Вопрос на десять баллов
Шрифт:
Слышится стук в дверь, и входит мама с моей лучшей винтажной белой льняной дедовской рубашкой, которую она только что нагладила. Еще у нее в руках что-то завернутое в фольгу.
– Тут немного окорока и индейка для твоей подружки.
– Думаю, еды у них полно, мам. К тому же все они вегетарианцы.
– Это белое мясо…
– Не думаю, что цвет здесь имеет значение, мам…
– Но что ты собираешься кушать?
– То же самое, что и они.
– Что, овощи?
– Да!
– За пятнадцать лет ты не съел ни единого овоща! Странно, что ты не заработал себе рахит!
– Рахит от недостатка витамина D2, мам, а дефицит свежих фруктов – это витамин С, цинга.
– Так, может, тебе с собой дать свежих фруктов?
– Спасибо, не
– Все равно бери, съешь в поезде. Если не возьмешь, все испортится.
Для моей мамы настоящим смыслом Рождества всегда было и остается Холодное Мясо, так что я сдаюсь и беру у нее этот сверток в фольге. Весит он примерно как человеческая голова. Мама идет со мной в спальню, чтобы проверить, что я действительно кладу сверток в сумку, прямо как добрый таможенный инспектор, и я чувствую себя просто счастливчиком, что она не заставляет меня взять с собой брюссельскую капусту.
Мама садится на кровать и начинает аккуратно складывать дедовскую рубашку.
– Не понимаю, почему ты носишь эти ужасные старые вещи…
– Может быть, потому, что они мне нравятся?..
– Я видела молодящихся стариков, но впервые вижу старящегося молодого человека…
– Я же твою одежду не критикую…
– Трусы-боксеры! С каких это пор ты их начал носить?
– С тех самых пор, как начал сам покупать себе нижнее белье…
– Что, гульфики вышли из моды?
– Понятия не имею, мам…
– Я думала, тебе, вообще-то, нравятся хлопковые плавки.
– Иногда я и их ношу. Это зависит…
– Зависит от чего?
– Мам!..
– Как долго ты будешь у своей девушки?
– Не знаю. Дня три, может, четыре. И она мне не девушка.
– Так ты вернешься обратно?
– Нет, думаю, поеду сразу в колледж, мам. – Не знаю почему, но мне больше нравится называть свое учебное заведение колледжем, возможно, потому, что «университет» все еще звучит слишком высокомерно для меня.
– Значит, тебя здесь на Новый год не будет?
– Боюсь, нет.
– Будешь с ней?
– Я так думаю. – Я так надеюсь.
– О, какой позор… – Мама переходит на свой страдальческий голос. Вся хитрость здесь состоит в том, чтобы не встретиться с ней взглядом. Я сосредотачиваюсь на сборе вещей. – Но потом ты приедешь сюда?
– Я действительно не могу. Мне надо поработать.
– Ты мог бы поработать здесь…
– На самом деле не могу…
– Я тебе не буду мешать…
– Мне нужны специальные книги, мама…
– Так ты точно не приедешь сюда на Новый год?
– Не думаю, мам, нет. – У меня за спиной слышится вздох, такой скорбный, что я вполне ожидаю, что если обернусь, то найду ее лежащей мертвой на полу. Меня это сердит, и я говорю: – Выберешься куда-нибудь, выпьешь с дядей Десом, вместо того чтобы нам тут торчать вдвоем и смотреть друг на друга…
– Я знаю, просто… просто это первый раз, когда ты не хочешь быть здесь, вот и все. Просто мне не хочется торчать в доме одной-одинешенькой…
– Ну, рано или поздно это обязательно должно было произойти, мам. – Но мы оба думаем об одном и том же. Этого не должно было случиться, не так, не сейчас. Тишина, затем я говорю: – Хочу одеться, мам, ты не возражаешь?..
Она вздыхает и поднимается с кровати:
– Чего я там не видела…
Вот так и в прошлый раз. После встречи Нового 1985 года я пришел домой таким пьяным, что ухитрился проблеваться в собственной постели. У меня остались очень смутные воспоминания о том, как мама тащила меня на рассвете в ванну и душем смывала с меня перно, пиво и полупереваренную курицу с картошкой. Это было всего двенадцать месяцев назад. Она ни разу не вспоминала об этом, и мне нравится думать, что на самом деле ничего такого и не было, хотя я твердо уверен, что все это было.
