Ворожея
Шрифт:
Носов, весь в мыле, оглянулся на мать, стоявшую за его спиной с тазиком и ковшом.
– Уберите, пожалуйста! – кивнул он на лужи на полу и рванулся к ящику с лекарствами. Набрал что-то из дыхательных аналептиков, кофеин, кордиамин… «А сколько? Дозы? Это ж дети, у них все не как у людей! Половину, четверть ампулы?» – лихорадочно вспоминал он. Набрал половину, развел физраствором и попытался найти тонюсенькую венку на такой же тонюсенькой ручке… Куда там! Потыкавшись, Носов ввел все бедро внутримышечно. Он понимал – это все глупо, бессмысленно. Нужно срочно в больницу. Малюсенький шанс спасти. Ультрафильтрация,
В этот момент в прихожей хлопнула дверь, и старушечий голос произнес:
– Ну, вот и я! А там к кому-то скорая приехала…
Носов поглядел на мать и ужаснулся: такой дикой ненависти он не видел никогда… Казалось, от одного только вида ее надо было умереть на месте.
– Тварь! – закричала она. – Стерва старая! Погляди, что ты наделала!
В комнату вошла полная пожилая женщина в вязаной кофте, пуховом платке и, увидев белый халат, лежащую на диване девочку и разъяренную мать, охнула, всплеснула руками и, закатив глаза, повалилась набок… Левый угол рта быстро пополз вниз.
– Тварь! – кричала женщина. – Это ты оставила лекарство! Ты вечно их раскидываешь, где попало!
Носов подбежал к бабушке, осмотрел бегло – обморок и инсульт! Снова чертыхнулся и стал набирать лекарства в шприцы. Тут он уже быстро нашел вену, ввел все, что посчитал нужным, и повернулся к матери малышки, та уже просто плакала, держа дочь на руках.
В комнате опять назревали события. Бабка пришла в себя, явления инсульта почти прошли, она сидела на полу и, растрепав волосы, тихо выла: «Леночка, Леночка…»
Мать уже ничего не говорила, лишь мерила комнату из угла в угол, глядя остекленевшими глазами перед собой, дочь висела у нее на плече. Носов присмотрелся: девочка дышала, тихо-тихо, распустив губы. Носов стал спрашивать имя и фамилию девочки, мать отвечала как сомнамбула и, не останавливаясь, ходила по комнате под бабкин вой.
– Положите девочку, – строго сказал Носов. Женщина выполнила приказание, положила Леночку на диван, отошла в сторону и сложила руки на груди, будто молилась. – Ее надо срочно везти в больницу, промывать…
Мать мотнула головой, словно отмахивалась от комарья…
– Не отдам! – сказала вдруг хриплым низким голосом. – Нет.
– Она может умереть, – сказал Носов, пытаясь вложить в свои слова максимум убедительности.
Мать кинулась к ребенку, будто Носов уже увозил ее, и подхватила на руки.
– Пусть! Я не отдам ее! – В глазах женщины появился безумный блеск, она периодически встряхивала дочь, целовала, не видя, что та никак не реагирует на ее ласки…
– Где телефон?
–
Женщина кивнула в сторону прихожей:
– На кухне.
Носов перешагнул через растянувшуюся поперек комнаты бабку и, оглянувшись на мать девочки, принял решение. На кухне он дозвонился до диспетчера оперотдела.
– Юленька, – затараторил он, – мне нужно место в больнице, отравление клофелином, ребенок, – на том конце провода тихо охнули, – у бабушки инсульт, а мать не отдает девчонку в больницу, давай сюда милицию…
– Уверен? – спросила диспетчер Юленька.
– Да! –
подтвердил Носов. – Глаза сумасшедшие, держит ее, не вырвать!– Хорошо, я вызову, – грустно сказала Юля, – но, ты же знаешь, они в эти дела не любят вмешиваться…
– Да знаю я, но попробуем, может, уговорим?…
– Повезешь… в Филатовскую, – сказала диспетчер центра, дождавшись ответа отдела госпитализации.
– Спасибо, – сказал Носов и положил трубку.
Носов померил девочке давление. Очень низкое, но оно есть! И пульс, хоть и слабый, определяется на запястье, и дыхание самостоятельное… это обнадеживает, чуть-чуть.
«Сколько у меня еще времени? Сколько его у нее? Кто б знал? Ну, где эта чертова милиция?! Черепашьим шагом, что ли, идут, здесь отделение через три дома, или тоже, как Толик, в домино играют? Да нет, эти, наверное, не играют».
В дверь позвонили, мать рванулась было в прихожую, но, увидев, что туда уже устремился Носов, опять пошла по комнате, баюкая девочку .
Бабка завозилась на полу, пытаясь встать, – видно, мочегонное подействовало…
Носов вышел в прихожую.
Входили двое – маленький опер в штатском, в кепке и с папкой под мышкой и здоровенный, пожилой сержант с буденовскими усами. Носов его узнал, уже встречались раньше… И сержант узнал Носова, пробубнил: «Здравствуйте, доктор».
Тот, что в штатском, деловито осмотрелся…
– Что у вас случилось? – спросил он. – Нам толком ничего не объяснили… кого-то отравили? Прислали разобраться, хотели с Петровки дежурного выслать.
Носов, прикрывая их спиной от женщин в комнате, стал вытеснять в сторону кухни и, когда вытеснил из прихожей совсем, прикрыл дверь и стал горячо объяснять:
– Здесь девочка, три года, она выпила смертельную дозу лекарства, клофелин, бабка забыла на столе… Я немного прочистил ей желудок, но много всосалось! А мать не дает ребенка в больницу… Я даже не стал уговаривать, это бессмысленно, она ничего не понимает… Помогите! – он не мог объяснить им того, что задумал. Они не согласятся официально, но могут догадаться. Закон не разрешает похитить ребенка, даже ради спасения… закон убивает.
Штатский смотрел с сомнением, видимо, решал, как поступить, а сержант пробубнил:
– Ну, это ж не наше дело… бытовуха… помрет – можем дело возбудить, а пока жива….
Однако штатский вдруг проникся серьезностью момента и строго одернул сержанта:
– Нет, это уголовное дело! Халатность, повлекшая тяжелое увечье или даже смерть по неосторожности.
Сержант посерьезнел и закивал.
– Пошли! – И штатский, решительно отодвинув Носова, прошел в комнату.
Они вошли в гостиную. Женщины разом замолчали и уставились на сержантские погоны. Носов сурово сказал:
– Это товарищи из милиции, они должны разобраться, в чем тут дело…
Штатский строго и хмуро поглядел на женщин, достал из папки сколотые через копирку листы протокола и сказал матери:
– Положите ребенка, и пойдемте, расскажете мне, как все произошло… я должен взять объяснение.
Мать послушно положила Леночку на диван и пошла за штатским на кухню, процессию замыкал сержант. Бабка, почувствовав, что дело пахнет керосином и может попасть под статью, потащилась следом за ними…