Ворон и радуга. Книга 1
Шрифт:
– Я буду бредить, а ты не слушай.
Анна Ахматова
Ревущая стена огня.
– Держи меня за руку! Верь мне!
Снова она, снова этот сон, снова этот голос.
Он отмахнулся от протянутой ладони.
– Никому я больше не верю! Оставь меня! Чего ты ко мне привязалась? Оставь меня! Оставь меня в покое!
– Это не покой – это смерть. Идём со мной! Не сдавайся, родной!
– Пусть, – устало мотнул он головой, – пусть смерть.
– Нет, родной, нет, борись! Ты должен…
– Зачем? Зачем? Скажи мне, в чём смысл! У меня больше ничего не осталось! И никого… Я никому не нужен. Я хочу умереть.
– У тебя есть я. Ты нужен мне! Ты всё, что мне нужно. Не уходи!
– Тебя нет. Я тебя не знаю. Ты – мой бред…
– Я – твой свет. Я приду. Обещаю. Только дождись… Ворон, я знаю, до радуги дойти нелегко… Не каждому дано. Но ты ведь особенный, ты сильный, ты можешь! Я верю в тебя! Тот, кто сможет дойти, обретёт своё счастье. Обещай дождаться!
– Я не хочу больше ничего, – простонал он. – Отпусти меня! Мне больно. Мне очень больно. Мне так паршиво, что я сейчас свихнусь!
– Иди ко мне!
От неё пахло свежестью дождя и мягким теплом весеннего солнца. От неё пахло домом и любовью – давно забытыми запахами счастья. И всё мучительное, горькое, невыносимое отступало в кольце её тонких рук.
– Я с тобой, родной мой! Навсегда…Только дождись!
– Я дождусь, – он коснулся на миг её губ – мягко, нежно, робко, совсем не так, как привык целовать других.
А губы на вкус как лесная земляника, сладкие, не оторваться…
– Держись, любимый мой, держись! – шепнула она ему в висок. – Я с тобой!
И исчезла…
А он провалился в мешанину пугающих образов и видений.
***
Боль вернулась. Вся разом. Накрыла удушливой жгучей волной. Обступила ревущей стеной огня, кольцом беспощадного пламени. Лицо горит так, словно его ткнули мордой в костёр. В спину будто вгрызается стая голодных волков. У самого сердца – ноет, саднит. Невыносимо хочется пить. Но, чтобы попросить воды, надо двинуть губами, покрытыми запёкшейся коркой. А это тоже так больно, что лучше терпеть и молчать.
– Держись! Не сдавайся! Скоро будет полегче!
Снова она…
Нет, голос другой. Женский, но другой. Это не его таинственная гостья из снов.
– Терпи!
Терпеть не получалось, он снова соскальзывал во тьму небытия, из которого проступали туманные обрывки видений.
***
Бездонные глаза цвета неба, но от неба они так далеки. Льняные кудряшки. Жемчужная улыбка. Но лицо чуть хмурое, напряжённое.
«Что, даже не поцелуешь меня на прощание?»
«На прощание… поцелую…»
И улыбается, глядя прямо ему в глаза.
Тварь! Проклятая тварь! Сука продажная!
«На прощание…» Ведь она уже знала. Знала, что он уходит навсегда. На смерть отправляла и улыбалась в лицо. Как же можно было так?! Как? И как теперь с этим жить?
Всё было ложью. С самого начала. Ну… может статься, только та, самая первая ночь… она была настоящей. А
потом она уже знала, кто он, уже прикидывала, как продать подороже.Жаркий шёпот у виска.
«Мне ты можешь верить. Я никогда тебя не предам, Ворон! Я никогда тебя не предам, любимый, поверь!»
– Сгинь! Пропади, тварь! Никогда ни одной змее проклятой больше не поверю!
И снова как вспышка… Он тащит её по лестнице, она хохочет заливисто:
«Любимый. Мой. Дикий. Зверёныш».
Белые облака постели…
«Мне нравится, как ты это говоришь… Моя женщина!»
«Но ведь так и есть. Ты – моя женщина. Всё, что я делаю, я делаю ради тебя!»
– Тварь! Тварь! Тварь! Изыди из памяти моей!
«Я не дурак. Я тебя люблю».
Нет, он не дурак! Он намного хуже. Сорок семь славных ребят, сорок семь отчаянных сорвиголов, сорок семь братьев своих он отправил за Грань, доверившись бездушной шлюхе.
А может… Лахти её заставил? Угрожал, расправой пригрозил… Темницей, кнутом, виселицей! Ну не могла же она сама, добровольно, после всего, не могла! Наверняка так!
Но ведь она могла ему рассказать, и они бы уехали прочь. Он бы её защитил, спрятал, сберёг.
– Ага! Так как ты защитил своих парнишек? – глумливо усмехается, обнимает за шею.
– Убери руки от меня! Ненавижу, ненавижу тебя! Чтоб ты заживо сгнила!
– Какой ты сердитый нынче… Мой дорогой! – хохочет Аллонда.
– Я убью тебя, тварь! Назло тебе выживу, найду тебя, и ты пожалеешь, что на свет родилась! Чего, чего тебе не хватало?! Чего? Я же всё, всё только для тебя…
– Денег, мой дорогой, денег! Я же теперь самая богатая женщина в Эсендаре. Эливерт, ты же сам говорил, что умрёшь за меня… Вот! Ты умер, а я богата и счастлива. Слово сдержал – молодец! Ты разве не рад? Ты ведь обещал сделать меня счастливой…
– Будь ты проклята!
Солнечный свет льётся в окно, путается в завитках её волос.
«Если я буду с тобой, иных не будет! Клянусь – только ты, и никого больше».
Всё ложь. Всё гниль. А ведь была любовь. Она превратила эту любовь в грязь, в стылую, вонючую, гнилую, болотную жижу. И никогда ему теперь от этой мерзости не отмыться.
И вот уже он видит, словно со стороны, их спальню и постель, слышит томные вздохи Аллонды… На его глазах треклятый уродец Лахти обхаживает его ненаглядную голубку, распростёртую на белоснежных простынях.
– Раздевайся, мальчик! – весело командует Аллонда, призывно машет ему рукой.
И к горлу подкатывает тошнота.
– Су-у-у-у-к-а-а-а-а!
***
И снова боль вгрызается в тело, сжигает дотла. Дыхание перехватывает. Невыносимо. Это невыносимо. Дайте просто умереть!
– Не смей сдаваться! – голос холодный и нежный одновременно, ему невозможно не внимать. – Я тебе не позволю! Смерть тебя не дождётся. Терпи!
Раскалённого лица коснулось что-то мягкое и холодное. Влага на пересохших губах. На короткое мгновение стало чуть легче. Он с трудом проглотил несколько капель чего-то горького. Сразу занемели язык и гортань. И боль отступила.