала холст. – Давай быстрее, пока солнце можно поймать, а то потом с тенями замучаешься.

Дарья потерла похолодевшие ладони: «С ума сойти! Имя знакомое слышу и шарахаюсь, как от проказы». Она обошла нарисованные мелом на асфальте квадраты с цифрами и побрела дальше по набережной.

Внимание привлекла вывеска на вытянутом вдоль берега двухэтажном плавучем доме.

– Ботель. Ресторан «Мирная пристань», – прочитала вслух Дарья и еще раз повторила нараспев: – Ми-и-ир-на-а-я при-и-стань. Место, где спокойно и безопасно. – Развернулась и, пройдя причал для прогулочных судов, свернула направо. «Хорошо, что стоянка четыре часа: успею город обойти, и ребята, наверное, разойдутся по своим каютам».

Минут через десять подошла к двухэтажному зданию из мелкого красно-бурого кирпича. Крыльцо пряталось от палящего солнца под арочным козырьком с причудливым кованым узором. Справа висела мраморная табличка с выгравированными мелкими буквами, от времени выглядевшими неряшливо.

– Памятник архитектуры второй половины девятнадцатого века. Дом призрения бедных. Городская богадельня и детский приют. Богородская домовая церковь, – прочитала Дарья. – Не слишком ли много для одного здания? – Поднялась по ступенькам и дернула за дверную ручку.

Внутри было прохладно.

– Есть тут кто-нибудь? – заглянула за администраторскую стойку и, не обнаружив никого, кроме кота, свернувшегося клубком на табуретке со свисающей до пола шалью, поднялась по лестнице на второй этаж, стараясь не стучать каблуками.

Небольшую залу заполняло солнце, просачиваясь сквозь драпированный тюль. На потолке крепились на планках светильники, направленные на увешанные картинами стены. «Портреты в золотистых рамках, весенние пейзажи и большая картина лунной ночи над рекой. Смотрят удивленно друг на друга и не могут понять, как оказались в одной компании. Пожалуй, надо вас развлечь».

У стены между двумя арочными проемами стоял черный рояль. Дарья подошла к нему, открыла крышку. Потом встала и по очереди заглянула в соседние залы – они пустовали. Вернулась к инструменту. Села на круглую табуретку – та недовольно скрипнула. С минуту думала, что сыграть, и медленно погрузила пальцы в прохладные клавиши.

Задумчивая мелодия поднялась из недр рояля и включилась в неспешную беседу с аккомпанементом 15 . Увещевала. Спорила, наполняясь силой, словно обескровленная река в период половодья…

15

Ференц Лист «Утешение» № 5 Ми-мажор.

Когда отзвучал финальный примирительный аккорд, за спиной раздались редкие хлопки.

– Господи! – Дарья резко крутанулась на табуретке.

Перед ней стоял основоположник русской национальной оперы, сошедший с литографического портрета Петра Федоровича Бореля. 16 Дарья открыла рот, намереваясь что-либо сказать, но язык не слушался. Она продолжала удивленно хлопать ресницами, осознавая, что со стороны наверняка выглядит глупо.

– Да-да! – импозантный мужчина в приталенном двубортном пиджаке, с черной бабочкой, плотно обхватывающей ворот белой рубашки, пригладил зализанные на косой пробор волосы с проседью: – Мне постоянно говорят, что я – вылитый Михаил Иванович! 17 – Он почесал бороду и склонил голову, словно ожидал сорвать овации после удачно исполненной арии.

16

Петра Федоровича Борель (1829-1898 гг.) – русский живописец, акварелист, литограф, портретист.

17

Глинка Михаил Иванович (1804–1857 гг.) – выдающийся композитор, создатель русской национальной оперы. С 1837 года занимал должность капельмейстера Придворной певческой капеллы и вместе с А. Ф. Львовым заложил основы музыкально-инструментального образования в России. Известные оперы композитора «Иван Сусанин» («Жизнь за царя») и «Руслан и Людмила», оказавшие огромное влияние на развитие русского оперного искусства, в 1836 и 1842 годах впервые были поставлены в Петербурге на сцене Большого императорского театра.

– Извините… – Дарья не знала, как реагировать. Она закрыла крышку рояля и хотела встать, но двойник композитора с неожиданной ловкостью очутился рядом.

– Нет-нет! – он мягко нажал на плечо Дарьи, – Сыграйте, пожалуйста, еще что-нибудь из Ференца.

– Я… – Дарья растерялась, – вы… – Она положила руки на колени.

– О-о! Я ввел вас в состояние смятенья своим внезапно-быстрым появлением. Не так ли? – он широко улыбнулся и забавно пошевелил кустистыми бровями.

Неожиданно для себя Дарья расхохоталась. Гулким эхом ее смех облетел залы музея и спрятался где-то под потолком.

– Простите, я… – она не могла остановиться.

Незнакомец выжидающе смотрел и улыбался уголками губ. Потом достал из кармана пиджака кипенно-белый носовой платок и протянул Дарье:

– Прежде чем вы продолжите играть или смеяться – выбирайте сами, – позвольте представиться. – Он галантно шаркнул ногой: – Ваш покорный слуга, директор Драматического театра имени Александра Николаевича Островского, Альберт Игоревич Бескрайних.

Дарья пожала протянутую пухлую теплую руку с пальцами-колбасками:

– Дарья…

Альберт Игоревич не дал ей договорить:

– О-о! Я прекрасно знаю, кто вы: Дарья Мухина. С удовольствием слушаю ваши выступления на канале «Культура». И сольные, и в составе звездного квартета «Времена года». Какими судьбами в нашем захолустье?

Дарья, наконец, пришла в себя:

– Ну, Кинешма – прекрасный городок. И совсем не пахнет захолустьем. Я здесь, можно сказать, проездом: гастролируем по Волге как раз со звездным квартетом.

– О-о! Это большая удача, что мы с вами встретились: директор музея – моя давняя приятельница – пригласила на свой юбилей. А уже завтра отправляюсь в Москву по долгу службы: мой театр, видите ли, полностью обновляет декорации. У нас в Кинешме, к счастью для нас, появился замечательный спонсор, Дмитрий Рогов – успешный архитектор тридцати пяти лет от роду. Кстати, тоже москвич, как и вы. – Бескрайних широко развел руки, видимо, приглашая Дарью порадоваться за земляка.