Восемь бусин на тонкой ниточке

Но уже десять лет назад было в Матвее то, что подкупало Еву. Быть может, легкомысленная небрежность ко всему, что составляло основу жизни Настоящего Мужика: к машинам, квартирам, дорогим часам и прочим свидетельствам статуса. Или его горячая увлеченность тем, что он считал своим делом («Господи, вспомнить бы, чем же он занимался…»). Или его легкая, фоном ко всей жизни идущая ироничность, а впридачу к ней мальчишество, проявлявшееся всегда неожиданно… О, как они могли беситься и орать с Марком! И тратить часы на сущую ерунду – например, на конструирование вертолета размером с чашку.

И еще – нельзя было не признаться – Еву подзадоривало равнодушие Олейникова. Раньше она была женой его друга – и Матвей смотрел на нее пустым вежливым взглядом и говорил пустые вежливые слова. Потом Марк погиб, и Ева лелеяла надежду, что теперь-то этот увалень обратит на нее внимание. Но ничего не изменилось. Она оставалась женой покойного друга, и черт его знает, этого мужлана, какие странные принципы сидели у него в голове и намертво защищали от ее чар.

Ева давно бы сама затащила его в постель, если бы не смутная уверенность, что дело ограничится одним-единственным разом и после этого их отношения прекратятся. Такой вариант ее не устраивал.

Сегодня ей показалось, что Матвей наконец-то проявил к ней интерес: пригласил на речку, словно она деревенская девчонка, и всю дорогу шел рядом, болтая чепуху. Но от этой чепухи Ева смеялась так, что заболели щеки. Он был единственным мужчиной, для которого не составляло труда рассмешить ее.

И Ева Освальд окончательно решила: она должна уехать отсюда с деньгами Марфы и с Матвеем Олейниковым. Непростая задача, но она никогда и не ставила перед собой простых целей. У нее все получится! Если не помешает эта Маша Успенская…

– Давайте устроим заплыв! – громко крикнула Ева, переключая всеобщее внимание на себя. – Награда победителю…

– Постойте-ка, голуби, – поднялась, кряхтя, старуха, и Освальд была вынуждена умолкнуть. – Заплыв – дело хорошее, если от него будет польза.

– Какая польза?

– Неделю назад я здесь браслет уронила. Соскользнул с руки и камнем на дно ушел. Вот здесь примерно.

– Браслет? – недоверчиво протянул Борис. – Вы что же, тетя Марфа, купались в браслете?

– Вот именно, – с досадой ответила Олейникова. – Понесло меня, дуру старую, на речку. Да еще и украшение нацепила. Браслет-то простенький, серебро с какими-то белыми камушками. Но любимый – мне его еще Зоя подарила.

Маша встрепенулась:

– Зоя?

– Да. Я этот браслет часто надевала. А тут, видать, похудела, он и свалился с меня.

– Его уже унесло, наверное, – неуверенно предположил Коровкин.

– Точно, унесло! – согласился Иннокентий. – Бессмысленное дело, тетя.

– Вряд ли, – вмешался Матвей. – Если браслет тяжелый, то упал на дно и лежит себе в песочке. Где вы плавали, тетя Марфа? Покажите еще раз…

Старуха ткнула пальцем напротив прибрежного куста ракиты.

Не тратя больше слов, Олейников разбежался и нырнул.

– Умница моя, – умилилась Марфа. – Заботится!

Эти слова послужили сигналом: через минуту все попрыгали вслед за Матвеем, доказывая, что каждый из них принял близко к сердцу тетушкину потерю.

Борис нырял отлично. Иннокентий, к удивлению Маши, тоже показал себя неплохим пловцом: погружался дольше всех и, едва вынырнув и глотнув воздуха, снова уходил под воду. Оба Коровкиных болтались на поверхности, как поплавки, а Ева симулировала активность.

– Бесполезно, – выдохнул Матвей, выбираясь на берег. – Прости, тетя Марфа, я пас.

В эту минуту за его спиной раздался торжествующий крик. Обернувшись, Олейников увидел сияющего Иннокентия, сжимающего тусклый серебряный браслет. Вокруг него плавала радостная Нюта.

– Девочка, кто тебе разрешил лезть в воду?! – ахнула Марфа. – Живо на берег!

– Это она и достала, – признался Анциферов. – Умница моя!

Нюта выбралась на песок и вперевалку, как уточка, поковыляла к Марфе. Старуха торжественно надела мокрый браслет на руку, притянула к себе девушку и поцеловала в гладкий белый лоб.

– Спасибо тебе, милая! – прочувствованно сказала она. – Не так много у меня вещей, к которым я привязана.

Матвей Олейников выглядел рассерженным. Он бросил на Нюту такой хмурый взгляд, что Маша изумилась: неужели ему настолько хотелось достать браслет самому? Странно, очень странно. Олейников не произвел на нее впечатления человека, выслуживающегося перед тетушкой.

Что-то здесь было не так…

Легкое ощущение неправильности происходящего на миг охватило Машу. Словно она зритель на спектакле, где один из актеров то ли сбился, то ли забыл свою роль.

Но это ощущение растаяло, стоило ей взглянуть на Анциферова, едва не лопающегося от искренней, а не показной гордости.

– Кто нашел добрую жену, тот нашел благо и получил благодать от Господа! – процитировал он, многозначительно подняв палец. И покровительственно поцеловал девушку.

Иннокентий был почти трогателен в своих искренних стараниях присвоить себе часть успеха Нюты. И Маша отогнала от себя подозрения. Ей всего лишь непривычно находиться в новой компании, только и всего.

После обеда все разошлись по своим комнатам. Маша хотела поговорить с Марфой, расспросить ее о Зое, но разговора не вышло: Олейникова исчезла, как сквозь землю провалилась. Маша удрученно побродила по участку, даже заглянула в пустой коровник, но тетушку не нашла.

Пришлось вернуться к себе.

Маша вытащила из сумки припасенную книжку, но почитать ей тоже не удалось: за дверью робко поскреблись, точно не решаясь постучать.

– Войдите! – сказала Маша.

Никого.

– Открыто! – Она повысила голос. – Да открыто же!

Тишина. Только какое-то тихое не то сопение, не то шуршание в коридоре.

Но когда Маша распахнула дверь, готовясь отчитать шутника, слова застыли у нее на губах. На полу сидел тот самый полосатый желтоглазый кот, заходивший вчера, и выжидательно смотрел на Машу.

– Э-эй, дружок! – она наклонилась и почесала зверюгу под толстой мохнатой щекой. – Ты ко мне в гости?

Кот поднялся, потянулся и неспешно направился к лестнице.