Восход тьмы
Шрифт:
Итак, он свернул на Прогулочную аллею, с удовольствием шагая по хрустящему снегу, и белые хлопья, как бахрома, налипали на его штанины, заправленные в ботинки. Почти сразу солнце скрылось из виду, отсеченное лесополосой, которая тянулась между маленькой дорожкой и домами, стоявшими вдоль проезда Охотничьей лощины. Пробираясь по снегу, Уилл прижимал к груди пакеты, снова и снова пересчитывая их. Нож для Робина; замша для чистки флейты для Пола; дневник для Мэри; соль для ванны для Гвен; специальная ручка с войлочным пишущим узлом для Макса. Подарки для остальных членов семьи были заблаговременно куплены и упакованы.
Прогулка по аллее перестала быть приятным приключением гораздо быстрее, чем он мог ожидать. Ноги мальчика начали ныть от тех усилий, которые
Справа от него высились деревья, в основном вязы, иногда встречались буки. С другой стороны от дороги находился пустырь. Выпавший снег полностью преобразил его, превратив из грязновато-серых зарослей бурьяна и низкого кустарника в лунный пейзаж белеющих склонов и затененных впадин. На заснеженной дорожке то тут, то там валялись ветки деревьев, обломившиеся под весом снега. Прямо перед сабой Уилл увидел огромную ветку, лежавшую поперек дороги. Он с опаской посмотрел вверх, пытаясь оценить, много ли еще сухих веток готовы обрушиться вниз с массивных вязов при сильном порыве ветра или просто под тяжестью снега. «Хорошее время для сбора хвороста», – подумал он, и в его воображении возник притягательный образ яркого огня, танцующего в камине огромного зала; того огня, который изменил его мир, сначала исчезнув по его команде, а затем покорно разгоревшись вновь.
Пока Уилл пробирался по снегу, неожиданно дерзкая и забавная идея пришла ему в голову. Она была вызвана мыслями об огне. Мальчик даже остановился, не в силах сдержать улыбку. «Ты, что ли, наладишь погоду»? Ну нет, вряд ли он сможет обеспечить теплое Рождество, но он способен погреться немного прямо здесь и сейчас. Уилл решительно посмотрел на сломанную ветку, лежавшую перед ним, и непринужденно, осознавая, что дар находится внутри него, скомандовал с некоторым озорством: «Гори!»
Ветка дерева, лежавшая перед ним на снегу, мгновенно вспыхнула. Каждый ее дюйм, начиная с толстого прочного основания и до самой маленькой тонкой веточки, был охвачен языками желтого пламени. Послышалось шипение, и над горящей веткой поднялся высокий сияющий столб света. Дым от огня не исходил, а само пламя было очень ровным; тонкие веточки, которые должны были бы моментально превратиться в пепел, продолжали гореть и гореть, как будто питались каким-то топливом изнутри. Стоя в одиночестве около огня, Уилл почувствовал себя маленьким и напуганным: это был необычный огонь, и его нельзя было контролировать обычными средствами. Он вел себя не совсем так, как огонь в камине. И мальчик не знал, что с ним делать. Стараясь не поддаваться панике, он снова сконцентрировал свои мысли на огне и приказал ему исчезнуть, но огонь продолжал гореть так же ровно и устойчиво, как и раньше. Уилл понял, что его поступок был глупым и неуместным, а возможно, и опасным. Глядя вверх на пылающую колонну, он увидел, что над ней, высоко в сером небе, медленно кружили четыре черных грача.
«Ах, Мерримен, – подумал расстроенный мальчик, – где ты сейчас?»
Затем он внезапно почувствовал, что задыхается, словно кто-то схватил его сзади, заморозил ноги в глубоком снегу и скрутил ему руки за спиной. Пакеты упали в снег. Уилл закричал от боли в руках. В ту же секунду человек, напавший на мальчика, ослабил захват, как будто вовсе не хотел причинить ему вреда. Но все же он продолжал крепко держать Уилла.
– Убери огонь! – настойчиво прохрипел голос у него над ухом.
– Я не могу, – ответил Уилл, – честное слово. Я пытался, но не могу.
Человек ругался и бормотал как-то странно, и вдруг Уилл понял, кто это. Его страх улетучился, как будто камень упал с души.
– Странник, – попросил он, – отпусти меня. Не смей так хватать меня.
Но тот сжал его еще сильнее.
