Восхождение Примарха 7
Шрифт:
И вот тут царил самый настоящий страх.
Простые аэрахи переговаривались между друг другом не столь часто. Но всё-таки, пробегая по делам, они обменивались своими озабоченностями.
— Слышали?
— А как не слышать-то?
— И что теперь?
— Да что может быть? Как всегда — война.
— А, если война, значит, мобилизация. Опять всю молодёжь заберут, а нам отдувайся.
— Что поделать, мы должны доминировать…
— Кому должны?
— Начальству.
— Страшно, — говорил кто-то в конце другой особи и замирал.
—
И это была не единичная сцена. Кругом все до дрожи боялись новых войн, новых смертей, новых приказов рожать не пойми от кого, лишь бы мясо на убой было.
Жутко. Я сам окунулся в эту атмосферу и практически испытал всё то же самое, что и они. Но теперь я хотя бы понимал, для кого я всё это делаю.
И тут, пробираясь между зданий, я едва не сбил маленького пешехода.
Он был маленький даже по моим меркам, а по меркам аэрахов вообще — кроха.
Но он не понял, что произошло. Посмотрел снизу-вверх, после чего ткнулся мне в ногу.
Я очень живо вспомнил Штопора, который вот так же любил в меня утыкаться. Особенно когда был такой же маленький и милый.
— Да-да, кроха, — я присел на корточки, чтобы быть ненамного выше него. — Как тебя зовут?
— Примарх, — заявил он со всей детской непосредственностью, но тут же смазал впечатление, рассмеявшись. — На самом деле меня зовут — Рах. Но я обязательно вырасту и брошу вызов Новому Примарху!
— Зачем? — поинтересовался я и погладил его, отчего он снова прижался ко мне. — Зачем бросать ему вызов?
— Чтобы он не посылал моих братьев на войну. Мама плачет, говорит, что теперь старые кво… квоты, не знаю, что это, не действуют, и всех моих братьев заберут на войну. А её заставят ещё плодиться. А папа ещё с прошлой войны не вернулся, не знает, с кем плодиться. Вот. А братья у меня хорошие. Они — задиры, конечно, но хорошие. Они меня читать учат, вот.
Он затих, видимо, раздумывая, что мне ещё такого рассказать. Но и я задумался тоже.
— А, если Новый Примарх отменит войны и твои братья останутся дома? — спросил я, испытывая неведомые доселе чувства к этому малышу, которого по какой-то причине отпустили играть одного. — Ты не будешь кидать ему вызов?
— Тогда подумаю, — серьёзно проговорил крохотный аэрах и сверкнул глазами. — Если он будет хороший, то тогда, конечно, нет. Буду служить ему, как мой отец. Мы будем вместе бить врагов!
— А если не будет врагов? — спросил я. — Что же мы будем делать тогда?
Он замялся и долго-долго ничего не говорил. А потом тихо-тихо прошептал:
— Не знаю.
— А что тут делаешь? — я решил перевести тему. — Гуляешь? Один?
— Я… я… — он вдруг сделался несчастным и уткнул все восемь глаз в пол. — У мамы скоро День Рождения, и я сбежал, чтобы сплести ей в подарок паутинку. Надеялся, что ей понравится. Но… но… — он был готов расплакаться. — У меня ничего не получается!
— Покажи, пожалуйста, что ты делаешь, — сказал я ему и аккуратно, ненавязчиво протянул
руку.Он сначала отпрянул, не желая показывать те жалкие ниточки, что у него вышли. Но потом сделал шаг навстречу.
— Не бойся, — сказал я ему, пытаясь вложить в свои слова максимум доверия. — Я не стану смеяться над тобой. Я хочу только помочь.
На этот раз он уже подошёл ближе и протянул мне обрывки, которые и орнаментом назвать было нельзя.
— Вот, — сказал он и на этот раз действительно заплакал.
— Погоди, — попросил я его, так как никогда не выносил вида детских слёз. — Я тебе сейчас помогу. Один мой большой друг, чем-то, кстати, похожий на тебя, научил меня плести чудесный орнамент. Ты что хотел сделать своей маме?
— Украшение на лапку, — ответил кроха, чьи слёзы уже испарились бесследно. — Вы, правда, мне поможете?
— Конечно, — кивнул я и на основе его паутинки принялся ткать шейный платок. — Видишь, как я делаю. Сможешь также?
— Прям также нет, но… — он вдруг замер.
Посмотрел на паутинку, затем на меня, потом снова на неё, изучая орнамент, и опять на меня.
— Ты чего? — улыбнулся я, не понимая его реакции. — Попробуешь?
— Дядь, — серьёзно сказал он, — а это ты Примарх Новый, да?
— Только тс-с-с, — я приложил палец к губам. — Никому ни слова. Хорошо?
— Но ведь это же!.. — он хотел встрепенуться, но я его осадил.
— Это будет наш с тобой секрет, идёт? — и я уже подумал, что потребуется внушение, но нет. Он всё понял, несмотря на свои годы, и затих.
Через несколько секунд он принялся повторять мой орнамент. Не сразу, но у него начало получаться что-то похожее на то, что я ему показал. Конечно, он плёл своё. Но в этом была и задумка.
— Дядь, — проговорил он совсем тихим шёпотом. — А ты возьмёшь меня к себе служить, когда я вырасту?
— Конечно, — засмеялся я, хотя мне хотелось кричать. — Как только вырастешь, сразу возьму. Но не на войну. Будем со всеми дружить.
Вернувшись, я застал бабку в отвратительном расположении духа. Наконец-то мы смогли с ней уединиться в одной из комнат дворца. Наверняка в помещении стояла прослушка, но человеческий язык тут понимать ещё не научились.
Комната представляла собой типичный зал какого-нибудь земного дворца, так как предназначалась для различных антропоморфных представителей, но по стенам всё было затянуто паутиной, а с потолка свисали удобные гамаки.
— Думаю, у человека с арахнофобией тут случился бы приступ, — проговорил я, оглядываясь по сторонам. — Такое ощущение, что мы попали в мир, где всё захватили пауки после того, как люди вымерли.
— Не смотрела под этим углом, — устало проговорила Арана, опускаясь на один из гамаков. — Но полагаю, ты прав. Тут всё создано для того, чтобы угнетать другие ксеносы. Если посмотришь иные комнаты, там тоже будет доминировать аэраховское представление о прекрасном, накинутое на ценности других культур.