Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
Даже если «Восхождение Запада» и воспевает в конечном счете триумф Запада (хотя последняя глава весьма далека от триумфальной в собственном смысле этого слова), книга эта все же подчеркнуто неевропоцентрична. Взлет Запада представлен итогом взаимодействия самых различных культур и факторов, часто находящихся за пределами сознательного воздействия людей. Что особенно интересно — книга перекликается с нашим днем, причем по нескольким направлениям. Самое очевидное — это скрытая, через десятилетия, полемика с модным и влиятельным после выхода в 1996 г. его книги «Столкновение цивилизаций и переделка мирового порядка» С. Хантингтоном, предсказывающим глобальный конфликт между различными цивилизациями, которые развиваются в противостоянии друг другу. Мак-Нил, как он пишет в своей рецензии на книгу Хантингтона в «New York Book Review», соглашаясь с содержащейся в работе Хантингтона критикой преобладающей в среде элиты Запада либеральной «общечеловеческой» идеологии и с тем, что в наше время приобретает особую важность приверженность к определенным цивилизационным типам,
Читая книгу, нельзя не почувствовать, что она все-таки была написана давно. Не думаю, чтобы сейчас автор стал так открыто писать о том, что лишь «высокая культура» имеет существенное значение для исторического процесса. Но дело не в словах, а в том, что истина, как бы то ни было, лежит недалеко. При этом автор не скрывает своей симпатии к простым людям, «винтикам» механизма истории, а часто его жертвам. Но он смотрит на них отстраненно, и иногда это режет слух, пусть разумом и осознаешь правоту Мак-Нила.
Но это последнее незначительное замечание все же не должно воспрепятствовать читателям получить удовольствие от этой интересной, информативной, заставляющей задуматься, хорошо написанной и, как я надеюсь, адекватно переведенной книги.
Почету эту книгу надо прочитать именно сейчас?
Предисловие редактора
Потому что мир меняется быстро и непредсказуемо. С разрушением Советского Союза и завершением ядерного противостояния двуполярного мира, с быстрым развитием стран «мусульманского пояса» пробуксовывают схемы прогнозирования, ставшие привычными за десятилетия (а то и века). Тут невольно задумаешься, насколько прав автор, утверждая, что доминирование Европы сложилось лишь в XV в., да и то довольно неожиданно.
Потому что в этой книге есть «недописанная глава». Завершенная в 1962 г. книга «Восхождение Запада» даже современные ей достижения технологий и политических доктрин не поспешила выстроить в резюмирующий ряд. В ней не рассмотрены ни Великая депрессия, ни Вторая мировая война, ни глобальный социалистический эксперимент, ни вступление в эпоху ядерной энергии и телевидения. Автор остался верен истории, а не публицистике, его футурология осторожна и потому преимущественно точна. С расстояния в 50 лет, уже зная о распаде социалистической системы, о появлении Интернета, глобальных спутниковых систем и генных технологий, о миграционных потоках и наднациональных юрисдикциях, возможно ли смоделировать главу «1950-2000 гг.» и скорректировать аксиомы, в которых с юности воспитаны современники? По крайней мере, восстановить логику развития не с позиций текущих интересов, а с позиций всей истории.
Потому что в ней множество примеров, как развивались события в переломные моменты: и по воле правителей, и по воле событий. Своеобразная инвентаризация легко обнаруживает, что основные рецепты преодоления проблем в разных странах и в разные времена уже опробованы: упор на волевое администрирование, на идеологический энтузиазм, на технический прогресс, на возрождение традиций, на честолюбивых выходцев из низов, на примирение наций и верований. Одни страны возникают стремительно, вопреки всяческому канону госстроительства, и живут потом века. Другие строятся административно талантливо, в согласии с опытом и логикой, но быстро рушатся. Можно ли вообще что-то сделать с системным кризисом страны или целой субконтинентальной цивилизации? Ответы, скоординированные по осям «вероятное» и «реализованное», радуют многообразием.
Потому что эта книга — хороший претендент на электронное переиздание. Само обилие материала вызывает желание призвать на помощь слабому человеческому мозгу математически спрограммированный электронный мозг. Несколькими нажатиями клавиш сгруппировать сходства в категории, четко выстроить разбегающееся многообразие, проверить по списку сотни исторических прецедентов, чтобы не упустить самый нужный. Может быть, будущее книгоиздание и будет таким: в отличие от нынешних оцифрованных копий бумажного (поступательного) текста появятся разноуровневые, интерактивные, поддерживающие прихотливый синтаксис запроса, самообучаемые книги-системы, включенные во всеисторическое пространство-чтение. «Восхождению Запада» нашлось бы в нем почетное место. Но это даже не «недописанная», это «завтрашняя» глава.