– Ну уж нет, мальчик. Я знаю твои шуточки. Я знаю, кто ты, знаю, что ты Носитель Света. Но я не доверяю тебе, как не доверяю и Тьме. Ты недавно проснулся, и я скажу тебе кое-что. Пока ты еще не оперился,
ты не можешь ни на кого влиять, если только ты не видишь его своими глазами. Так вот, я не дам тебе увидеть себя, это уж точно.– Я не собираюсь причинять тебе вред. Есть люди, которым действительно можно доверять, – сказал Уилл.
– Очень немногим, – горько произнес Странник.
– Если ты отпустишь меня, я закрою глаза.
– Тьфу! – сплюнул старик.
– У тебя есть второй Знак. Отдай его мне.
Наступила тишина. Уилл почувствовал, как руки старика отцепились от него, но продолжал стоять на месте и не оборачивался.
– Послушай, Странник, у меня уже есть первый Знак, – сообщил он. – Ты сам знаешь, что он у меня. Посмотри, я распахну куртку, и ты увидишь первый круг на моем ремне.
Не оборачиваясь, Уилл расстегнул куртку. Краем глаза он увидел сгорбленную фигуру старика, стоявшую теперь сбоку от него. Старик набрал в легкие воздух и со свистом выдохнул его. Неожиданно он вышел вперед и посмотрел на Уилла прямо и открыто. В желтом свете, идущем от горящей ровным пламенем ветки, мальчик увидел лицо, на котором боролись противоречивые эмоции: страх и надежда на избавление переплелись в мучительной нерешительности.
Затем старик заговорил; его голос срывался, а интонация была простодушной, как у обиженного ребенка.
– Он такой тяжелый, – начал он жалобно. – И я так долго его носил. Я даже не помню почему. Всего боялся, всегда убегал. Если бы я только мог избавиться от него, если бы я мог отдохнуть. Ох, если бы он исчез. Но я боялся отдать его не тому человеку. Если бы я сделал это, со мной произошло бы нечто ужасное, не могу даже думать об этом. Носители Света могут быть жестокими, очень жестокими… Я думаю, ты тот, кто мне нужен, приятель. Я искал тебя очень долго, искал, для того, чтобы отдать тебе этот Знак. Но как я могу быть уверен до конца? Как я могу быть уверен в том, что ты не посланник Тьмы?
«Старик долгое время жил в страхе, – подумал Уилл, – и теперь не знает, как перестать бояться. Как это ужасно – быть таким одиноким. Он не знает, как довериться мне. Прошло много времени с тех пор, как старик кому-либо доверял, и он попросту забыл, как это делается».
– Послушай, – сказал мальчик, – ты должен знать, что я не посланник Тьмы. Подумай сам. Ты же видел, как Всадник пытался уничтожить меня.
Но старик только страдальчески покачал головой, и Уилл вспомнил, как громко он кричал, спасаясь бегством при виде Всадника.
– Ну раз это не помогает, – продолжал Уилл, – неужели даже огонь ни о чем тебе не говорит?
– Огонь говорит о многом, – пробормотал Странник. Он смотрел на горящую ветку без всякой надежды, затем его лицо исказилось от ужаса. – Огонь приведет их сюда, ты знаешь это. Грачи уже показывают им путь. И как я узнаю, зажег ли ты этот огонь, потому что ты недавно проснувшийся Носитель Света, который забавляется играми, или этот огонь – сигнал для тех, кто меня преследует?
Он продолжал что-то уныло ворчать себе под нос, обхватив руками свои плечи. «Как он несчастен», – с жалостью подумал Уилл. Но он должен был найти способ повлиять на Странника.
Уилл посмотрел вверх. Еще больше грачей лениво кружили теперь над его головой, и он мог слышать, как они резко переговаривались друг с другом. Неужели старик был прав и грачи приведут сюда Тьму?
– Странник, ради всего святого, – нетерпеливо сказал он, – ты должен поверить мне. Если ты однажды не поверишь кому-то настолько, чтобы отдать ему Знак, тебе придется носить его всегда. Разве ты этого хочешь?
Старый бродяга стонал и бормотал что-то, уставившись на мальчика своими маленькими безумными глазками; казалось, он завяз в своей многовековой подозрительности, как муха в сетях паука. Но у мухи все же остаются крылья, которые могут порвать сеть, если у нее появится сила, чтобы взмахнуть ими хоть раз… Находясь под властью какой-то неведомой части своего сознания и не вполне понимая, что делает, Уилл сжал рукой железный круг на своем ремне, вытянулся во весь рост и, гладя прямо в глаза Страннику, призвал: