Восхождение к любви

Полотно на рубашке моего пациента было старое и изношенное, но на удивление плотное. Не без труда я оторвала рукав и кое-как смастерила из него перевязь. Отступила немного назад, чтобы оглядеть результаты своих усилий, и наткнулась спиной на Дугала: он незаметно вошел в комнату и наблюдал за моей работой.

Перевязка ему понравилась.

— Неплохая работа, барышня. Пошли, мы уже готовы.

Он вручил женщине монету и вывел меня из коттеджа; Джейми, все еще очень бледный, следовал за нами. Поднявшись со скамейки, мой пациент оказался очень высоким, на несколько дюймов выше весьма рослого Дугала.

Чернобородый Руперт и Мурта держали на дворе шесть лошадей и негромко говорили им по-гэльски что-то ласковое. Луны не было, но в свете звезд металлические части сбруи поблескивали, словно ртуть. Я подняла голову и замерла в изумлении: никогда еще я не видела такого количества, такого великолепия звезд. Опустив глаза и окинув взглядом окрестный лес, я поняла, в чем дело. Ни один город здесь не бросал на небо отсвет своих огней, и звезды утвердили неоспоримое господство над ночью.

И тут я замерла; холод куда более сильный, нежели прохлада ночи, пробежал по телу. Никаких городских огней… Женщина в доме спросила: «Какой город?» За годы войны я привыкла к затемнениям и воздушным налетам, и поначалу отсутствие света не встревожило меня. Но сейчас мирное время и огни Инвернесса должны быть видны издалека, на много миль.

В темноте фигуры мужчин утратили определенные очертания, превратились в бесформенную массу. Я подумала о том, чтобы ускользнуть в лес, но Дугал, очевидно прочитавший мои мысли, схватил меня за локоть и подтолкнул к лошадям.

— Джеймс, садись в седло, — сказал Дугал. — Девица поедет с тобой.

Он стиснул мой локоть.

— Ты можешь держать поводья, если Джеймс не управится одной рукой, но позаботься о том, чтобы не отставать от нас. Если попробуешь что-нибудь выкинуть, я тебе перережу глотку. Поняла?

Я только кивнула — сухость сковала горло, и я не могла выговорить ни слова. Голос у Дугала был не слишком угрожающий, но я поверила каждому его слову. «Выкидывать» я ничего не собиралась — попросту не знала, что можно предпринять. Я не знала, где я, кто такие мои спутники, почему мы уезжаем столь поспешно и куда направляемся, но у меня не было разумных оснований для того, чтобы ехать с ними. Я беспокоилась о Фрэнке, который, конечно, давным-давно хватился меня и начал разыскивать, но упоминать о нем здесь вряд ли стоило.

Дугал, как видно, догадался о моем ответе, потому что отпустил мою руку и наклонился ко мне. Я стояла, глупо уставившись на него, а он прошипел:

— Вашу ногу, барышня! Дайте вашу ногу! — Потом сердито: — Левую ногу, левую!

Я поспешно исправила ошибку, убрала правую ногу и поставила ему на руку левую, а он, негромко ворча, помог мне забраться в седло и усадил Джейми, который придвинул меня к себе поближе здоровой рукой.

При всей нелепости моего положения я была невольно признательна молодому шотландцу за его тепло. От него пахло лесом, кровью, немытым мужским телом, однако ночная прохлада пробирала меня под легким платьем, и я была рада теснее прижаться к нему.

Мы почти бесшумно двинулись сквозь звездную ночь, только уздечки позвякивали еле слышно. Мужчины не вели разговоров, соблюдая величайшую осторожность. Едва мы выбрались на дорогу, лошади перешли на рысь; меня подбрасывало в седле, отбивая всякое желание беседовать, даже если бы кто-то изъявил желание меня слушать.

Мой спутник, казалось, не испытывал никаких неудобств, несмотря на то что не владел правой рукой. Его бедра прижимались к моим, я чувствовала, когда он расслабляет или напрягает их, управляя лошадью. Я вцепилась в край седла, чтобы усидеть; мне раньше приходилось ездить верхом, но я отнюдь не могла равняться с таким всадником, как Джейми.

Немного погодя мы остановились на перекрестке, предводитель и лысый начали о чем-то негромко совещаться. Джейми тем временем бросил поводья коню на шею и пустил его на обочину пощипать траву, сам же принялся с чем-то возиться и крутился в седле.

— Поосторожнее, — предупредила я. — Не вертитесь так, не то повязка соскочит. Что вы там делаете?

— Пытаюсь размотать плед, чтобы накрыть вас, — ответил он. — Вы дрожите. Но мне никак с этим не справиться одной рукой. Вы не поможете мне расстегнуть застежку на броши?

Порядком повозившись, мы наконец высвободили плед. И после этого Джейми на удивление быстрым и ловким движением закинул плед себе на спину, а концы его набросил мне на плечи и подсунул под край седла. Таким образом мы с ним оказались оба тепло укутаны.

— Ну вот! — сказал Джейми. — Мы вовсе не хотим заморозить вас по дороге.

— Спасибо! — от всей души поблагодарила я. — Но куда же мы едем?

Я не видела его лица, поскольку он сидел у меня за спиной. Он немного помолчал, потом коротко рассмеялся и сказал:

— По правде говоря, я не знаю. Полагаю, мы оба узнаем это, когда прибудем на место.

В очертаниях окружающей местности мне показалось что-то знакомое. Я определенно уже когда-то видела этот громадный каменный массив, чем-то напоминающий петушиный хвост.

— Кокнаммон-Рок! — воскликнула я.

— Это точно, — отозвался мой спутник, ничуть не потрясенный моим открытием.

— Но разве англичане не устраивают там засады? — спросила я, припомнив нудные подробности местной истории, которыми Фрэнк потчевал меня всю последнюю неделю. — Если поблизости есть английский патруль… — Тут я запнулась.

Если поблизости имеется английский патруль, мне не стоит привлекать к этому внимание. И если где-то здесь устроена засада, то ведь я, по существу, неотделима от Джейми, с которым мы закутаны в один плед. Я снова вспомнила о капитане Рэндолле и невольно вздрогнула. Все, с чем я столкнулась после того, как прошла в отверстие между каменными глыбами хенджа, приводило к единственному, совершенно иррациональному выводу: человек, которого я встретила в лесу, является прадедом Фрэнка в шестом колене. Все во мне противилось такому заключению, но факты — вещь упрямая.

Поначалу я вообразила, что вижу необычайно близкий к живой действительности сон, но поцелуй Рэндолла, грубо фамильярный и вполне реальный, развеял это впечатление. В равной степени не был воображаемым удар, полученный мной по голове от Мурты: шишка болела ничуть не меньше, чем натертые седлом ноги, и эта последняя боль тоже была вполне реальной. А кровь… Я достаточно повидала ее в действительности и, разумеется, могла увидеть во сне, но запах крови, исходящий от человека, сидевшего позади меня на лошади, не мог присниться: я отчетливо улавливала его, теплый и отдающий медью.