Ворон на дереве
Шрифт:
– Не все,- ответил голубь,- а только те, которые приобрели способность летать. Кстати, до сегодняшнего дня я думал, что вы не обладаете такой способностью.
– Спасибо. Поэтому вы и назвали наш дом курятником.
– Совершенно верно. Именно по этой самой причине.
– И все же, кто сюда прилетает?
– не мог я сдержать своего любопытства.
– Да как вам сказать, многие. Юрист, что живет рядом с вами,-
Когда Голубь произнес слово «певица», его голос, как мне показалось, дрогнул. Я сделал вид, что не заметил этого. Мне также показалось, что слово «юрист» он произнес с некоторым напряжением. Несколько минут мы молча любовались луной над спящим городом.
– Вот бы слетать на луну,- мечтательно произнес я.
– К сожалению, побывать там вы никогда не сможете,- заявил Голубь.
– Это почему же?
– удивился я.
– Среда для вас неподходящая.
Я почему-то вспомнил о посаженных луковицах тюльпана на балконе и опять подумал об Юристе.
– И что же, Юрист часто сюда прилетает?
– Каждый раз, как только появляется здесь певица.
– А что у него с ней?
Этот вопрос вдруг привел Голубя в крайнее возбуждение. Он нахохлился-, крутнул шеей и заявил мне:
– Конечно, он вдовец, и может делать все, что ему угодно. Но мне кажется, что он ведет себя не очень по-джентльменски.
– Я и не знал, что он вдовец.
– Жена у него умерла два года назад.
Я вспомнил, что Музыкант женат и имеет двоих детей.
– А где он сейчас?
– Ворон сидит на дереве,- и Голубь показал крылом на огромный раскидистый тополь.
Вдруг опять раздались трели соловья...»
3
В эту самую минуту к сидящим в холле за карточным столиком пациентам подошел медбрат и тупо сказал:
– Ваше время кончилось. Пора ложиться спать. А ну-ка живо по местам..
Никто ему не возразил. Все четверо послушно встали из-за стола и направились по своим палатам. По дороге Елизавета Вторая, прощаясь с Новеньким и Платоном, сказала:
– Дайте нам слово, что завтра на этом самом месте вы продолжите свой рассказ.
– Даю такое слово,- торжественно поклялся тот.
– И чтобы без нас вы ничего из вашей истории не рассказывали Платону,- поддержала ее Карусель.
– Обещаю.
Через
несколько минут коридоры психлечебницы опустели, в палатах погас свет, и только время от времени медбратья молчаливо совершали свой ночной моцион.На следующий день с утра Елизавета Вторая церемонно совершала свой выезд в свет по коридорам лечебницы, используя для этого коляску, на которой санитары доставляют пациентов в больницу; Платон в курительной комнате путем пускания табачных колечек упражнялся в построении новых идеальных форм в пространстве; Карусель, как обычно, кружилась и делала разные гимнастические упражнения, чтобы сохранить свою фигуру; и только Новенький бесцельно слонялся повсюду, не зная еще, какое избрать для себя амплуа. Однако вечером все опять собрались в большом холле за карточным столом и Новенького попросили продолжить свой рассказ.
– Так на чем мы остановились прошлый раз?
– Ворон сидит на дереве,- напомнил ему Платон.
– Нет,- запротестовала Карусель,- вашими последними словами были: «И вдруг опять раздались трели соловья..»
– Ах, верно,- заметила Елизавета Вторая,- именно на этих словах вас прервали вчера.
Новенький откашлялся и продолжил рассказ.
4
«И вдруг опять раздались трели соловья. Они доносились из густой листвы раскидистого тополя. Мы с Голубем, затаив дыхание, зачарованно слушали божественное пение.
– Кто это так поет?- восхищенно спросил я, когда трели прекратились.
– Молодая певица. Здесь она поет лучше, чем на эстраде.
Мне очень захотелось полететь к тополю, но в это время над нашими головами пронеслось что-то огромное. Со страху я забился под крыло голубя. Ветка над нами прогнулась, рядом с голубем уселся большой филин.
– Вот и я,- произнес он низким голосом,- насилу оторвался от книг.
– Знакомьтесь,- представил нас друг другу Голубь,- ваш сосед снизу, профессор университета. А вы, кажется, журналист?
Я кивнул головой.
– Щелкопер, значит,- раскатисто засмеялся Филин,- знаю я вашу братию, воробьев стреляных. Здесь еще один литератор частенько прилетает к нам язык почесать, но с вашим братом нужно держать ухо востро, вмиг пропечатаете в газете, потом грехов не оберешься.
Я обиженно сконфузился, но Филин, перелетев на мою сторону, дружески хлопнул меня крылом по плечу и спросил:
– О чем секретничали-то?
– Да вот наш знакомый собрался слетать на луну,- с иронией заметил Голубь.
Филин расхохотался и хохотал, вероятно, добрых десять минут.
– На Луну? Вот умора! Да туда могут летать только остолопы, вроде американских астронавтов. Птицам там делать нечего, среда неподходящая, там даже воздуха нет, чтобы летать.