Воровство и обман в науке

В СПОРЕ НЕ ВСЕГДА РОЖДАЕТСЯ ИСТИНА

Кажется, нет конца дискуссии, которая вот уже более чем полтора столетия ведется между дарвинистами и ламаркистами. И те, кто полагает, что этот не на шутку разгоревшийся спор давно решен в пользу эволюционного дарвиновского учения, наивно заблуждаются. Правда, на определенные и достаточно длительные периоды времени дарвинистам, действительно, удавалось взять верх, но и ламаркисты оказывались не лыком шиты и частенько заставляли своих оппонентов "поджимать хвосты".

В последнее время дарвинистам, вроде бы прочно закрепившимся на своих позициях, то и дело выдвигаются серьезные научные претензии насчет состоятельности отстаиваемой ими теории. Сенсационные результаты экспериментальных исследований канадского биолога Р. Горжинского и австралийского иммунолога Э. Стила, обнародованные в 1980–1981 годах, чуть было не повергли последователей Дарвина в прах, поскольку ими подтверждалась обновленная концепция наследования благоприобретенных признаков. Напомним, что эту идею как раз выдвинул и разработал в начале прошлого века нелюбимый ими маститый французский натуралист Жан Батист Ламарк. Она была им представлена как первое целостное учение об эволюции живой природы. Согласно взглядам Ламарка, живые организмы под влиянием благоприятствующих природных факторов приобретают определенные функции, благодаря чему они имеют возможность приспосабливаться к условиям вечно меняющейся окружающей среды. Эти функции появляются у них потому, что биологическим видам присуще постоянное стремление к совершенствованию и, осуществляя его, они постепенно усложняют свою организацию. Причем новые качества передаются ими по наследству. В общем качели дарвинистов опять опустились вниз. Но не надолго. И вот почему.

Когда по истечении 170 с лишним лет естествоиспытатели Стил и Горжинский попытались своими экспериментальными данными подтвердить правоту старика Ламарка относительно механизма передачи по наследству живыми особями благоприобретенных признаков, поначалу эти эксперименты, проведенные ими на мышах, ошарашили многих авторитетных биологов. Настолько статистически достоверными, корректными и точными они казались. Однако стоило подвергнуть их проверке, чем, собственно, и занялся спустя время ряд исследовательских центров, как оказалось, что повторно получить широко разрекламированные Стилом и Горжинским результаты не представляется возможным. При этом о поражающих воображение эффектах вообще говорить не приходилось. А без возможности воспроизводства "блестящего" опыта, что он стоит? Да ничего. Даже ломаного гроша!

Одним словом, афера рухнула. Исследователям, подтасовавшим опытные данные, было сказано категоричное "нет". Дарвинисты опять "взмыли" вверх. Кстати, странно, что из них никто даже не высказал сомнения в лженаучной сенсации, в мгновение ока облетевшей научные круги. Впрочем, они сами до сих пор не имеют твердой и безупречной базы для отстаивания своих позиций в науке. Только спорят. Но получается, что в споре истина рождается далеко не всегда. Особенно, если этот спор напоминает махание кулаками по воздуху.

Пойман, но не вор

В ученой среде существует неписаное правило: когда случаи интеллектуального воровства, плутовства и прочего нравственного сора становятся очевидными, то этот сор из избы стараются не выносить. Считается, что контроль качества научной продукции и строгий учет приоритетов — сугубо внутреннее дело науки и ее служителей. Дескать, наука располагает всеми необходимыми механизмами, с помощью которых из ее лона легко выкорчевываются засилье и обман. Но практика, к сожалению, доказывает как раз обратное, поскольку эти механизмы частенько дают сбои и их "заедает" буквально на ровном месте.

Таким образом, проблема воровства в науке и его последствий для мира интеллекта то и дело выпадает из общественного поля зрения. К печати практически отсутствуют критические обзоры и разоблачительные статьи по этому поводу. А их отсутствие ведет, в свою очередь, к тому, что пока одни упорно грызут гранит науки, другие изо всех сил карабкаются на гранитный пьедестал, хотя их личный вклад в сокровищницу знаний может быть подведен только под "расходную" статью.

Эти присосавшиеся к научной кормушке люди неминуемо превращаются в лжеученых. Они, как правило, рядятся в доспехи > краденных у предшественников и современников выдающихся теорий, отличаются модными, но антинаучными взглядами и не пренебрегают приемами софистики, когда в очередной полемике пытаются во что бы то ни стало отстоять псевдонаучные идеи и ничего не стоящие открытия. Словом, ученый малый, но держится под стать гению. Ведь путей стянуть что-нибудь дефицитное с черного хода — хоть отбавляй. Какие же это пути?

