Воронцов. Перезагрузка

— Вот тут, видишь, соединение должно быть особенно прочным, — объяснял я. — Здесь вся нагрузка будет концентрироваться.

Петька несколько раз задумчиво почесал затылок, вникая в технические тонкости.

— Понял, барин. Железными скобами усилим, — наконец сказал он. — Сделаем, не сомневайтесь.

С этими словами он и ушёл в свою половину дома, унося с собой один из чертежей для утреннего изучения.

Я так умаялся за день, что едва коснувшись подушки, почувствовал, как Машка осторожно пристраивается рядом, ложится головой на моё плечо. Просто вырубился моментально. Её тепло убаюкивало лучше любой колыбельной, а за окном тихо скрекотали сверчки, словно напевая песню о завтрашнем дне.

Утром, едва солнце поднялось над крышами, похватав каравай с квасом для перекуса, мы с Петькой набрали металлических пластин из сарая Игната — добрых полтора десятка железных полос разной толщины — и снова двинули толпой к Быстрянке. Митяй тащил на плече длинную пилу, Илья нёс топоры, а Петр с Прохором волокли верёвки и клинья.

У речки долго выбирали подходящее бревно для главного вала — дело это ответственное, от него вся мельница зависеть будет. Перемерили все стволы, что выбирали для этой цели, пока наконец нашли то, что нужно. Длинный, ровный как стрела, сантиметров сорок в диаметре, без единого сучка и червоточины. Пётр, оценив бревно, довольно хмыкнул:

— Вот это дерево! Лет сто росло, не меньше. Из такого и корабельные мачты делают.

Взял топор и принялся методично снимать кору широкими, размашистыми ударами. Стружка летела во все стороны, обнажая светлую, крепкую древесину. Потом ещё прошёлся рубанком, выравнивая поверхность до идеальной гладкости. Я же тем временем прикидывал, как лучше крепить металлические пластины — защиту от трещин и усиление конструкции.

Разложил вдоль бревна железные полосы, показывая Петру расположение и способ крепления:

— Смотри, вот так будем прибивать, через каждые полметра. Гвозди длинные бери, чтобы насквозь проходили. И главное — в случае трещины металл должен держать всё бревно в кольцо, понимаешь? Как обруч на бочке.

Пётр кивал, внимательно слушая объяснения, уже прикидывая в уме последовательность работ.

Как тут вдруг прибежал запыхавшийся парнишка из деревни — Ванька, сын Степана. Весь красный, пот с лица вытирает рукавом:

— Барин, барин! — кричит ещё издалека. — Там приказчик от боярина Андрея в Уваровке ждёт вас! Уже с час сидит, всё спрашивает, когда вернётесь!

Тьфу ты, сплюнул я на землю от досады. Ну точно, не может день спокойно пройти без всяких помех. Дал мужикам чёткие указания на продолжение работ:

— Пётр, продолжай подгонять доски по размеру, которые вчера отметил. Митяй с Ильей, если успеете, то смотайтесь ещё брёвен набрать из дубравы — а то мало выходит, еще нужны. Да и берёзовых не мешало бы ещё привезти, они полегче будут. Прохор, ты смотри, чтобы никто не бездельничал, — подколол я нашего ворчуна.

Сам же, отряхнув руки от древесной пыли, направился в деревню. Шёл быстрым шагом, мысленно прикидывая, что за дела могли привести сюда отцовского человека. Ничего хорошего, это точно.

У меня во дворе, под той самой раскидистой яблоней, на скамье сидел приказчик — тощий мужик средних лет в потёртом, но чистом кафтане. Из себя вид такой корчил, будто он тут не меньше губернатора, а то и самого царя представляет. Спина прямая, подбородок задран, только глаза при этом отводил — видать, самому неловко за поручение.

Поравнявшись с ним и поздоровавшись достаточно сухо, я уселся напротив. Он достаточно официально, словно указ зачитывал, начал свою речь:

— Егор Андреевич, батюшка ваш, боярин Андрей Петрович крайне недоволен вашими… хм… действиями. Говорит, мол, этот непутёвый сын людей из другой деревни к себе забирает, чем порядки нарушает. Староста из Липовки к нему приходил на днях, жаловался горько. Мол, лучших работников переманивают.

Приказчик помолчал, явно готовясь к самому неприятному:

— Так вот, батюшка ваш строго-настрого передаёт: ещё раз узнает про такие дела — выгонит к чертям собачьим, так и велел передать слово в слово, хоть и бабка ваша, молила его не лезть к вам с наставлениями. Вы уж простите меня, Егор Андреевич, но передал так, как ваш батюшка велел, не смею ничего от себя добавлять.

Я хмыкнул, скрестив руки на груди, и внимательно посмотрел на этого бедолагу. Видать, самому тошно было такие речи произносить, но служба — она служба.

— Значится так, — сказал я, нарочито медленно и внятно, — батюшке моему так и передай, слово в слово. Староста Липовки — тот ещё ворюга и хитрец, как и Игнат был. Почему был? Потому что выгнал я его за воровство и обман, да еще и нападение. Пусть ещё радуется, что живым оставил. Так и скажи отцу моему. А ещё добавь от себя вот что: раз батюшка пустил меня в свободное плавание, дал землю и разрешил самому хозяйничать, то пусть и не контролирует каждый мой шаг. А в гости, если захочет повидаться по-родственному — милости прошу, всегда рад буду. Дом мой всегда открыт для семьи.

Приказчик весь пунцовый от смущения и неловкости торопливо закивал, видимо облегчённый, что обошлось без криков и рукоприкладства:

— Передам, Егор Андреевич, обязательно передам. А вы… того… не серчайте больно на старика. Откланялся почтительно, да и ускакал на своей лошади, поднимая облачко пыли. Машка же, слышавшая весь разговор и стоявшая поодаль, подбежала ко мне, обняла крепко за шею и тихо, с тревогой в голосе сказала:

— Егорушка, а что ж теперь будет-то? Не прогневается ли батенька твой?

Я обнял её покрепче, чувствуя, как дрожат её плечи.

— Всё будет хорошо, солнце моё, — улыбнулся ей ласково и поцеловал в лоб. — Всё будет лучше, чем было до этого, уж поверь мне. Мы своё дело делаем.