Воронья Кость

— А ты проснулся бы рядом с Волховом? — спросила она, прижимаясь к нему всем телом, горячая, будто только что из кузни, жар стал ещё сильнее, как только она стиснула своими бёдрами его ногу.

— Нет, я скорее бы бросился в её глубины, — сказал он, прильнув в ней, а она рассмеялась тихим грудным смехом.

Позже, устроившись в уютной колыбели его рук, она спросила, что дальше случилось с тем Хрольфом из сказки, и Воронья Кость рассказал ей, что музыкант разбогател и стал самым богатым купцом в Новгороде, он женился на прекрасной молодой девушке, и у них родились сильные сыновья, на свадьбе которых он играл на гуслях.

Хрольф был счастлив, рассказывал ей Воронья Кость, но иногда, тихим вечером он выходил прогуляться на берег и играл на гуслях, мелодия лилась над речной волной. Иногда из воды показывалась прекрасная голова, чтобы послушать его игру. Или просто то были лунные блики на поверхности Волхова.

Она уже спала, её щека покоилась на плече Олафа, и он ощущал её дыхание, похожее на ритм волн, накатывающих на берег. Он слушал каждый её вдох и выдох, стараясь всю ночь не шевелиться, чтобы не потревожить её, оставаясь как можно ближе к ней, и одновременно пугаясь её близости.

Глава одиннадцатая

Финнмарк, близ горы Мёртвый рот, праздник Йоль [21] ...

Мартин

Разведчики вернулись, когда повалил густой снег, закружилась позёмка, превратившая ржаво-серые громады гор в размытые тени. Они сказали Хромунду, что ничего не заметили, но подстрелили оленя. Все избегали говорить с Тормодом на людях, потому что тот был трэллем. Тормод давно привык к этому, он просто выслушал, а затем вместе с Хромундом отошёл в сторонку и тихонько заговорил с ним.

21

Йоль (в разных языках Yule, Joll, Joel или Yuil) — средневековый праздник зимнего солнцестояния у древних германских народов. Йоль — ночь зимнего солнцестояния, самая длинная ночь в году. В её честь отмечался большой праздник, на полях разжигали костры, а урожай и деревья благословляли, распивая пряный сидр. С утверждением на севере христианства — Рождество.

— Ничего? — желчно спросил Тормод. Хромунд почесал коротко подстриженные волосы, он стригся из-за вшей, поэтому его и прозвали Бурста-Колльр — что означало "щетина на макушке".

— Эйндрид — хороший воин, — сказал он упрямо, а тем временем, этот хороший воин вместе с остальными с трудом вытягивал сухожилия из задних ног оленя. — А ещё он меткий стрелок из лука.

— Я вижу, стреляет он хорошо, — терпеливо ответил Тормод, — а это значит, что у него зоркий глаз. И он не заметил ни одного врага?

— За исключением того саама, которого я подстрелил ранее, — проревел голос, так близко к уху Тормода, что он ощутил зловонное дыхание, увидел пар от выдоха, и испуганно оглянулся. Эйндрид ухмылялся из-под обледенелой бороды.

— Я не хотел проявить неуважение, — заявил Тормод, и Эйндрид уставился на него, будто увидел его в первый раз.

— Если бы мне так показалось, я бы просто избил тебя, трэлль, — ответил он.

Тормод залился краской. Он знал, что Эйндрид — богатый землевладелец в Одинссальре, что в Тронделаге, возможно самой старой ферме в мире. А ещё трэлль не любил, когда упоминают о его низком положении, потому что считал себя самым мудрым советником Хакона-ярла, и уже было открыл рот чтобы напомнить об этом.

— Он уже заговорил? — спросил Хромунд, чтобы разрядить обстановку. Эйндрид поджал плечами и оглянулся на саама, которого подвесили так же, как и оленя, чью тушу привязали за копыта к ветке замёрзшего дерева. Эйндрид подстрелил оленя в последней вылазке и приволок зверя в их замерзающий лагерь.

