Воронья Кость

Хоскульд не отставал от них, и пока корабль шел вдоль берега, торговец хвалился своими многочисленными умениями, одно из которых — судовождение.

— Мы выходим в открытое море, — добавил он. — Земля с того борта, которым мы причаливали, так что не перепутаете. Еще чуть и мы повернем на север. Это направо, со стороны рулевого весла. Это рука, которой вы себя удовлетворяете.

Воронья Кость выдавил улыбку, а Хоскульд ловил ухмылки своей команды, пока Мурроу не обернулся и не посмотрел на сидящих побратимов.

— Не боись, парни, — проревел он. — У нас достаточно хлеба, рыбы и воды, на случай если этот толстозадый торговец заблудится. К тому же с нами птицы, которые подскажут Вороньей Кости путь, когда ничего другое не поможет.

Воронья Кость, подтверждая это, поднял руку, а команда Хоскульда, замерев, уставилась на юношу. Затем они занялись своими делами, а Воронья Кость усмехнулся, он не знал ни одного северянина, а тем более христианина, которого не удивлял бы мужчина, которому подвластен сейдр; никому из них не нужно было напоминать странные истории, окружающие молодого Олафа.

— Нам не понадобится птичья магия, чтобы привести нас туда, куда мы направляемся, — в конце концов, с видом обиженного христианина, выдал Хоскульд. — И я не собьюсь с курса, ирландец. Этот корабль благословлён сами Господом.

И в этот момент одинокая чайка, сидящая на рее, вспорхнула и с криком и диким хохотом направилась к земле — серо-голубой линии. Воронья Кость наблюдал за ней, у него волосы встали дыбом; нехорошо искушать норн, подумал он.

— Однажды жил-был один хёвдинг, который служил одному ярлу. Не спрашивайте меня, где и когда, — начал он, и все головы повернулись к Олафу. Воронья Кость не собирался рассказывать; истории сами приходили к нему, но те, кто слышал их ранее, подвинулись поближе. Кормчий рассмеялся, но Мурроу шикнул на него, так что повисла тишина, лишь ветер завывал в снастях.

— За свою службу он получал каждый день кусок хлеба и чашу мёда, — продолжал Воронья Кость неторопливо, словно вздымающиеся волны. — Воин съедал хлеб, а мед выливал в кувшин и закупоривал его, чтобы можно было носить сосуд с собой, а мёд не украли. Он задумал наполнить кувшин, потому что знал, что мёд можно выгодно продать на рынке.

— Что ж, этот человек настоящий торговец, — заявил Хоскульд с усмешкой, но взгляды слушателей заставили его умолкнуть.

— Я продам свой мёд и выручу золото, на которое куплю десять овец, у которых появятся ягнята, и к концу года у меня будет уже двадцать овец, — продолжал Воронья Кость. Слова лились из него словно густое лакомство из того кувшина.

— Овец будет все больше, и через четыре года я стану владельцем четырехсот овец. Тогда я куплю корову и быка, и ещё кусок земли. Корова будет приносить телят, и давать молоко, а на быке я буду пахать свою землю. Через пять лет поголовье моего скота многократно увеличится, и я разбогатею. Тогда я построю добротную усадьбу, куплю трэллей [8] и женюсь на красавице благородного происхождения. Она родит мне крепкого сына, которому я дам свое имя. Когда он появится на свет, над ним будет сиять счастливая звезда, он будет веселым и счастливым человеком, а после моей смерти прославит моё имя. Но если он не будет мне повиноваться, я возьму его за ухо, и...

8

Трэлль (др.-сканд. thraell) — термин, использовавшийся в скандинавском обществе в эпоху викингов для определения социального статуса человека как раба. Трэлли были низшим сословием, и использовалось в качестве домашних слуг, на тяжелых работах и для сексуальных утех.

Воронья Кость хлопнул кулаком по ладони, так что слушатели вздрогнули.

— Сказав это, он набросился на воображаемого ребенка и нечаянно задел рукой кувшин с мёдом, который опрокинулся и раскололся. Мед вытек в грязь и пропал, — добавил неторопливо Олаф.

