Восемь Драконов и Серебряная Змея

Елюй Нелугу, видя усталость своего противника, зло скалился, заранее торжествуя победу. Встретив клинком сабли очередной отчаянный удар ханьца, он надавил на оружие всей своей немалой силой, и вдруг нанес могучий удар ногой в грудь сунского генерала. Мало помогли стальные доспехи от атаки, усиленной ци. Кашляя кровью, генерал Хань рухнул наземь — пропущенный удар причинил его телу внутренние повреждения. Елюй Нелугу упал на неуступчивого врага сверху, спешно пытаясь добить его ударом сабли — последняя атака с применением внутренней энергии отняла немало его сил, и чуский принц не желал давать противнику возможности встать. Вновь скрестились их клинки — даже тяжело раненный, Хань Гочжун не сдавался.

— Покорись, глупец, — зарычал принц Чу, налегая на саблю. — Я сильнее тебя. Склонись передо мной, и, быть может, я оставлю тебе твою жалкую жизнь.

— Никогда, — прохрипел генерал Хань, пачкая бороду алыми брызгами. — Духи всех моих соотечественников, загубленных тобой, стоят за моей спиной, направляют мою руку, придают мне сил. Что на твоей стороне, кроме жадности и звериной злобы?

И, подняв голову, он плюнул кровью в лицо своего врага. Вздрогнул и зажмурился Елюй Нелугу, невольно отшатываясь и ослабляя нажим. Хань Гочжун не упустил этой возможности — напрягая остатки сил, он оттолкнул прочь оружие врага, и резанул того по шее, вскрывая горло. Кровь принца Чу, неудачливого вторженца и захватчика, хлынула из его тела, унося с собой жизнь, и заливая красным доспехи сунского полководца.

Генерал Хань лежал без движения какое-то время, тяжело дыша и морщась от боли в повреждённых внутренностях. Ничего не хотелось ему больше, чем погрузиться в сладостное беспамятство, сдавшись накатывающей усталости, но он не мог позволить себе отдыха, даже сразив вражеского командира. Войска Ляо все ещё дрались, упорные и непобежденные, и, не сломив их духа, ханьское воинство могло и не увидеть победы.

Выбравшись из-под трупа принца Чу, Хань Гочжун отрубил ему голову, и, вырвав из рук какого-то мертвого киданя копьё, насадил ее на острие. Подозвав верного коня переливчатым свистом, генерал кое-как взобрался в седло, и вскричал, воздев над головой свой жуткий трофей:

— Ко мне, воины Сун! Чуский злодей пал от моей руки! Разгоним же его приспешников!

Сунские солдаты, слыша его, и видя кровавый бунчук в его руках, теснили врага с удвоенной силой, а кидани терялись и дрожали, видя смерть сильнейшего их них. Иные воины империи Ляо и вовсе бросались в бегство, роняя оружие и сбрасывая доспехи. Хань Гочжун пришпорил коня, и поскакал по полю битвы, подбадривая и направляя своих, и вселяя страх в чужих. На острие длинного копья в его руках торчала мертвая голова принца Чу, безжизненными глазами уставившись в горизонт, туда, где лежали так и не покоренные сунские земли.

Примечания

[1] Убить Вэй Цзе взглядом — поговорка-чэнъюй, означающая всеобще обожание. Вэй Цзе, живший во времена династии Цзинь, был настолько красив, что всюду, куда бы он ни пошел, люди не могли оторвать от него глаз. Когда он умер из-за болезни в юном возрасте, в народе начали говорить, что его убило всеобщее пристальное внимание.

[2] Персоналии времён Троецарствия. Фэнсян — второе имя Люй Бу, полководца, считающегося сильнейшим воином эпохи. Идэ — второе имя Чжан Фэя, также полководца и воина, известного своей силой. Чжан Фэй прославился тем, что в одиночку остановил вражескую армию на мосту Чанбань, устрашив ее боевым кличем.

Глава 57

Рассказывающая о том, как старый дракон юго-запада предстал перед судом, а серебряная змея повстречала давнего знакомца

Шестеро шли по предгорьям Хэншаня, залитым кровью, и заваленным трупами солдат и обломками оружия. Остатки войска Ляо, уведенные Елюй Чунъюанем, как и отдыхающие солдаты Сун, уже покинули поле кровавой битвы, оставив его птицам-падальщикам. Лишь они, тяжело взлетая с трупов и оглашая округу скрипучими воплями, встречали шестерку целеустремленно идущих куда-то воинов, да еще, им пару раз попались бродящие вокруг солдаты, отряженные командирами для поиска раненых.

