Восход Черной луны

Он побледнел, заново переживая свою, казалось, неминуемую гибель, поднял на Ирину наполненные смертельным ужасом глаза и увидел то самое лицо, которое тогда, в тысячах километров отсюда, неведомо как появилось, возникло перед ним из ниоткуда. Появилось и приказало, прокричало свое «нет», заставив смерть отступить, выпустить из костлявых пальцев верную уже добычу.

А потом оно, это лицо, когда смерть вновь и вновь шла на приступ, разозленная и взбешенная неудачей, это лицо охраняло его, не давало опустить руки, сдаться, оно просило не уходить, молило, приказывало жить.

Андрей, не сознавая, что делает, протянул руку и нежно, едва дотрагиваясь кончиками пальцев, провел по этому живому, реальному лицу, удивляясь, что оно существует, что оно не вымысел, не плод его возбужденного опасностью воображения.

Коснувшись ее носа, губ, скользнув по щекам, он словно хотел убедиться, что эта женщина, женщина, о которой он мечтая, которой он бредил и днем и ночью, которую искал, эта женщина наконец рядом.

Она открыла глаза и в первое мгновение попыталась отпрянуть, но, чуть вздрогнув, села и изумленно замерла, с удивлением ощущая прикосновения Андрея. Столкнувшись с его наполненным страданием взглядом, она не смогла запретить ему этого. Да и не было в его прикосновениях ничего обидного. Так глубоко верующие люди касаются ликов святых на потемневших от времени чудотворных иконах.

Андрей опомнился. Отдернул руку и произнес хриплым, до неузнаваемости изменившимся голосом:

— Прости меня, Ира… Что-то я…

Он тяжело, как старик, поднялся и, не оглядываясь, пошел по густой, пунцовой от бликов костра траве. Ирина осталась сидеть. Когда между ними было уже шагов десять, Андрей обернулся и быстро вернулся назад. Подойдя к Ирине вплотную, он тем же хрипловатым от волнения голосом сказал:

— Ты хочешь знать, что я каждый раз видел в последние мгновения перед смертью?

— Хочу, — коротко ответила девушка.

— Я видел тебя! Твое лицо. Это не ошибка, не фантазия. Я уверен, что это была ты! Можешь думать, что я сошел с ума, но так оно и было. Ты все время была со мной, ты не давала мне умереть. Я не знаю даже, хорошо это или плохо. Может быть, мне лучше было умереть. Кто я теперь? Человек без будущего и без прошлого. Пришелец из другого мира, мира, где стреляют и убивают, где гибнут твои друзья, где жизнь и смерть спутники. Где деньги уже не представляют никакой цены, а лишь являются мизерным оправданием собственной жестокости. Зачем я здесь, в этом мире?

В голосе Андрея было столько боли и горечи, что Ирине стало жалко этого большого, сильного и все же беспомощного человека. Она вспомнила слова Елены Петровны, ее пожелание гибели своему сыну.

«Неужели и здесь не обошлось без ее колдовства? — подумала Ирина. — Эта встреча слишком мало похожа на случайную. Да и слова раскаяния из уст убийцы тоже слишком невероятны, чтобы не заподозрить незримого влияния Елены Петровны».

Словно подслушав мысли Ирины, Андрей продолжил, почему-то перейдя на «вы»:

— Не проходило и дня, чтобы, закрыв глаза, я не видел вас…

Увидев протест на лице Ирины, он торопливо пояснил:

— Вы не обижайтесь. Я это говорю совсем не потому, что не нашел другого способа привлечь внимание очаровательной женщины к своей недостойной особе… Нет, это действительно так. С вами, вашим лицом, вашими глазами теперь у меня связано понятие «ЖИЗНЬ». Если бы не было вас, давно бы не было и меня. Это вы заставили меня жить. Заставили тогда, когда бороться уже не было сил, когда подступало безразличие и казалось: все равно — жить или умереть. Настолько все равно, что я об этом уже и не думал. Вы приказывали мне жить, и я не смог ослушаться этих приказов. Все время, пока я лежал в госпитале, и потом в больнице, больше похожий на бесчувственное полено, чем на человека, я ощущал, что вы рядом и что мне нельзя умирать. И впоследствии в самые трудные моменты моей жизни вы снова приходили ко мне и опять запрещали умирать и гнали смерть прочь. Я уже запутался сам. Порой мне кажется, что я лишь потому так рискую своей жизнью, чтобы еще и еще увидеть вас, ваше лицо. Ведь оно является мне исключительно в моменты опасности.

