Вообрази себе картину

Любая картина Рембрандта, на которой кто бы то ни было изображен в движении, либо нехороша, либо написана не Рембрандтом. Потрясающий «Польский всадник», находящийся в нью-йоркской «Коллекции Фрика», и нехорош, и написан не Рембрандтом. (Впрочем, офорт Рембрандта, на котором монах предается блуду посреди поля, это совсем другая история.)

Оба молодых живописца отвергли совет Хейгенса съездить в Италию, дабы изучить Рафаэля и Микеланджело и уяснить, как их превзойти.

Они самонадеянно заявили, что лучшие итальянские полотна давным-давно перекочевали на север и что все итальянские влияния, какие им только потребуются, они вполне могут впитать, разглядывая полотна голландских художников, которые в этой самой Италии уже побывали.

Ливенс, надеясь разбогатеть, перебрался в Англию, где и разорился. Тогда он перебрался в Антверпен, где разорился вторично.

А Рембрандт перебрался в Амстердам — через год после того, как нидерландские рыболовы выловили рекордные тринадцать миллионов галлонов сельди, восемьдесят процентов которых пошло на экспорт. Он поселился в доме своего художественного агента на Бреестраат в том самом году, когда голландцы основали поселение на реке Делавэр.

После «Доктора Тюлпа» (1632) Рембрандт стал зарабатывать больше денег, чем когда-либо мечтал, больше, чем ему, как он ошибочно полагал, удастся потратить. Среди пятидесяти полотен, датированных Рембрандтом к концу 1633 года, имеется и прочувствованный портрет его матери, ставший собственностью короля Карла I Английского и написанный вовсе не Рембрандтом.

В 1633 году он отпраздновал обручение с Саскией, сделав серебряным карандашом ее портрет, а когда в 1634 году был оккупирован остров Кюрасао, они поженились. Саския выглядит милой и простоватой, имеющей склонность к полноте, общую у голландок той поры, пивших и евших, как уверяют, с не меньшей охотой, чем мужчины. Они отпраздновали медовый месяц, наняв поверенного для сбора долгов, недополученных Саскией.

На следующий год голландцы вторглись в Бразилию, дабы учредить там прибыльное сахарное дело, а также высадились на Формозе, Виргинских островах и Мартинике. Они разделывали китов на Шпицбергене, пока англичане строили поселения в Коннектикуте, а у Рембрандтов родился и умер первый ребенок, и в том же году Рембрандт написал «Автопортрет с Саскией», который показывает его восторженно купающимся в успехе с вульгарным хвастовством, не делающим чести им обоим.

Саския сидит у него на коленях, словно кабацкая шлюха. Рембрандт с безразличием собственника обнимает ее рукой за талию, а в другой держит наотлет бокал, провозглашая тост в собственную честь, и, похоже, гордится, будто павлин, теми яствами, которыми уставлен стол.

В последние годы его жизни, пишет голландский биограф, никогда с ним не встречавшийся, Рембрандт радовался, если ему выпадало в течение дня съесть кусок хлеба с сыром или селедкой.

Это один из двух автопортретов Рембрандта, на которых он улыбается во весь рот; на другом, сделанном в шестьдесят лет, художник походит на человека, далеко перевалившего за восемьдесят, и выглядит со своей обращенной временем в руины улыбкой совершенно безумным. Вот этот автопортрет безупречен.

К той поре они с женой уже перебрались из дома Эйленбюрха в снятое ими жилище, и Рембрандт беспечно транжирил время в аукционных залах и художественных галереях, пока в городе Кембридже, штат Массачусетс, закладывались основы Гарвардского университета, имевшего целью подготовку пуританских священнослужителей и выросшего в процветающую школу финансов и бизнеса, что и составляет его теперешнюю славу.

В год основания Гарварда Рембрандт закончил первое из трех последних полотен, живописующих Страсти Господни и предназначавшихся для принца Фридриха Генриха, что не помешало голландцам укорениться на Цейлоне за год до того, как они вышибли португальцев с Золотого берега в Африке, между тем как у них на родине потерпела крах торговля тюльпанами, что привело к ужасающим общенациональным бедствиям. Луковицы этих легко вступающих в мутации евразийских растений семейства лилейных упали в цене до того, что стоили теперь не больше, чем их собственный вес в золоте. Куча людей, разорившись, покончила с собой.

