Восход над Шалмари

– Тяжелый случай, – улыбнулся Семен.

Но Оскар был настроен серьезно:

– Вода – сокровище. Нет воды – беда. Случалось, в жаркие годы целые селения вымирали из-за того, что высыхали колодцы. Ты не знаешь того, что чувствует сердце, когда однажды утром вода в колодце не покрывает тот камень, который она покрывала вчера. Я смотрю на вашу воду, и сердце радуется: воды много, значит, все будет хорошо. Ты не поймешь.

Семен помолчал. Ему надо было на другой перрон, но до его электрички оставался еще почти час, и Семен вдруг спросил:

– А если через портал спящего пронести, ему можно будет назад быстро вернуться? А если дур… слабоумного то есть через портал провести?

Оскар удивился:

– Ты странные вопросы задаешь. Не знаю. Ты бы лучше у своих спросил, они скорее знают.

– Да я и собираюсь. Просто так, на всякий случай спросил, вдруг слышал чего.

– Нет, не слышал. И почему тебе это вдруг интересно стало? Ученым решил стать?

– Да нет, припомнил тут кое-что, – и Семен рассказал свое воспоминание о мамаше с ребенком.

Оскар задумался:

– Не понимаю. Наверное, ты ошибся. Прошлое – странная вещь. И память – тоже странная вещь. А две странные вещи – совсем непонятная вещь. Ведь ты говоришь, это не здесь было?

– Угу, не здесь.

– Говоришь, было это семнадцать лет назад? А по-нашему, значит… Л в какой мир те врата ведут?

– Тайга-то? Да я не знаю. Я случайно узнал – просто списки порталов смотрел и знакомый адрес заметил. Но точно не к вам, я бы запомнил.

Запыленный динамик на столбе вдруг ожил, прокашлялся и классически невнятным голосом объявил Семенову электричку. Оскар встал:

– Ты иди, это, наверно, твой пой-езд пришел. А мне в город вернуться надо. Дела есть. Шадрик.

Семен насторожился:

– Так ты что-то знаешь об этом?

– Может, знаю, а может, и нет. Сейчас неважно. Потом расскажу. Шадрик.

– А что… А, черт с тобой, ладно, потом так потом. Шадрик. – И Семен запрыгал через рельсы к своему перрону: электричка уже виднелась вдали.

И вот после этого разговора Оскар куда-то пропал. Раньше Семен не задумывался над тем, где Оскар живет и чем зарабатывает на жизнь, – просто принимал как данное то, что практически каждый вечер шадрик сидел за угловым столиком в компании нескольких бутылок пива. Пропадать ему случалось, но на день-два, не больше. А тут – уже неделя, как в воду канул. Семен ежевечерне приходил в кафе, иногда пропускал кружечку-другую, иногда уходил сразу – одному сидеть было скучно.

В этот день на улице было не по-осеннему тепло, и Семен решил задержаться. Пиво оказалось хорошим и холодным, это было приятно. Семен выпил кружку, купил еще одну и, возвращаясь, заметил грузную фигуру, примостившуюся за его столиком. Семен обрадовался было, но тут же увидел, что это не Оскар.

– Семен Астраханцев? – спросил шадрик.

– Да, – ответил Семен и удивился: насколько он помнил, у шадриков начать разговор с малознакомым или незнакомым человеком без традиционного приветствия означало оскорбление. «Я, наверно, должен обидеться, – подумал Семен, – только как, интересно, это должно выражаться? Сразу в морду или подождать немного? А если сделать вид, что ничего не случилось, вдруг вообще обнаглеет?…»

Решил просто сдвинуть брови и отвечать сухо, хотя и сомневался, что чужой заметит разницу. Незнакомый шадрик протянул какой-то предмет:

– Возьми. Оска-аир сказал тебе передать.

Семен взял. Предмет оказался чем-то вроде топорика. Скорее декоративного или ритуального назначения, нежели боевого. Рукоять, похоже, костяная, была на две трети заполнена какими-то письменами. Заостренное в виде клюва металлическое лезвие отливало зеленым. Семен сразу забыл о недавнем намерении отвечать коротко и разговор не поддерживать – у него вдруг появилась куча вопросов:

– А…

Спина шадрика мелькнула в дверях, двери закрылись, и спина пропала. Семен застыл перед столиком с кружкой пива в одной руке и топориком – в другой. Вроде бы закончить разговор без традиционного прощания означало неменьшее оскорбление. Догнать гада, что ли? Семен мрачно посмотрел на кружку пива в руке, быстро выпил и пошел домой. Настроение было испорчено.

