Восход звезды

Глава двадцать первая Порванная нить

Зимний снег растаял, но весенние дожди не начинались. Колючки на можжевельнике ссохлись и пожелтели. Это был верный признак надвигающейся засухи. Весенние засухи не были редкостью, но после сухой осени это было особенно тяжело, и люди Клана Сожженной Реки решили уйти еще дальше на север, чем в прошлом году. Они отправились к горам, где увидели признаки дождя. После смерти Гару власть знахаря усилилась, тем более что старый вождь все больше слабел. Но знахарю все было мало, он хотел еще больше власти. Гару видела все это из стойбищ духов и знала, что пришло время вернуться и найти своему духу новое жилище.

И вот однажды вечером, когда в темнеющем небе повисли темно-лиловые тучи, предвещающие грозу, белолицая сова-омо почувствовала в желудке толчок. «В меня вселился дух», – подумала она и полетела к Желтым Утесам. Она увидела, что люди Клана Сожженной Реки уже нагрузили волокуши и легли спать пораньше, чтобы отправиться в путь с рассветом. Она присела на крышу одной из хижин. В лагере царила полная тишина. Для вождя, который уже не мог передвигаться сам, была приготовлена специальная волокуша, выстланная самыми теплыми шкурами, в том числе и белой шкурой громового зверя. Дух, занявший тело совы-омо, сразу это отметил. «Значит, знахарь пока не наложил на нее свою лапу!» Но что-то беспокоило ее – если не сама шкура, то что-то, связанное с ней.

Рядом с тем местом, где она сидела, в каменной стене виднелась дыра, служившая входом в пещеру. Она напоминала темные пустые глазницы черепа. Сова почувствовала, как по ее маховым перьям пробежал легкий трепет. Ей показалось, что они растут и удлиняются. «Вильфинг, – произнес голос внутри нее. Так это у нас называется. Ты становишься прозрачной, как тень от тростника». Это хозяйка духа Гару, сова-омо, говорила с ней. «Знахарь тебя не увидит. Не беспокойся». И в ту же самую секунду знахарь прошел мимо нее.

«Это он!»

«Да, он».

Внезапно Гару почувствовала, как дрожь внутри тела совы усилилась. Она распахнула крылья. Легкий ветерок шевелил длинные маховые перья. Она взмахнула крыльями и ощутила, как плотный воздух поднимает ее вверх, в полет!

Была темная, безлунная ночь, но ее поразило, как четко она все видит. И слышит. Она могла слышать даже сердцебиение знахаря. Каждый вздох, который он втягивал в легкие и выпускал обратно, был словно ветер, пролетающий по каньону. При этом он еще что-то бормотал. Она услышала собственное имя:

– Гару… Гару… Похоронила ее…

И тут она догадалась, куда он идет. Ему нужна была нить из шерсти громового зверя. Мать Туки, видимо, взяла с собой шапочку и по пути прятала ее в разных местах, не рискуя оставлять у себя. Знахарь, вероятно, выследил ее. Но зачем ему нужна эта шерсть? Ведь вождь скоро умрет, и тогда знахарь сможет забрать себе всю шкуру. Зачем? Зачем?

Знахарь направился прямо к дереву, расщепленному ударом молнии. У матери Туки была причина спрятать шапочку с нитью там потому что считается, что обгоревшее дерево приносит несчастье, но злой тотем, соединенный с чем-то добрым, теряет свою силу. Зло исчезает, и приходит еще больше добра. Говорят, что обгоревшее дерево в таком случае может даже дать новый побег. Это было бы знаком того, что клан нашел плодородную землю. Острыми глазами совы-омо Гару действительно заметила у черного ствола что-то ярко-зеленое. Сожженное дерево проросло. Это был знак обновления, значит, засуха здесь кончалась. Добро победило. «Но ненадолго!» Гару ощутила, как что-то заворчало у нее внутри. Это был желудок ее хозяйки, совы-омо.