Наконец, трое идущих впереди остановились над скрюченным телом седого старца в медной маске, залитого кровью, и совершенно не выглядящего живым.

— Вот он, братец Юй, — задумчиво промолвил Инь Шэчи. — Две раны в легком — недостаточно, чтобы лишить жизни, но сражаться после такого сможет разве что небесный дух. Его жизнь в твоих руках.

— Ты, все же, будь поосторожнее с ним, братец, — сочла нужным заботливо предупредить сводного брата Му Ваньцин. — У бывалых странников полно всяких подлых трюков, для которых не нужно быть в телесных силах, — словно в ответ на ее слова, старец в маске хрипло закашлял, и пошевелился. Шэчи и Ваньцин одновременно положили ладони на рукояти мечей.

— Конечно, друзья, — отрешенно промолвил Дуань Юй, и, присев рядом с полуживым старцем, обратился к нему:

— Ну здравствуй… папа.

Му Ваньцин пораженно ахнула, вмиг растеряв всю сосредоточенность, а ее муж изумленно покачал головой, разведя руками. Мрачная серьезность юного далисца не оставляла сомнений: сказанное им — не глупая шутка, и не некий странный обман, но истина. Юноша продолжил, не обращая внимания на удивление друзей:

— Мать узнала тебя в день вашего со Стариком Синсю нападения на дворец, и позже, рассказала все моему дяде. Двоюродному дяде, наверное, — невесело усмехнулся он. — Узнал ли ее ты? Неважно. Это не меняет совершенно ничего. Твои злодеяния велики, и лишь воля небес не позволила тебе забрать жизнь кого-то из семьи Дуань. Поистине, моих родичей защищает Небесный Мандат, — он отстраненно поглядел вдаль, в сторону юго-запада.

— Твои злодеяния велики, — повторил юноша бесстрастно. — Велики, и непростительны. Дуань Чжэнмин, государь Баодин, своей волей наделил меня полномочиями вершить суд от его имени. Мой приговор тебе, Дуань Яньцин, вынесен, и будет исполнен немедленно, — ладонь юноши окуталась призрачным маревом Искусства Северной Тьмы, и легла на грудь старца. Через несколько мгновений, тот перестал шевелиться. Дуань Юй, наклонившись вперед, коснулся его жилы жизни, и задумчиво кивнул самому себе.

— Позаботьтесь о нем со всем тщанием, — обратился он к стоящим поодаль телохранителям. — Негоже особе царской крови валяться на земле. Кажется, ты изучал целительство, братец Даньчэнь? Будь добр, помоги моему отцу.

Чжу Даньчэнь покорно склонил голову, и извлек из наплечной сумы бинт и бутылочку с мазью. Гу Дучэн и Фу Сыгуй, тем временем, мастерили носилки из копейных древков и чьего-то плаща.

— Что с ним будет теперь, братец Юй? — поинтересовалась Му Ваньцин. — Он получил свое наказание. Значит ли это, что его вина искуплена?

— Ни за что, — с неожиданной твердостью ответил юный далисец. — Моему разбойному батюшке еще предстоит поработать над искуплением своей вины, и работа эта не будет легкой.

* * *

В военном лагере, полном раненых, каждый лекарь был на счету, а уж лекарь хоть мало-мальски умелый — и вовсе на вес золота. Целитель же легендарных умений, каковым был Сюэ Мухуа, оказался незаменим. Никто не вынуждал знаменитого Соперника Яньло лечить солдат, получивших копьем в брюхо или саблей по голове, но с тем количеством вольных странников, что явились на битву с киданями, недостатка в болящих у него не было. Множество сильных и умелых странствующих воинов получили раны в двух битвах за предгорья, и изъявили желание воспользоваться услугами лучшего целителя Поднебесной, предлагая взамен редкие и ценные стили и техники. Сюэ Мухуа не смог устоять перед количеством и многообразием доступных ему богатств, и сейчас сбивался с ног, пытаясь найти время для каждого больного. Но для наследника своей секты, сразившего в бою ее злейшего врага, время он находил всегда.