Воображение мира

К тому же «лиловый» часто встречается в стихах Пастернака. «Что в грозу лиловы глаза и газоны / и пахнет сырой резедой горизонт».

Картина «Демон» Врубеля исполнена в лиловых тонах: вот мы и вернулись к нашей загадочной лиловой собачонке, к доказательству реальности ада.

Таковы дуги воображения, позволяющие нам этот мир уловить.

6

В русской культуре мировой сад появляется по-настоящему усилиями Чехова. Сад Чехова и возы сушеной вишни, тянущиеся в направлении Москвы (гекатомба бутафорской крови, возы условных жертвоприношений, словно бы выкупающих из небытия своих владельцев, посланные в храм культуры, надежды, избавления – в столицу), в национальном сознании обычно выступают в роли символа ускользающего освобождения – материального, душевного, климатического, духовного, какого угодно. Символа честного чистого труда и заслуженной награды.

Конечно, эти значения вполне справедливы. Но Чехов в корне амбивалентен, он лучше многих понимал, что художественный образ не может быть однозначным.

Вишневый сад – сам по себе объект баснословный, мифический, – и на эту неглавную его черту указывают сведения о том, что в Европе вишня впервые появилась благодаря гурману и устроителю кулинарно-пиршественных оргий Лукуллу, привезшему ее из Персии. Главное же значение его, вишневого сада, смыслового облака в том, что цветущие вишни для героев пьесы оказываются пространством загробной жизни.

В «Черном монахе» – своего рода гимне проклятий в адрес провидения, стоящего за спиной художника не то с мечом, не то с пальмовой ветвью виктории, – тоже есть сад, но яблоневый, весь в цвету: в заморозки в полнолуние он окутан дымом костров, разведенных садовником, спасающим цвет и урожай.

Сады римских придворных – Саллюстия, Лукулла, который более известен как ценитель соловьиных язычков, чем как тот, кто подарил Европе вишню, – вошли в моду. Среди них была и вилла императора Адриана, не отпускавшая его от себя на протяжении всего правления империей. Именно отсюда, близ пруда, отражающего холмы и пинии, Адриан руководил захватом Британии и отдавал приказ о подавлении Великого иудейского восстания, означившего наступление новой эры. Ибо именно с этого момента центростремительный иудаизм периода Второго Храма, преобразовываясь в иудаизм раввинистический, обрел свою центробежную экстенсивную составляющую в виде новой еврейской секты – христианства.

7

Название библейской местности Гефсимания происходит от ивритского «гат шманим», то есть «масличный пресс»: это местность у подножия Масличной горы, в долине Кидрон, расположенной восточнее Старого города. Во времена Второго Храма так называлась вся долина, ниспадающая с подножия Масличной горы, на которой, по преданию, произойдет воскрешение после Страшного суда.

Здесь когда-то произрастал обширный оливковый сад, часто использовавшийся как место молитвенных медитаций. В современном иудаизме эта традиция распространена до сих пор: каббалисты ценят ночное время и часто отводят его для мистического созерцания перед ликом луны, движущейся над хороводом деревьев. Цель этих медитаций может быть разной, но суть их одна: вслушивание в мироздание, попытка найти бессловесный ответ на краеугольные вопросы существования.

Гефсиманский сад – точнее, его остатки, состоящие из нескольких десятков древних олив, почитается христианами, потому что Иисус и его ученики приходили сюда для молитвенных бдений. Здесь же, согласно Евангелиям, в ночь предания в руки Понтия Пилата молился Христос, пытаясь получить ответ о своей участи.

Оливы не растут в вышину. Старое дерево может достигать нескольких обхватов и похоже на приземистого великана с узловатым мускулистым торсом, чья корявость и складчатость напоминает огромный мозг. Он осенен скромной кроной и стоит среди камней вечности нерушимо и величественно, подобно живому алтарю.

8

Расщепление реальности на опыт и представление порождает метафору как основной инструмент познания. Опыт творчески устанавливает связь между пережитым (перцепцией) и умозрением. Воображение есть источник абстракции.