— Эгей, — произнес Мурроу и пристально взглянул на Хоскульда, который нервно рассмеялся. Рулевой перекрестился; все поняли, в чем суть истории.

И та чайка тоже, Воронья Кость был уверен в этом, услышав её удаляющийся хохот.

А вскоре после этого сломалось рулевое весло.

Мгновение назад они плыли вдоль берега, неслись под раздутым от ветра парусом, серо-голубая земля проплывала далеко в стороне. В следующий миг Халк вскрикнул и с мрачным видом налег всем весом на рулевое весло, которое потеряло опору, и готово было уже соскользнуть в воду. "Быстро скользящий" запрыгал, словно разгоряченный жеребец, сбившийся с шага, и заметался из стороны в сторону.

Остальные бросились помогать Халку, пытаясь осторожно поднять рулевое весло на борт. Хоскульд выкрикивал команды, и вдруг обнаружил, что побратимы Обетного Братства ожили — они мигом опустили хлопающий парус, так что неуправляемый кнорр нехотя остановился, покачиваясь и кренясь, в то время как неторопливо накатывающие волны шлёпали в борт.

— Кожаный хомут порвался, — заявил Онунд после беглого осмотра. — Тащите другой, и мы закрепим весло.

Хоскульд злобно уставился на Халка, который выпучил глаза в молчаливом протесте, но Горм заслонил его и не менее сердито взглянул на капитана. Он плавал с Хоскульдом с тех пор, как они вместе впервые спустили на воду этот кнорр, поэтому ему многое позволялось. Его лицо и руки загрубели от непогоды, но в ясных глазах читался ум, несмотря на сломанный в драках нос и телосложение, напоминавшее побитую волнами и ветром бочку.

— Халк не виноват, — прорычал он Хоскульду. — Надо было подольше задержаться в Дюффлине, чтобы пополнить припасы, купить запасную кожу, например, но ты отплыл. А еще можно было постоять в Санд Вике, но вместо этого ты подобрал этого бедолагу кормчего, и отчалил оттуда еще быстрее.

— Хватит! — проревел Хоскульд, его лицо побледнело, а затем покраснело. — Это дела не исправит.

Он замолк, бросив взгляд на еле заметную полоску суши, и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Побережье Фризии, — пробормотал он мрачно. — Дурное место, чтобы болтаться тут как жирная треска на виду у акул.

— Кожа, — проворчал Онунд.

— Нету, — почти с ликованием ответил Горм. — Есть лубяная веревка, из нее можно что-то сделать.

— Ага, значит, ты пробыл в Дюффлине или Санд Вике совсем недолго, — заметил Воронья Кость, и все услышали в голосе юноши сталь.

— Остановился только, чтобы взять кормчего, — добавил он, кивнув на Халка, который переводил взгляд с Хоскульда на Воронью Кость и обратно, удивленно раззявив рот.

Люди разом прекратили свои дела, устремив взгляды на Воронью Кость и облизывающего пересохшие губы Хоскульда. Повеяло холодком, словно их накрыло туманом.

Теперь Воронья Кость понял, откуда у кормчего такой бойкий норвежский. С Оркнейских островов, куда Хоскульд заходил по пути из Дюффлина, отплыв до этого с острова Мэн. С Мэна в Дюффлин и на Оркнеи.

— Тебе известно кто такой Свен Колбейнсон, — не спеша продолжал Воронья Кость, и по выражению глаз Хоскульда понял, что оказался прав.

— Кому ты ещё рассказал? — спросил Воронья Кость. Хоскульд развел руками и попытался что-то сказать.

— Я... — начал Хоскульд.

Воронья Кость вынул топор с короткой рукоятью из кольца на поясе, и моряки Хоскульда тревожно затоптались, кто-то всхлипнул. Хоскульд склонил голову и опустил плечи, став похожим на пустой бурдюк. Его люди и побратимы Обетного Братства разошлись в стороны и молча наблюдали.