Восемь недель

Но что меня шокирует еще больше, я его не остановила и не прошу вернуть ленту обратно.

— Я сохраню это, Льдинка. И тебе лучше никогда больше не снимать это ожерелье. Он стягивает ожерелье с моей шеи, позволяя ему свисать поверх моей рубашки.

— Аарон… — Я знаю, что он просто пытается снова привязать меня к этой штуке, снова привязать меня к нему. Но это не сработает. Не сработает, потому что я всегда была привязана к этому ожерелью. Более сложной задачей будет не привязываться к Аарону.

— Я видел лягушку на твоей кровати, София. Ты, блять, не можешь сказать мне, что хранила эту штуку все эти годы просто так. Я не верю в этот бред. Так что хватит.

— Я сохранила её для воспоминаний. Она много значит для меня. Но это не значит, что я все еще чувствую к тебе то же самое, что и много лет назад.

Он подмигивает мне, даже не пытаясь выглядеть обиженным моими словами. Его проклятое эго, должно быть, больше, чем я думала, возможно, размером с солнце.

— Уинтер, могу я поговорить с тобой секунду? — улыбка на его лице исчезает с каждым словом, которое слетает с его губ.

— Конечно. Я как раз собиралась попросить тебя о том же.

Они ушли в её спальню, подальше от моих ушей, чтобы послушать, как они разговаривают.

К своему ужасу, я ловлю себя на том, что задаюсь вопросом, о чем они говорят. Он собирается официально покончить с ней? Собирается ли он снова быть вместе с ней? Он говорит ей вести себя хорошо и не пытаться убить меня во сне?

Я даже подумываю о подслушивании, но так низко я не опущусь. Если бы они хотели, чтобы я услышала, о чем они говорят, они бы остались в этой комнате и не уходили в ее спальню.

Только когда проходит тридцать минут, и я уже даже не слышу голосов, тогда я начинаю нервничать. Время от времени я слышу звуки, но они больше похожи на глухие удары и определенно не имеют ничего общего с разговором.

Картина, которую рисует мой мозг при этих звуках, заставляет мою кровь вскипеть за считанные секунды. Ревность течет по моим венам со скоростью, которую я никогда не считала возможной. Но я должна напомнить себе, что мне нельзя ревновать.

Аарон никогда не был моим парнем, и никогда им не будет. У меня никогда не было к нему претензий. Меня не должно волновать, трахает он свою бывшую или нет.

Но я все равно это делаю. Я делаю, потому что мне не все равно.

Всегда предполагалось, что это Аарон и я. Мы.

Предполагалось, что мы будем против всего мира. Мы в отношениях друг с другом. Мы должны были стать парой, пожениться, родить детей. Это никогда не был он и кто-то другой. Это никогда не была я и кто-то другой. Это были мы.

Но эта мечта также рухнула, как неудачный рейс, когда я вернулась в Нью-Сити несколько лет назад и попросила родителей вернуться в Германию и никогда больше сюда не приезжать.

ГЛАВА 20

«Я сверну горы, если смогу, только чтобы ты поняла» — For Your Love by Gunnar Gehl

Аарон

Уинтер испортила мне хорошее настроение.

Мое настроение уже испортилось после того, как моя детская любовь разбила мое сердце на миллион кусочков с помощью линейки, а не ножа. Черт, даже разрезать мое сердце ножом для масла было бы менее болезненно.

Я знаю, что София лгала, наш поцелуй не мог ничего для нее значить. Кроме того, я знаю, когда она лжет.

Однако её слова все еще жалят.

К счастью, сегодня суббота, а это значит, что где-нибудь обязательно будет вечеринка. А если нет, то я пойду в Brities и пропьюсь впустую. Мне это нужно сегодня вечером. И завтра. И во все остальные дни, когда София будет здесь.

Я не говорю, что влюблен в нее, потому что это не так. Нельзя просто влюбиться в кого-то, кого не видел более десяти лет и в кого был влюблен много лет назад. Тем не менее, я говорю, что хочу узнать её снова. Я хочу, чтобы она была в моей жизни, чтобы у меня снова перехватывало дыхание. Черт возьми, я хочу, чтобы она украла мое сердце и сделала его своим. Я хочу, чтобы мы снова были собой. Только Никс и Льдинка.

Думаю, она не чувствует тоже самое.

Как только я возвращаюсь домой, я с радостью обнаруживаю, что мои лучшие друзья — и моя сестра — уже сидят в гостиной, откупорив пару кружек пива.

Всего шесть вечера, но уже достаточно поздно, чтобы допить выпивку и напиться.

Если бы не эта маленькая блондинка, свернувшись калачиком прямо рядом с Майлзом.

Бруклин улыбается мне, когда замечает меня, ее улыбка так широка, что она может дотянуться ею до Юпитера.

— Дядя Рон! — Она спрыгивает с дивана и бежит ко мне. Я мгновенно опускаюсь на колени, открывая для нее руки. Как только её крошечные ручки оказываются на моем торсе, я крепко обнимаю её.

Нет ничего лучше, чем встретить дочь своего лучшего друга после такого дня, как этот. По правде говоря, я бы украл её у Майлза и оставил бы себе как собственного ребенка, если бы мог. Но, думаю, я соглашусь на роль «дяди Рона».

— Что ты здесь делаешь, маленькая принцесса? — спрашиваю я, прекрасно понимая, что она здесь делает. Майлз здесь, а значит, и она. Меня не беспокоит, когда она рядом. Я люблю эту маленькую блондинку больше, чем я когда-либо представлял.

Клянусь, иногда мне даже кажется, что я строже, как её дядя, чем Майлз, как её отец. Например, представить, что она будет с кем-то, когда станет достаточно взрослой — нет. Нет.

Брук хихикает, прижимаясь лицом к моей груди.

— Пришла поиграть с тобой в игры.

— Игры? — Я задыхаюсь от шока, немного преувеличивая ради нее. — Но я ужасный неудачник, принцесса. И ты всегда выигрываешь.

Она вырывается из объятий, дергая меня за руку.

— Ничего, дядя Рон, на этот раз я позволю тебе победить.

— София не придет? — спрашивает Грей, его брови нахмуриваются, должно быть, в замешательстве.

Я качаю головой.

— Я не уверен, что даже спрашивал, хочет ли она. У нее много дел с Уинтер и переездом в общежитие.

— Я напишу ей, — говорит Лили, тут же доставая телефон.

— Кстати, не могла бы ты прислать мне её номер?

Глаза Лили устремляются на меня, как и глаза Колина. Разница лишь в том, что моя сестра смотрит на меня с сочувствием, а у моего лучшего друга на губах самодовольная улыбка.

— Позвольте мне озвучить то, что мой очень хороший друг озвучил, когда я однажды задал тот же вопрос, — начинает Колин, его ухмылка вызывает у меня необычайно сильное желание позволить моему кулаку познакомиться с его лицом.