Только абстракция дает возможность возникнуть теории и с ее помощью навести мостик между разумом и мирозданием.

Когда мощные, головокружительные, малодоступные модели мироздания, порожденные интеллектом, оказываются «истиной», то есть чрезвычайно близкими к реальному положению дел во Вселенной, это говорит о том, что разум, созданный – как и прочие части целого – по образу и подобию Творца, естественным способом воспроизводит Вселенную – по обратной функции подобия; и проблема строения мироздания формулируется как поиск своего рода гомеоморфизма, соотнесенного с этим преобразованием подобия. Иными словами: то, что разум способен создать теорию, и есть доказательство существования Всевышнего.

Метафора бывает точной и неточной и тесно связана с категорией истинности, участвующей в создании (творчестве) нового смысла.

Воображение не могло возникнуть из личностной нормы. Личность развивается, только находясь в неравновесном состоянии. Чтобы сделать шаг, тело должно выйти из равновесия и начать контролируемое мышцами и скелетом падение.

Суть развития личности – «Я» – в его нетождественности самому себе.

Воображение всегда рождается контролируемым расщеплением, отклонением от нормальности.

Контроль осуществляется как раз категорией истинности, то есть соотнесенным с общезначимым представлением о мироздании.

В противном случае мы имеем дело с ложью, основой клинической ненормы.

Научные достижения порой неотличимы от волшебства. В то же время превознесение чудесного отдает невежеством, особенно если достижения науки при этом принимаются как должное. Есть области математики, в которых уверенно себя чувствуют от силы десяток-другой специалистов на планете, и обществу бывает проще признать их достижения мыльными пузырями, чем важными успехами цивилизации, отражающими красоту мироздания и разума. Но есть и области чудесного, на долю которого незаслуженно выпадает масса пренебрежения со стороны позитивизма, склонного считать, что ненаблюдаемое или непонятное попросту не существует, а не подлежит открытию и объяснению.

Скажем, если вы придете к психиатру и заикнетесь ему об инопланетянах, суровый диагноз вам обеспечен. Упомянутый выше Джон Нэш сполна пережил за годы болезни и стал примером стойкости для многих. Ибо шизотипическими расстройствами страдает целая сотая доля человечества. А сколько еще тех, кто не приходит к врачу.

В момент, названный Карлом Ясперсом «осевым временем», явившимся, как он считал, моментом рождения философии, дар пророчества был передан детям и сумасшедшим.

Насчет детей не знаю, но к людям, делящимся с врачами своими наблюдениями за необычными явлениями, я бы всерьез прислушался. Вот хотя бы к словам Джона Нэша.

Тем более практически все деятели, совершившие прорывы в развитии цивилизации, находились по ту сторону психиатрической нормы.

И вместе с тем я присмотрелся бы ко многим разновидностям научной фантастики и попробовал бы отыскать новую точку зрения на них. Иногда норма затыкает рот истине, а массовый жанр застит прозорливые наблюдения.

Чем дальше развивается наука, тем меньше возможности раз за разом откладывать в сторону гипотезу о том, что формы шизофрении стали мощным двигателем интеллекта – в сторону лучшей выживаемости. Исследования популяционной генетики оставляют на это все меньше шансов. Как и тот факт, что воображение напрямую связано с выживанием, поскольку люди с повышенной тревожностью обладают более высоким IQ: лучше развивать способность предвидеть, чем мышцы ног, предназначенные для бега.

9

Сады – первый признак мирной жизни и, следовательно, цивилизации. Сад развернут во времени в будущее – на срок куда более длительный, чем сезонные работы по возделыванию зерновых культур. Сад есть следующий этап в земледелии, означающий окончательную укорененность рода в данной конкретной местности, выбранной для жизни путем проб и ошибок.

Оседлая жизнь при поле и садах решительно противостоит кочевой, обозной, отданной захвату, обороне, бегству. Цивилизация способна удержаться и развиться во времени, только будучи сопряженной с оседлостью и созиданием.