Нередко случается, что, обмениваясь опытом исследовательской работы на конференциях, симпозиумах, в задушевных кулуарных беседах или личной переписке, ученые искренне делятся друг с другом сокровенными творческими замыслами, посвящают коллег в подробности проведения своих научных экспериментов, знакомят с наиважнейшими из полученных результатов или увлеченно расписывают перспективы интересующей их научной проблемы. Но вот проходит время, и они оказываются лицом к лицу с фактом беззастенчивого использования этой искренности. Под чужими именами появляются доклады, журнальные статьи и даже солидные труды, основанные на том материале, из которого они в свое время не сделали тайны. Так опростоволосился, поделившись в письме идеей создания компьютера с Джоном Мочли его тезка Атанасов. Так попался в сети Кардано незадачливый и простодушный Тарталья. Так упустил приоритет на дифференциалы из собственных рук Готфрид Лейбниц.

Подобное воровство в науке именуется плагиатом, и очень трудно, как показывает ее история, поддается разоблачению. Судебные процессы, где бы рассматривались грубые посягательства на чужую интеллектуальную собственность, а воры подлежали справедливому наказанию, можно буквально перечесть по пальцам.

Конечно, схватить ученого за рукав, когда он слово в слово на твоих глазах "передирает" текст из чужой научной работы, никакого труда не представляет. Но таким примитивным способом сделать себе имя, как правило, никто уже не пользуется. Современный воришка добывает академический колпак более изощренно. Он заимствует из труда соратника не текст, а содержащуюся в его новой работе оригинальную идею, чтобы затем изложить ее в собственной интерпретации. Тут-то и ищи ветра в поле! Подобная кража становится юридически неуловимой и требует неопровержимых "свидетельских" показаний. Только где взять этих свидетелей, если все делается втайне даже от домашних?

Чаще всего обворованному исследователю так и не удается восстановить свое доброе имя и приоритет с помощью суда. Да что суды! В своем же кругу от неудачника и простофили, услышав про его оплошность, срочно торопятся отмежеваться. Его честь, достоинство и порядочность оказываются растоптанными уже с первой попытки хоть как-то защитить их в научных спорах и дискуссиях. Все, на что может рассчитывать в этом случае незадачливый исследователь — это публичный скандал, который неминуемо закончится для него либо бессмысленным шутовством, где он сделается объектом нападок и насмешек, либо полным разрывом отношений с коллегами без права на реабилитацию.

Чего только не наслышится порой в свой адрес "без вины виноватый"! Отслеживая историю всех этих поползновений восстановить право на утраченный приоритет, невольно приходишь к мысли (вспомним Тарталью и Гука), что непойманным ворам и впрямь начинает помогать какая-то дьявольская сила, намеренно ставящая "ищущих правды" в самое уязвимое и бесправное положение. Та же закономерность просматривается и в отношении идей, уведенных ловкачами-ворами прямо из-под носа ученых-разинь. Оказывается, что чем выше ценность идеи, тем скорее она попадает под прицелы "охотников за мозгами". Причем степень защищенности новой оригинальной идеи в большинстве случаев напрямую зависит от научных степеней тех, кому она залетела в голову. Чем известнее автор, чем прочнее его положение в научных структурах, тем легче ему отстоять свое право на приоритет. А уж когда этого нет, то на нет и суда нет. Лучше сидеть и молчать "в тряпочку".

Характерен и такой момент. Истинная ценность идеи обычно выявляется именно тогда, когда кто-то на нее посягнул. Как ни парадоксально, но плагиаторов можно считать в какой-то мере "санитарами" науки. Перешагивая через идеи-трупы, они рыщут по ее обширному информационному полю, чтобы подобрать наиболее жизнеспособные и, подлечив, заставить работать на человечество. Поэтому по их действиям в определенной степени исследователь может судить о важности своих научных изысканий. Если ему на каком-то этапе творческого поиска покажется, что он в безопасности от каких-либо посягательств на свои труды, что ими мало кто из ученых интересуется или не интересуется вовсе, то стоит призадуматься: а в том ли направлении ведет он свой поиск? Доведены ли его идеи до ума? Достаточно ли совершенны? Не стоит ли вообще их бросить и начать все "от печки"?