Сова уселась на высокую ветку соседнего дерева и стала наблюдать. Знахарь посмотрел на молодой побег и прищелкнул языком. Жажда власти, власти в самой неприкрытой форме, пронизывала его. Он вытащил длинный тонкий нож и срезал побег. Сова-омо ощутила, как у нее скручивает желудок. Гару показалось, что в ней самой что-то разрезали. «Но я же дух, – подумала Гару. – Меня нельзя ранить». И тут она неожиданно поняла! «Как же я раньше не догадалась?! Он не просто знахарь – он колдун». Но что за проклятие он хочет наложить на шапочку? Она увидела, как он начал ковырять землю ножом. Ему не пришлось копать долго. От самой шапочки уже должно было мало что остаться, но ему нужна была только нить из шерсти громового зверя. Она моргнула и снова удивилась четкости своего зрения.

Она была права. От шапочки действительно остались одни обрывки, но нить все еще была привязана к ней. Знахарь разрезал ее на две половинки и спрятал их в мешочек с амулетами, который висел у него на шее. При виде всего этого сердце у Гару упало.

Знахарь возвращался в стойбище, еще сам не веря в свою удачу. Не пройдет и двух дней, как вождь умрет! И шкура наконец будет его. Везение мальчика, родившегося в шапочке, закончится и перейдет к нему.

Глава двадцать вторая Когда нить рвется

Стало так тепло, что женщины Клана Сожженной Реки понесли свою одежду стирать на реку. Пока матери трудились, их дети играли рядом на мелководье. Никто не обратил внимания, когда Туки, Мальчик, Родившийся с Удачей на Голове, отошел в сторону. Он был любопытен и пошел за полевкой, а когда потерял ее из виду, заметил куропатку, которая волочила по кустам крыло, и ему стало жалко «бедную птичку». Он пошел за ней, вышел из-под деревьев и увидел, что стоит на возвышенной открытой равнине. Он повернулся, чтобы посмотреть на ручей, где его мать стирала одежду, но не увидел ни ручья, ни женщин с детьми. Что произошло? Он сам не понимал, насколько быстро и далеко смог уйти на своих маленьких ножках, потому что Тоши’Н-Туки казалось, что это мир убегает от него. Про него забыли и оставили одного в этой пустоте. Он заплакал.

– Ма-ма, мама!

Садившееся солнце стало красным, и вскоре на небо наползли темные тучи. Ему казалось, что небо сердится на него. Он услышал шипение, похожее на то, что издавал мамин котелок, когда в нем закипала вода. В нескольких дюймах от него свернулась кольцами гремучая змея, готовая впиться ядовитыми зубами в его ножку. Но прежде чем она успела совершить бросок, его накрыла огромная тень, и он услышал жуткий вопль. Птица, крылья которой в размахе были, как сам Туки, кинулась с высоты, вытянув страшные когти. Она схватила змею и снова поднялась с ней в темнеющее небо. Змея извивалась, и мальчик слышал треск ее погремушки. Потом внезапно звук оборвался. Что-то упало. Мальчик прекратил плакать и широко раскрыл глаза. В нескольких футах от него лежало порванное тело мертвой змеи. Огромная птица тихо спустилась к нему.

– И что же с тобой делать? – спросила сова. Но мальчик не понимал языка сов.

– Я хочу к маме, – сказал он, но сова тоже не поняла его языка. Подойдя к нему, она укрыла его плечи своими крыльями и подумала: «Он слишком большой, чтобы я могла унести его в укрытие, но здесь поблизости живут земляные кроличьи сычи, они смогут присмотреть за ним ночью».

* * *

Отец Туки был в бешенстве. Он стоял перед знахарем и морщился, слушая его нелепые рассуждения о призраках.

– Ты что, не знаешь, что мальчики, рожденные в шапочке, привлекают призраков? – презрительно говорил он. – Призрак вождя еще рядом. Он напугал мальчика, и он убежал. Нам нужно уходить из этого проклятого места!

– Это неправда! – возразил отец. – Мальчик родился с удачей на голове.

– Дай нам еще один день на его поиски! – взмолилась мать Туки.

– Вы что, бросаете мне вызов? – низким, пугающим голосом спросил знахарь. Люди напряженно смотрели на него. Воздух между ними как будто потрескивал. Сухая молния разорвала небо над головой знахаря, который стоял в полный рост, полный плохо сдерживаемого гнева, лжи и жажды жесткой власти.