Утром, собираясь на работу, Семен прихватил топорик с собой. Наверняка эта штука должна была что-то означать, и это что-то следовало выяснить. Семен долго раздумывал, показать ли его шефу, и, в конце концов, собрался показывать. «Уж про топорики-то ихние я знать ни фига не обязан, – решил он. – Что я им, Миклухо-Маклай, что ли?»

От проходной целеустремленно топали по своим делам два шадрика, вчерашнего грубияна среди них не было, а один из них, кажется, пару раз сиживал за столом вместе с Оскаром. Семен приветственно помахал рукой, но шадрики сначала уставились на него, как кролики на удава, а потом рванули прочь самым быстрым шагом. Причем один (не тот, которого Семен видел с Оскаром) все время оборачивался. «Чего это они? – удивился Семен. – Дикие какие-то». Сплюнул и пошел дальше.

Шеф стоял в коридоре рядом с дверью и разговаривал с высоким раушем.

Рауши вообще все высокие и худые, но этот был выше всех, виденных ранее Семеном. Случись тут в коридоре тренер какой-нибудь баскетбольной команды – потерял бы сон и аппетит. Разговаривали, как ни странно, не на русском, а на каком-то гортанно-рычащем языке, явно чужом. ВэВэ выглядел встревоженным, рауш, как показалось Семену, тоже. Хотя черт их разберет, этих чужих. Шеф увидел Семена, кивнул приветственно и показал руками, дескать, подожди, уже заканчиваем.

Рауш сделал изящное движение, вроде пожатия плечей (ВэВэ повторил и неплохо), повернулся и пошел по коридору в сторону портала. ВэВэ задумчиво смотрел ему вслед.

– Проблемы какие-то, Владимир Вячеславович? – поинтересовался Семен.

– Да вроде бы нет, – повернулся к нему ВэВэ. – Так, то ли готовится чего-то, то ли… Откуда это у тебя?

От тона, которым был произнесен вопрос, Семену сразу же захотелось оказаться в командировке. Желательно заграничной. Похоже, показывать шефу топорик все же не стоило.

– Оскар передал, – не стал отпираться Семен.

– Вот так вот сам и передал? – спросил шеф почти ласково.

– Нет, послал кого-то из своих. Редкостного, кстати, хама.

Шеф обхватил голову руками, прислонился к стене и горестно посмотрел на Семена:

– Сема, вот только этого мне и не хватало для полного счастья. Ну и ну… Какого хрена ты в это ввязался?

– Во что ввязался? – спросил Семен возмущенно, хотя уже желудком чувствовал: да, ввязался.

– Пошли. – ВэВэ ухватил Семена за рукав и потянул внутрь лаборатории. Подвел к книжному шкафу, схватил незнакомую Семену книгу, быстро нашел нужную страницу и ткнул в руки: – На, читай.

Четверть страницы занимала фотография топорика, с первого взгляда видно – родного брата того, что выглядывал у Семена из пакета. Рядом шел текст: «Кшиахн-х'ала [k?ia: n-h'^la] „оружие возмездия“ (лееф.)– ритуальное оружие племен северной части Хаксали и Акейнского полуострова (Танатос), разновидность клевца. Применяется для нанесения «удара милосердия» в поединках мести (см. «Алайе-ки»). На рукояти, изготавливаемой из кости, мягкого металла или твердых пород дерева, вырезаются имена тех, кому мстит хозяин К. После совершения мести над кем-либо, находящимся в списке, его имя помечается буквой «айш» (от лееф. «айше» – «был»). При гибели хозяина К. передается по наследству, наследник при этом должен внести в список виновника(ов) гибели. Если гибель хозяина К. произошла в результате поединка мести, правила предписывают убийце самому внести свое имя в список и передать К. наследнику убитого. Месть считается завершенной, когда на рукояти К. не остается места для вписывания новых имен и все имеющиеся имена помечены буквой «айш». Такой К. считается предметом гордости и сокровищем рода, тщательно охраняется и передается по наследству. Поговорка «У них в тиаме десять К.» (тиам – дом старейшины) указывает на древность и почитаемость рода. Размеры и форма К. четко определены в пределах племени».