Вороны не умеют считать

– Ну конечно, – отозвался я.

Ширли залилась очаровательным смехом, чуть прикрыла глаза и снова начала играть моей рукой.

– Я очень люблю дядю Гарри.

– Я заметил.

– Потому что я его целовала?

– Хотя бы.

– Я его всегда целую при встрече. Он мне как родной.

– Раз так, вас можно обвинить в кровосмесительной связи.

– Мои поцелуи совершенно невинны, – рассмеялась Ширли. – Я не люблю двусмысленности в отношениях.

– В самом деле?

– В самом деле.

– Глядя на вас, этого не скажешь.

– Что вы имеете в виду? – В тоне Ширли вдруг появились злые нотки.

– Да так, ничего.

– Мне кажется, вы чего-то недоговариваете.

– Трудно все выразить словами…

– Я очень импульсивна. – И она снова стала гладить мою руку.

– По-моему, вы очень эмоциональны и сразу решаете, кого любить, а кого ненавидеть.

– Вы правы. Я или быстро схожусь с людьми, или не схожусь вовсе… Некоторые мне очень нравятся.

– А я вам нравлюсь?

Она сжала мою руку. Некоторое время мы сидели молча. Неожиданно она спросила:

– Дональд, откуда вы узнали, что я давала деньги Роберту?

– Я этого не знал.

– Но вы же спросили.

– Мне было интересно.

Ширли вытащила из карманчика блузки листок бумаги и протянула мне. Это был банковский чек на две тысячи долларов, выписанный неделю назад на имя Роберта Хокли. На чеке стоял штамп «Оплачено».

Ширли взяла у меня чек и сунула обратно в карманчик.

– Дональд, почему вы молчите?

– А что я должен сказать?

– Вас не интересует, почему я дала Роберту деньги?

– Разве это имеет значение?

– Знаете, мне стало жаль его. Сначала он просил, чтобы я уговорила опекунов увеличить причитающуюся мне ежемесячно сумму на тысячу долларов – тогда и он автоматически получал бы столько же.

– Вы отказались?

– Да. Мне не хотелось огорчать дядю Гарри. Но потом мне стало жаль Роберта, и я выписала ему этот чек.

– Вы дали деньги взаймы?

– Подарила.

Хуанита Грэфтон крикнула из кухни:

– Где коробочка с китайским чаем?

– Понятия не имею, – с раздражением ответила Ширли. – Оставь меня в покое! Не найдешь – завари чай другого сорта. – Она снова повернулась ко мне и продолжала разговор тем же вкрадчивым тоном: – Давайте ближе к делу. Хуанита страшно любопытна. Дональд, мне нужна ваша помощь.

– Чем же я могу вам помочь?

– Я очень люблю дядю Гарри. И я боюсь за него.

– Почему?

– Сама не знаю. У меня плохое предчувствие. Ему грозит опасность.

– Что же я смогу для вас сделать?

– Надо, чтобы вы все время были рядом с ним. Вы ведь можете его защитить?

– Вообще-то я этим не занимаюсь.

– Не скромничайте. Вы такой умный. Вы сразу поймете, где таится угроза. В людях вы разбираетесь прекрасно.

– Да, но при чем здесь это?

– Вы знаете, почему дядя Гарри в опасности?

– Нет. Так почему же?

– Могу я быть с вами откровенна?

– Конечно.

– Понимаете, вся эта опека… Короче, кое-кому было бы выгодно убрать дядю Гарри.

– Вы хотите сказать, что Кеймерона убили потому…

– Я не это хочу сказать.

– А что?

– Понимаете, Кеймерон мертв…

– Да, это так.

– Представьте себе, вдруг с дядей Гарри что-нибудь случится…

– И тогда вам на голову свалится куча денег?

– Мне? – Она расхохоталась.

– А разве нет?

Ширли пристально посмотрела на меня.

– Да, вы совершенно правы. Можно я продолжу?

– Вы хотите сказать о Роберте Хокли?

– Я хочу сказать только одно: я боюсь за дядю Гарри и прошу, чтобы вы взялись его охранять.

– Это не моя работа.

– Я хорошо заплачу. Деньги у меня есть.

– А ему я что скажу? Что вы платите мне…

– Говорить ничего не потребуется. Вы будете все время рядом с ним, и он сам станет платить. Потом я тоже заплачу вам. Дядя Гарри считает вас мастером своего дела. Он очень хочет, чтобы вы все время были с ним – и днем и ночью.

– В таком случае я рискую вызвать его недовольство – ведь я могу ненароком узнать о нем то, что он хотел бы держать в тайне.

Ширли рассмеялась.

– Дональд, вы же не обязаны трубить повсюду о том, чему станете свидетелем.

– Но если я случайно узнаю что-либо, то буду неловко себя чувствовать.

Ширли снова погладила мою руку. Тут в дверях появилась Хуанита Грэфтон. Она толкала сервировочный столик, накрытый к чаю.

Казалось, Хуанита совсем забыла о своем недомогании: она гостеприимно разливала чай, изо всех сил старалась быть любезной. Ширли придвинулась ко мне еще ближе. Время от времени она поднимала на меня свои прекрасные глаза и очаровательно улыбалась. Как она была хороша! И было заметно, что секс – неотъемлемая часть ее жизни. Платоническая любовь к таким девушкам столь же абсурдна, как езда на гоночной машине со скоростью тридцать пять миль в час. Ширли была просто создана для секса.

Хуанита Грэфтон, выждав удобный момент, спросила:

– Вы, наверное, считаете, что я плохая мать?

– Почему вы так думаете?

– Обвинила дочь в покушении на мою жизнь.

– Меня это не касается, – отрезал я.

– Да нет, – возразила Хуанита. – Вы так говорите потому, что хорошо воспитаны. Пожалуйста, выслушайте меня. Постарайтесь войти в мое положение.

– Хватит об этом, – перебила ее Ширли. – Дональда совершенно не интересуют ваши семейные отношения.

– Но я при нем набросилась на Дону, кричала, что это она подсунула мне яд. Как глупо! Я была не в себе. Я пришла к Доне, чтобы поговорить с ней по душам, надеялась, что мы наконец найдем общий язык. А тут случилось это… Понимаете, мы, южане, такие вспыльчивые, экзальтированные.

Я кивнул.

– Довольно, Хуанита. Все это никому не интересно, – раздраженно повторила Ширли.

Но Хуаните нужно было выговориться.

– Понимаете, для нас, южноамериканцев, самое главное – семья. Северяне больше думают о деньгах, о бизнесе. А для нас на первом месте – дом, дружеский круг. Я подолгу жила в Штатах и могу сравнить.

– Я был у вашей дочери впервые. Пришел по делу.

– А я-то думала, что вы друзья.

– Повторяю: я видел ее впервые.

– И она вам ничего обо мне не рассказывала?