Иногда мне кажется, что во всем мире недостаточно психиатров…
К тому моменту, как я целую маму на прощание на пороге, она немного воспряла духом, хотя все еще пытается всучить мне
разную бакалею. Я забраковываю батон «майти уайт», литр сидра «Драй блэкторн», упаковку печенья «Джаффа кейкс», бутылку холодного мятного чая «Айсд мэджик», пакет пирожков с изюмом, упаковку сливок к кофе (250 миллилитров), 5-фунтовый пакет картошки и двухлитровую бутылку подсолнечного масла, и каждое мое «нет, спасибо, не надо» для мамы как нож по сердцу. Расстроив маму, я отправляюсь в путь, таща чемодан по дороге и не оборачиваясь – а вдруг она расплачется? По пути на станцию останавливаюсь у банкомата снять пятерку с карточки, затем торможу у магазина – купить вина для Харбинсонов. Хочется сделать что-нибудь приятное, поэтому в конце концов я спускаю целых три фунта на вино, которое продается сразу в графине.20
В о п р о с: Какой социально-экономический термин изначально использовался для названия ремесленников, проживающих в окруженных крепостной стеной городах во Франции одиннадцатого века и занимающих положение между крестьянами и землевладельцами?
О т в е т: Буржуазия.
Я сижу в поезде, идущем из Саутенда, и смотрю в окно на сырые безлюдные улицы, на парочку магазинов, несмело открывшихся с настроением «бери или уходи». Эти четыре дня между днем рождественских подарков и Новым годом – наверняка самые длинные и противные в году, этакое раздутое гадское воскресенье. Но все равно – августовские банковские каникулы [52] еще гаже. Я вполне уверен, что умру в возрасте примерно тридцати двух лет однажды вечером в августовские банковские каникулы. Умру от смертной скуки.
52
Дополнительные выходные дни для работников банков и сопряженных сфер.
Я делаю пересадку в Шенфилде, где покупаю себе на обед баночку энергетического напитка «Люкозед», упаковку чипсов и батончик «Твикс» в продуваемом всеми ветрами ларьке; потом у меня еще остается время заскочить в привокзальный туалет, чтобы посмотреть, как заживает мое лицо, и я еду дальше.
Покинув пригороды и взяв курс на Суффолк, поезд попадает под снег. Такой снегопад редко доходит до Саутенда. Сочетание уличных фонарей, воздуха с залива и центрального отопления обычно превращает снег в нечто вроде холодной, сырой перхоти, но здесь, на полях, залитых светом заходящего солнца, снежный покров выглядит необыкновенно толстым и чистым. Я читаю первую страницу «Песен» Эзры Паунда пять раз, так и не поняв ни слова, затем сдаюсь и смотрю на вид за окном. Душевно. За десять минут до станции я надеваю пальто и шарф и смотрю на свое отражение в окне поезда. Поднять воротник или опустить? Чего я хочу добиться – это выглядеть как Грэм Грин, как «Третий человек», но в клипе «Ultravox» [53] .
53
Фильм Кэрола Рида «Третий человек» (1949) был снят по одноименной книге Грэма Грина и его же сценарию; «Ultravox» – британская электронная группа, модная в начале 1980-х.
За пять минут до подъезда к станции я начинаю придумывать, что скажу, когда снова увижу Алису. Я так не волновался с тех пор, как играл Иисуса в «Очарованных Богом». Тогда мне пришлось раздеваться до пояса для распятия. Похоже, даже нормальная улыбка мне не дается: от скособоченной ухмылки с закрытым ртом у меня такой вид, словно меня ударили чем-то по голове, но, если я раскрою рот, видны мои кремово-черные пятнистые зубы, похожие на кости для игры в скребл. Если есть всю жизнь свежие фрукты и овощи, как это делает Алиса Харбинсон, то у тебя будут отличные зубы. Представляю, как зубной врач заглядывает ей в рот и плачет от этого чистого, яркого белоснежного великолепия.