Восемь голубых дорожек
Шрифт:
– Правильно!
– оживился папа,
– Вот увидите, Тамара Максимовна не согласится, - говорит мама.
– Я знаю, что она не согласится!
Бабушка ничего не говорит: с дедушкой она никогда не спорит, это всем известно.
И вот дедушка разговаривает по телефону с Тамарой Максимовной, а Маринка стоит рядом и глаз не спускает с дедушкиного лица. Только разве по его лицу что-нибудь разберешь? И по голосу ничего не угадаешь. А слова и вовсе непонятные, хотя Маринка слушает очень внимательно.
Ну, что можно понять из таких слов:
"Конечно. Согласен с вами, Тамара
Наконец дедушка прощается с Тамарой Максимовной, говорит ей: "Всего хорошего! Наши вам кланяются!"- и кладет телефонную трубку.
И потом смотрит на Маринку. Смотрит, улыбается, и больше ничего. А Маринке больше ничего и не надо. По одной дедушкиной улыбке ей уже все понятно.
– Разрешила! Разрешила! Разрешила!
– кричит Маринка и прыгает, и кружится, и вертится, колоколом раздув вокруг себя широкую коричневую юбочку.
А У АНТОНА НЕПРИЯТНОСТИ
Это было еще весною. Отец тогда был дома и только собирался в экспедицию на Алтай. Однажды Антон увидел во дворе котенка. Тощего, грязного и совершенно рыжего. "Вот заморыш! И до чего противный…" - подумал Антон, но котенка все-таки пожалел. Подхватил его ладонью под худое блохастое брюшко и притащил домой.
Елена Петровна, мать Антона, сперва замахала руками:
– Фу, какой! Куда его? Нет, не надо…
А приглядевшись, вдруг сказала:
– Налей ему молока. Только теплого. Очень несчастное у него выражение. Голодный, наверно.
Котенок в минуту расправился с молоком, усердно облизал блюдце и посмотрел на Антона. Глаза у него были ярко-зеленые, прямо изумрудные.
Антон взял у него блюдце и сказал:
– Проси не проси, все равно больше не дам. Лопнешь, жадюга!
Но котенок продолжал смотреть на Антона, смешно слизывая с усов молочные капли. "Чепуха какая! Не лопну. Ты еще не знаешь, какой у меня аппетит!"
А язычок у него был розовый, проворный.
Пришлось подлить еще молока.
– Обжора, - ласково ворчал Антон.
– Куда в тебя лезет!
И котенок остался у Антона.
Ему даже имени придумывать не стали. Говорили просто "Котик" или звали "Кис-кис". Вместе это сложилось в одно слово "Котикс". Котенок сразу привык к этому имени и всегда на него откликался.
Антон довольно скоро потерял к Котиксу всякий интерес. Забывал его кормить и часто не знал, где тот находится.
Но Котикс не унывал. Питание промышлял себе как умел и в конце концов пристроился у соседки по квартире. Соседку эту звали Людмилой Васильевной. Отъевшись у нее, Котикс из несчастного заморыша превратился в красивого рыжего кота с плутоватым и независимым характером.
Приютив Котикса, Людмила Васильевна стала считать его своим собственным и вообще души в нем не чаяла. Но Антон вовсе не собирался уступать ей кота. "Очень надо! Вот еще! Кто его нашел? Она, что ли?"
И между ними разгорелась вражда.
Людмила Васильевна постоянно заманивала Котикса к себе в комнату и пыталась там держать чуть ли не взаперти. Отнимала кота у Антона,
если кот попадал к нему, а самого Антона обзывала разными нехорошими словами: и жестокосердным человеком, и невоспитанным мальчишкой, и даже тираном. Последнее особенно обижало Антона: уж кем-кем, а тираном-то он не был никогда!За "тирана" Антон мстил: перестал выносить на помойку мусорное ведро Людмилы Васильевны и более того - подкидывал свой мусор в ее ведро. А Котикса старался к ней вообще не пускать.
Сегодня неприятности начались у Антона, лишь только он пришел домой. Жили они в ветхом деревянном строеньице, доживающем свой век. Со всех сторон его обступили новые многоэтажные дома. И рядом с этими красивыми домами-великанами их обветшалый домишко казался трухлявым пеньком среди могучих деревьев.
Едва Антон открыл дверь и оказался в кухне, как сразу увидел на кухонном столе Котикса. Сдвинув со сковороды крышку, кот доедал котлеты, приготовленные мамой на обед, при этом он громко и хищно урчал.
– Прочь, вор-рюга!
– крикнул Антон и, замахиваясь портфелем, кинулся на кота.
– Сейчас ты у меня увидишь…
Котикс прижал уши и пустился было в бегство, но Антон настиг его и схватил за шиворот.
Тут Котикс взвыл истошным голосом. Людмила Васильевна услыхала, вылетела из своей комнаты, и началось.
– Мучитель! Тиран!
– возмущалась она, стараясь выхватить кота из цепких рук Антона.
– Мой кот, что хочу, то и делаю, - в ответ огрызался Антон.
– Сейчас же отдай несчастное животное!
– Не отдам!
– В милицию на тебя пожалуюсь!
– Жалуйтесь.
Именно в этот самый момент вернулась Елена Петровна:
– Антон!
Она строго взглянула на сына. Так взглянула, что Антон выпустил из рук кота и поскорее скрылся в комнате.
А Людмила Васильевна давай жаловаться на него:
– Я вам говорю последний раз! Если вы не примете мер, не обратите внимания… Я серьезно вас предупреждаю, Елена Петровна!
И пошла, и пошла. Все дальше - в таком же роде.
Она перебрала Антоновы прегрешения чуть ли не за десять лет!
Елена Петровна терпеливо слушала, пытаясь успокоить разбушевавшуюся соседку.
Антон даже зубами скрипнул от злости, когда услыхал, как его мама сказала:
– Обещаю, он извинится. Это больше не повторится.
– Не стану!
– крикнул Антон и сверкнул глазами на закрытую дверь.
– Ни за что! Захватила моего кота да еще распоряжается!
Кончив разговаривать с соседкой, Елена Петровна вошла в комнату. Посмотрела на упрямое лицо Антона. Бросила устало, с укоризной:
– Как тебе не совестно? Старый больной человек… Зачем ты трогаешь ее кота?
– Ее кота?!
Антон чуть ли не подскочил от возмущения.
Нет, как вам это нравится? Уже и мама на ее стороне! Ее кота?! Кто нашел Котикса?… Кто за ним ухаживал? Мыл его? Всех блох вывел? Кто?
– Мой кот, не ее, - сказал Антон, мрачно сдвинув брови.
– А извиняться все равно не стану. Слопал наши котлеты, да еще за него извиняться!
– Все съел?
– спросила Елена Петровна.
– До одной. Теперь придется сковородку песком оттирать.