Потому что завтра и сама эта книга будет уже другой. Одни книги стареют, не успевая за меняющимся миром своих читателей. Другие — опережают свое время и потом долго живут, пока мир догоняет их. Третьи — не зависят от смены внешнего мира, не отстают от календаря и не забегают — читатели сами находят для них новое востребованное прочтение. «Восхождение Запада» — из третьих. Разумеется, ее не обязательно читать именно сегодня, но завтра она будет уже немного другой.
«Восхождение Запада» двадцать пять лет спустя
Историки рассматривают предмет своего исследования через призму изменяющегося настоящего, поэтому прошлое в их трудах тоже постоянно меняет свои очертания. И любой из них, проживший достаточно долго, чтобы перечесть сбой собственный труд много лет спустя, должен быть готов увидеть приметы тех неизбежных сдвигов, которые привносит время в понимание исторических фактов. Эта банальная истина открылась мне в 1988 г. на семинаре в Уильямеколледже, посвященном моему главному труду — книге «Восхождение Запада». Я читал там лекции как приглашенный профессор и снова перечел эту книгу спустя 25 лет: встреча со старым другом — и старыми призраками [2] — обрадовала и в то же время разочаровала меня.
2
Когда я писал «Восхождение Запада», то, возвращаясь домой, каждый раз проходил мимо вяза с отломанной бурей веткой. Я видел, как дерево медленно залечивает рану и разлом покрывается буйной молодой порослью. Я обычно думал, проходя: удастся ли мне закончить свой труд до того, как дерево залечит рану. Однако вышло так, что я сдал рукопись в печать и через год дерево засохло, так и не залечив свою рану. Мне так и не удалось пройти мимо выздоровевшего вяза с готовой напечатанной книгой в руке.
Когда книга вышла в 1963 г., она имела неожиданный успех. Щедрая похвала Хью Тревор-Ропера на страницах «New York Book Review» и приближающиеся Рождественские праздники быстро превратили ее в бестселлер, и с тех пор она постоянно переиздается. Тираж дешевого издания в бумажной обложке (всего доллар и двадцать пять центов за 828 страниц!) разошелся в течение года, а всего сегодня продано более 75 000 экземпляров полноформатного издания.
Сейчас, в ретроспективе, мне кажется очевидным, что «Восхождение Запада» следует рассматривать как выражение послевоенного имперского духа, царившего в то время в США. И объем, и концепция книги — это проявления своего рода «интеллектуального империализма»: всемирная история берется как единое целое, и предпринимается попытка ее интерпретации на основе разработанной американскими антропологами в 1930-х гг. концепции взаимопроникновения культур. Книга «Восхождение Запада» написана, исходя из понимания контакта с чужеземцами, обладающими новыми, неизвестными знаниями и умениями, как основного фактора, способствующего исторически значимым социальным изменениям. Естественным следствием такого подхода стал вывод о том, что центры высокой культуры (т.е. цивилизации), демонстрируя соседям свои привлекательные новинки, становились для них своего рода раздражителями. Окружающие их менее развитые народы стремились освоить новшества и тем самым получить доступ к богатству и власти, к познанию истины и красоте — ко всему, что дают блага цивилизации тем, кто ими обладает. Однако такого рода попытки неизбежно связаны с необходимостью болезненного и сложного выбора между страстным желанием подражать новому и не менее сильным стремлением сохранить и сберечь те старые обычаи и институты, которые отличают мир жаждущих приобщиться к цивилизации от цивилизованного мира с продажностью и несправедливостями, неизбежно ему присущими.
Вторым естественным следствием концепции, основанной на контакте с чужеземцами как основном двигателе социальных перемен, является вывод о том, что контакты между цивилизациями, существовавшими в одно и то же время, также должны быть основным объектом при изучении мировой истории, поскольку именно они призваны изменить сумму и разнообразие знаний и технологий, присущих каждой цивилизации, и повлиять на общую картину взаимопроникновения культур. Более того, как только одна из цивилизаций в силу некоего очевидного превосходства своих знаний сможет повлиять на тех, с кем она вступает в контакт, ткань мировой истории начнет, так сказать, разрастаться в одном направлении; и таким образом, наблюдая восприятие новых знаний и идей в отдаленных уголках, историк сможет проникнуть в суть этой головоломки из отдельных элементов и деталей, которая делает мировую историю столь трудно постижимой.
В 1954-1963 гг., когда писалась эта книга, Соединенные Штаты были, конечно, в расцвете своей послевоенной мощи и оказывали сильное влияние на другие страны благодаря своему богатству и технологическому превосходству. Поэтому мое видение прошлого может быть оспорено как всего лишь попытка логического обоснования американской гегемонии, попытка спроецировать ситуацию послевоенных десятилетий на всемирную историю в целом и заявить при этом, что аналогичная схема культурного доминирования и проникновения существовала всегда. (Конечно, можно выдвинуть очевидный контраргумент, указав, что послевоенная эпоха была неотъемлемой частью мировой истории и вполне согласовывалась с прецедентами, пусть даже американцы в то время этого и не осознавали.)