— Спроси христианского священника, — резко ответил он, сплюнул и зашагал прочь, чтобы проследить за разделкой оленя. Тормод наблюдал, как они вынимают желудок и кишки, печень, селезёнку, желчный пузырь, лёгкие и сердце. Крестец и окорок, рёбра и филейную часть аккуратно вырезали и завернули в шкуру, но на туше оставалось ещё много мяса. Воины жевали уже остывшую печень, довольно улыбаясь и скаля окровавленные зубы. Ведь сейчас был праздник Йоль, и они маленькими глотками допивали последние остатки крепкого эля.

Королевский трэлль справился с гневом. Рядом с оленьей тушей висел саам, пленник наблюдал за разделкой оленя, несомненно это было частью замысла христианского священника.

Хромунд, хмуря брови, подошёл к священнику, тот сгорбившись, сновал между костром и своим неказистым убежищем из парусины. Похож на чёрного гнома, мрачно подумал хёвдинг. Несомненно, здесь самое подходящее место для йотунов, кровожадных великанов, извечных врагов Асов, боги держат их в узде лишь благодаря молоту Тора.

Уже не в первый раз он задавался вопросом о смысле этого запоздалого путешествия через высокогорье в поисках ... чего? Легенды? Но всё же, подумал он, а если это правда, и Кровавая секира Эрика скрыта где-то в этих горах? Ведь те, кто обладали ей, обладали властью. Если ты берешь в жёны Дочь Одина, значит, Одноглазый будет тебе тестем, — Хромунд поёжился от этой мысли. Он сделает тебя королём, так говорилось в саге, но затем придёт день, и Один, смеясь, направит этот топор против тебя.

Саам застонал и покачнулся. На его коже виднелись влажные ожоги в виде крестов, почерневшие по краям; как только Хромунд увидел их, рот наполнился слюной, так что ему пришлось сплюнуть.

Мартин заметил это, когда снова сунул железный крест в огонь и облизал губы. Хромунд, конечно же, язычник, как и все остальные в Норвегии, поэтому он не понимает выгоды, что даёт вера в Господа. А саам уже понял, и Мартин был доволен тем, что пленник пробормотал что-то на норвежском, Мартину показалось так, когда пленника только притащили в лагерь, после того как Эйндрид подстрелил саама в бедро. Хотя он в глаза не видел проводника, которого предложил им старый ярл Коль, а Мартин отказался, но было ясно, что перед ним и есть тот самый проводник-саам.

Конечно же, тот саам, облачённый в добротные меха — охотник и торговец, он неплохо говорит на норвежском, и, хотя Мартин предполагал, что саам вряд ли что-то знает о жертвенном топоре, но всё же приказал подвесить его на ветку. Ему удалось выяснить имя саама — Олет, так что Мартин оказался прав, — ярл Коль отправил его проводником вместе с оркнейцами, людьми королевы Ведьмы, всё как он и говорил. Саам сказал, что она настолько могущественна, что ей под силу справиться с богиней горы. А ещё пленник знал точное место, что искал Мартин, в конце концов, саам, всхлипывая, признался и в этом тоже.

Сурман Суун. Так язычники называют гору "Мёртвый рот". Каждый раз, когда он, преисполненный яростью от ощущения силы Божьей, прикладывал к плоти пленника раскалённый на огне крест, саам, задыхаясь, кричал — "Сурман Суун".

— А что насчёт врагов? — Хромунд спросил Мартина, когда монах рассказал ему всё это, вытирая руки об изодранный подол шерстяной рясы.

— Какие враги? — неуверенно спросил Мартин. — С нами полно норвежских воинов, так что местные горные охотники вряд ли представляют угрозу. Гудрёд и Ведьма опередили нас, я думаю, это означает, что как раз им и придётся сражаться с охотниками.