Воплощение страсти, или Красота – большое испытание (Утомленные счастьем, или Моя случайная любовь)

– Нашла мальчика! Я бы на такого даже не взглянул.

– А зачем тебе на него смотреть, ты же мужчина.

Не желая больше раздражать Вадима, я перевела разговор на другую тему и даже в знак примирения поцеловала его в плечо. Несколько раз на мобильный звонила мама – интересовалась моим самочувствием.

Оставив машину на набережной, мы побрели в сторону Дворцовой площади. Вадим то и дело прижимал меня к себе и говорил комплименты.

Ну и дура эта Маша, что сбежала от такого жениха!

Хотя…

– Вадим, скажи, ты меня любишь или деньги моего отца? – напрямую спросила я.

Вадим от неожиданности остановился:

– Раньше ты не задавала мне подобных вопросов.

– А я вообще не помню, что было раньше. Отвечай давай!

– Машка, я тебя не узнаю, – засопел он. – Ты стала совсем другой. Я ведь ничуть не меньше переживал, чем твои родители. Я твоей матушке по нескольку раз в день звонил, справлялся о твоём здоровье.

– Тогда почему ты ко мне в клинику ни разу не приехал?

– Ты думаешь, я не хотел к тебе приехать? Я просто не мог. Отец твой запретил. Сказал, что, мол, нельзя тебя травмировать. Я так понимаю, что они до поры до времени просто стеснялись тебя показывать, ведь ты здорово пострадала на пожаре.

– Да? А я-то, дурочка, думала, что красивое лицо в любви отнюдь не главное.

– Маша, но я же не мог пойти против воли твоего отца! Какой дурак будет ему перечить. Он же пристрелить может за такие штучки.

– За какие штучки?

– Ну, за непослушание. Машенька, я тебя правда люблю. Да и ты мне раньше отвечала взаимностью.

– А зачем же я тогда от тебя уехала?

– Не знаю, Машка, у тебя характер тяжёлый. Ты сама себе на уме. Сейчас хоть немного угомонилась, а раньше была, как вольный ветер. Родителям нервы трепала, не приведи Господь. А сейчас ты тихая, покладистая… Ты мне такой больше нравишься.

Покатавшись на катере по Неве, мы поехали домой.

Вадим, поглядывая на меня, смолил одну сигарету за другой. У ворот особняка он вяло погладил моё колено и грустно произнёс:

– Маша, ты бы меня не отталкивала, а? Я ведь всё-таки твоим женихом считался. Матушка твоя даже спать вместе нам разрешала. Отец на меня как на зятя будущего смотрел, различные планы строил. Может, у нас с тобой всё получится? Хочешь, я у тебя сегодня ночевать останусь?

– Нет, Вадик, – ласково улыбнулась я. – Я устала. Я хочу пораньше лечь спать.

– А можно, я тебе перед сном позвоню?

– Позвони.

Выпорхнув из машины, я послала Вадиму воздушный поцелуй и взбежала на крыльцо.

Глава 19

После ужина я поднялась к себе в комнату и включила телевизор. Ничего интересного. Новости, новости, новости. Боевые действия в Чечне, боевые действия в Думе – это накануне отпуска-то! – котировка доллара на бирже, неутешительный – весьма, надо сказать, неутешительный – прогноз на предстоящую осень. Таньке туго придётся… Надо бы разыскать её, деньжат подкинуть, как раньше. А почему, собственно, как раньше? Сто долларов – разве это деньги? Отвалю ей тысчонку-другую. Приоденется подружка немножко. Пёрышки почистит.

Скучает небось без меня. Надо бы дозвониться до неё. Ну почему она не отвечает?

Танька к телефону не подошла. Лето… Может, она уехала с сыном отдыхать? Ага, на какие шиши, спрашивается? А ну её в баню! В сентябре объявится как миленькая. В крайнем случае в школу позвоню.

Положив трубку, я открыла Машенькин секретер и принялась разгребать сваленные в кучу бумаги и папки. Рисунки… Фотографии… Фотографий не так много. Большинство – с Вадимом.

И на всех они улыбаются. Наверное, Машенька и в самом деле любила этого большого мальчишку. Наверное… А почему же тогда она от него уехала?

Сомнения одолели? Какие? Что-то ведь подтолкнуло её на этот шаг… А рисунки хорошие. Натюрморты, пейзажи, портреты… Мама, папа, Вадим…

Какие-то девчонки – подружки, что ли? Детские лица, наброски… Карандаш, масло, акварель, гуашь… Ярко, талантливо… Жалко даже, что она так по-глупому распорядилась своей жизнью. Многого могла бы достичь, дурёха… С такими-то родителями!

В половине двенадцатого ночи телефон пронзительно заверещал.

– Машенька, это Вадим. Ты ещё не спишь?

– Пока нет.

– Чем занимаешься?

– Картины свои рассматриваю.

– Память-то хоть немного восстановилась?

– Пока нет. Но я нашла твой портрет.

– Может, помнишь, как ты его рисовала?

– Нет, не помню.

– Ты его не рисовала, а писала. Ты всегда злилась, когда кто-то говорил, что ты рисуешь. Всегда поправляла: «Я пишу».

– А как же, Вадик, я писала твой портрет?

– Вдохновенно. Я несколько часов тебе позировал, а в перерывах мы занимались любовью.

– Наверное, здорово это у нас получалось.

– Да, любимая. Мне до сих пор стыдно, что в лесочке я не сумел… Ты уж прости.

– Да ладно. А ещё я нашла нашу с тобой фотографию.

– У нас было много фотографий. Ты ведь хотела сделать семейный альбом, помнишь, Маша?

– Семейный?!

– Ну да. Мы ведь хотели пожениться.

– Давай о другом поговорим, а лучше распрощаемся до завтра. Я хочу ещё немного покопаться в своих рисунках.

– Если будет скучно, звони. Мобильный всегда со мной. Записывай. Я продиктую номер.

Всё-таки странный этот Вадим. Странный и непонятный. Девушка его два с лишним года боролась за жизнь. На волоске ведь висела. А он ни разу – ни разу! – не навестил её в больнице. Да что там не навестил – не позвонил даже. Ну как это можно объяснить?

Ах, папенька не разрешил встречаться… Причина веская, ничего не скажешь. Наводит на мысли, знаете ли.

А может, он просто боялся увидеть меня – ну, не меня, а Машеньку, конечно, – уродливой? Так это, извините, вообще попахивает предательством. И не попахивает даже – воняет вовсю, чего уж там мелочиться… Мне, например, всё равно, как выглядит Макс. И случись с ним такая же беда… Нет, о чём это я? Накаркаю ещё на бедную голову своего возлюбленного.