Ирина слушала взволнованную речь Арсеньева и не находила сил прервать его, но когда он замолчал, с ожиданием вперив в нее печальный взор, она тяжело вздохнула и сказала:

— Я голодна. Еще далеко до того места где есть еда и мягкая постель? Если можно, пойдем туда поскорей.

Глава 43

Они шли долго. Ирина не в состоянии была замечать живописности мест. Шумные каскады водопадов, пышная растительность, чарующие красоты гор не волновали. Усталость и голод лишили возможности воспринимать окружающую действительность и превратили в робота, в автомат, механически передвигающий ногами. Вперед… вперед… по камням, по тропам, по мелким горным речушкам вброд, с трудом преодолевая их стремительное ледяное течение.

Наконец колючие заросли ежевики расступились, и ее взору предстала залитая солнцем полянка с небольшим деревянным домиком посередине.

— Вот мы и пришли, — удовлетворенно произнес Арсеньев и улыбнулся. — Сейчас буду тебя кормить.

Это были его первые слова за все время пути.

Ноги сами понесли Ирину к избушке. Она распахнула дверь и, увидев широкую лавку, покрытую овечьими шкурами, тут же обессилено рухнула на нее.

— Это и есть та мягкая постель, которую ты обещал? — ядовито поинтересовалась она. — Ничего вообще-то, только пахнет чем-то прокисшим.

Арсеньев остановился на пороге, и, словно не слыша ее колкостей, внимательно шарил глазами по стенам.

— Все в порядке, не похоже, что кто-то заходил сюда, — заключил он и, подмигнув Ирине, вышел из домика.

Через минуту он вернулся, держа в руке странный нож. Ирина неосознанно отпрянула. Арсеньев усмехнулся.

— Не пугайся, — миролюбиво успокоил он ее. — Это мой талисман. Я его нарочно здесь оставил в надежде, что кинжал благополучно проведет к тому месту, где он находится. Меня убедили, что он обладает волшебной силой. Стал суеверным, понимаешь ли.

Он подошел к стене и отковырнул несколько досок, за которыми оказался тайник, изобильно набитый консервными банками и разнообразными пакетами.

— Садись к столу, — пригласил он Ирину, поспешно вскрывая банку с тушенкой. — Хлеба нет, но зато есть армейские галеты.

Они жадно набросились на еду. Утолив голод, Арсеньев, поднялся с пенька, послужившего ему стулом, и лениво произнес:

— Всю ночь не спал, пойду вздремну на солнышке. Смотри, не дури. Оружие и деньги я спрятал надежно, а на случай, если тебе вздумается прогуляться по горам одной, предупреждаю: здесь полно диких зверей и это небезопасно.

— Не вздумается, — буркнула Ирина, с досадой рассматривая изрядно разорванное платье. — Зашить бы…

— Зашить? Это можно, — улыбнулся Арсеньев.

Резко щелкнув кнопкой, он расстегнул нагрудный карман рубашки и к огромному удивлению Ирины достал катушку ниток с хитро запрятанной в ней иголкой.

— Армейская привычка, — пояснил он, деловито вдевая нитку в иголку.

— Зачем же это?.. Я сама… — поспешно сказала Ирина.

— И в самом деле, чего это я, — неожиданно смутился Арсеньев, протягивая ей катушку. — Ладно пойду прилягу. Буду здесь неподалеку, за избушкой.