Голландцы оккупировали в Индийском океане остров Маврикий и, обзаведясь дубинками, начали с увлечением забивать до смерти птицу додо.

В 1639-м они сменили португальцев в Японии, переставшей с тех пор допускать к себе любых других европейцев, хотя в конце июля супружеская чета породила дочь, получившую при крещении имя Корнелия и через две недели скончавшуюся, а Рембрандт с Саскией в том же году возбудили дело о клевете против тех ее родственников, которые громко клеветали на Саскию, что она будто бы погрязла в мотовстве.

Они купили дом на Бреестраат.

А год спустя, в 1640-м, в июле, родилась еще одна дочь, которую в августе уже похоронили.

Год 1641-й оказался особенно благоприятным, ибо голландцы захватили Луанду в Анголе, получив надежный источник рабов, необходимых для производства сахара в Бразилии, приступили к захвату Цейлона, отняли у португальцев Малакку на западном побережье Малайи — это как раз посередке между Индийским океаном и Китайским морем, — а тем временем родился Титус, и не только родился, но и выжил!

Ко времени, когда Аристотель попал в Амстердам, в городе работало более пятидесяти рафинадных заводов и Голландия уже выращивала свой собственный табак.

Но хватка голландцев постепенно слабела, и Саския умерла. В доме появилась, чтобы заботиться о младенце, Гертджи Диркс, в Англии разразилась гражданская война, в чем был повинен Карл I, попытавшийся арестовать членов палаты общин и отправивший свою королеву к ее дочери и зятю в Гаагу, а армию своих кавалеров — в Йорк, дабы сокрушить пуританский парламент. Голландский губернатор Нового Амстердама приказал вырезать индейцев-ваппингеров, искавших у голландцев защиты от нападений могавков.

Более пятнадцати сотен индейцев-ваппингеров отправились вслед за додо.

К 1645 году в доме Рембрандта, возможно, жила уже и Хендрикье, а сам Рембрандт писал «Раввина» и также «Святое Семейство с Ангелами», на котором Иисус представлен младенцем, Мария — матерью, а Иосиф — плотником.

Недружелюбная критика порицала его за то, что он наделяет своих Вирсавий и Данай телесами голландских поденщиц, как будто эти женщины из преданий нашего прошлого были всего лишь обыкновенными женщинами из преданий нашего прошлого.

Его Вирсавия, пожалуй, и впрямь грузновата. Хотя, с другой стороны, и Давидова была, надо полагать, не худышкой. Не говоря уж о Марии Иосифа.

Расплатиться за дом надлежало в 1646 году. Нельзя сказать, чтобы его торопили с выплатой.

Национальная экономика процветала. Он получил от принца Фридриха Генриха новые заказы на полотна, трактующие религиозные темы, — на «Рождество» и «Обрезание», причем цена удвоилась против прежней, после чего Фридрих Генрих помер.

Проживи Фридрих Генрих достаточно долго, чтобы успеть разглядеть эти картины, он, вероятно, заметил бы в работах Рембрандта решительный поворот к индивидуалистической манере, при которой воображение художника почти полностью поглощают освещение, цвет, краски и форма, а возвеличивание выбранных сюжетов его как бы и не касается.

Теперь Рембрандт работал так, как ему хотелось, и начал утрачивать популярность, уступая ее своим же соперничавшим с ним ученикам вроде Фердинанда Бола и Говерта Флинка, с которыми он был на ножах.

Что до Флинка, то он был поверхностным приспособленцем. Выбрав Рембрандта в учителя всего на один год, 1635-й, когда на Рембрандте помешался весь Амстердам, он быстро научился имитировать мастера, да так сноровисто, что многие его полотна принимались за написанные Рембрандтом, а возможно, и продавались как таковые, и, вероятно, не без ведома самого Рембрандта.