Восхождение Запада. История человеческого сообщества

Политическая раздробленность Китая в 220-589 гг. не помешала географическому расширению ареала китайской культуры. Отход ханьских гарнизонов из оазисов Центральной Азии вовсе не ограничил направленное на запад влияние Китая; восприимчивость к буддийским потокам, текущим на восток через эти самые оазисы, даже усиливала культурные связи между Китаем и Центральной Азией. Аналогично, различные варварские завоеватели Северного Китая пытались соединить часть степи и их новые китайские территории под одной властью. Это также усиливало китайское культурное проникновение до столь же высокой степени, как когда этот процесс шел путем навязывания китайской культуры окружающим народам ханьскими армиями. В Южном Китае великая работа колонизации и окультуривания происходила спокойно и почти незаметно и в результате привела территории в долине реки Янцзы к экономическому и культурному уровню севера.

В направлении на восток, в Корее и Японии, китайский пример стал находить плодородную почву по мере того, как политические и социальные учреждения этих регионов развивались и усложнялись до уровня цивилизации. Буддийские монахи были основными переносчиками высокой китайской культуры в Японию и Корею, но местные правители быстро поняли, что усвоение институтов китайской цивилизации может усилить их власть, и поэтому их дворы превратились в важные центры китайского влияния. Сотрудничество между правителями и миссионерами утвердило буддизм в качестве подобия государственной религии в каждом королевстве Корейского полуострова в 372-528 гг. Подобные процессы начались в Японии в 522 г., когда первые важные буддийские миссии достигли архипелага. Так Япония и Корея вошли в круг цивилизованных народов, значительно приобщились к культурному многообразию Дальнего Востока. Китайская модель при всей своей важности никогда не затмевала местных особенностей, что сделало Японию навсегда, а Корею частично настолько отличными от Китая, что их можно считать отдельными цивилизациями. 

* * * 

Полное усвоение индийского буддизма культурой Дальнего Востока и возрождение китайских политических и культурных устремлений обозначили конец индийской культурной экспансии вдоль торговых путей Центральной Азии. Набеги варваров на север Индии, во время которых были повреждены или разрушены некоторые важные центры буддийской миссионерской деятельности, ускорили полный поворот культурной тенденции, который произошел, когда династия Тан (618-907 гг.) начала завоевание Центральной Азии. Внутренние изменения, которые низвели индийский буддизм до трудных для понимания размышлений комфортабельно отгородившихся от окружающего мира монахов, перекрыли поток миссионерского вдохновения у самого истока [618] . Но до того, как сила индийской культурной экспансии достигла высшей точки (ок. 600 г.), она смогла вложить новые важные элементы в культурное наследие более чем половины человечества.

618

Ср. с утратой эллинизмом способности привлекать новообращенных, когда он выродился в изящную забаву для высших классов греко-римского мира.

Г. СЕВЕРНАЯ ГРАНИЦА. ПРОРЫВ ВАРВАРОВ И РЕАКЦИЯ ЦИВИЛИЗОВАННОГО МИРА В 200-600 ГГ. Н.Э.

К концу VI в. новое варварское нашествие вдребезги разбило мир, который вскормила цивилизация Гуптов. Гунны-эфталиты [619] захватили Центральную Азию, вторглись в Северо-Западную Индию и разрушили связи между Индией и Дальним Востоком. Мы уже отмечали их первое вторжение в Индию (ок. 455 г.), которое не имело больших последствий, но в 490-549 гг. эфталиты установили гегемонию над обширными территориями Северной Индии, совершая далекие набеги и оставляя многие буддийские монастыри в руинах. Империя Гуптов никогда не была восстановлена. В 549 г. Индия была ввергнута в пучину политической раздробленности и беспорядка, иногда прерываемую, но никогда не устраняемую появлением время от времени успешных завоевателей, таких как Харша (606-641 гг.), который создал недолговечную империю на Северо-Западе Индии.

619

R. Ghirshman, Le Chionites-Hephtalites (Cairo: L'Institut Francais d'Archeologie Orientale, 1948), p. 115. Языковая принадлежность этой орды не определена. Гиршман полагает, что они говорили на иранском языке; в более старых исследованиях их называли тюрко-монголами. См. Rene Grousset, L'Empire des steppes, p. 110.

1. ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ НАРОДОВ

Вторжение эфталитов в Индию было только одним из событий намного более масштабного движения людей, происходившего в степях Евразии и глубоко проникшего в прилегающие лесные и сельскохозяйственные зоны. Миграции германских племен на Дальнем Западе были частью того же процесса, к которому относилась оккупация варварами севера Китая. Лишь с огромными усилиями Персия Сасанидов и Восточный Рим оказались способны противостоять натиску варваров и остались островками цивилизованной жизни в центре ойкумены [620] .

620

Южный Китай и Южная Индия также не были атакованы варварами, но скорее благодаря географической отдаленности, чем военной или политической мощи.

Таким образом, когда индийская цивилизация, хлынувшая с юга, добавляла новые составляющие к культурному наследию Центральной Азии и Китая и в меньшей степени Ирана и земель Восточного Средиземноморья, жители степей оказывали не менее сильное влияние на цивилизацию с севера, пробуя ее оборону на прочность, захватывая слабые регионы и побуждая империю Сасанидов и Восточный Рим совершенствовать свои военные учреждения. Вместе эти два влияния, одно главным образом религиозное, другое военное, создавали форму последующей евразийской истории до времени арабских завоеваний.

В соответствии с географическими особенностями степного градиента Внешняя Монголия продолжала быть главным центром, откуда шло рассеяние кочевников в 200-600 гг. Из этого региона около середины IV в. новый военный союз племен, известных китайцам как жужане, двинулся подобно лавине через степь. В высшей точке своей власти жужане контролировали обширный пояс территорий, протянувшихся от Манчжурии далеко на запад до озера Балхаш или даже дальше. Тем временем другие народыкочевники проникли на равнины Северного Китая. Один из них, союз тюрко-язычных племен Тоба, правил Северным Китаем в 386-534 гг. (северная династия Вэй) и оказался достаточно сильным, чтобы противостоять внешним кочевникам даже после того, как жужане организовали свою конфедерацию. Укрепление империи Тоба блокировало сравнительно короткую дорогу из степи в Китай и таким образом отклонило последующую экспансию кочевников на запад вдоль степи.

В то время, когда на Дальнем Востоке происходили эти события, изменения подобного масштаба охватывали и другие земли вдоль границы между варварами и цивилизацией. Империя парфян долго испытывала. сильные центробежные тенденции. Всякий раз, когда на троне оказывался не очень энергичный и агрессивный царь, землевладельцы и князья иранских окраин начинали волнения. В 226 г. один из таких землевладельцев, Ардашир, бросил успешный вызов своему парфянскому сюзерену, низверг его и затем неожиданно доказал свою способность установить эффективное господство во всех регионах, ранее лишь слабо объединенных под эгидой Парфянской монархии. Призыв к персидской гордости, к возрождению и реорганизации зороастризма как государственной религии вместе с более откровенным признанием аристократических привилегий — все это было призвано усилить власть Ардашира. Успех этой комбинации был так велик, что основанная им династия Сасанидов правила более четырех столетий и на протяжении большей части этого периода оказалась явно более успешной в сдерживании степи на своих границах, чем Рим или Китай.

Итак, пока Иран и Месопотамия наслаждались относительной безопасностью своих границ, внутренняя сплоченность Римского государства проявляла признаки серьезной ветхости. Гражданская война в 193-197 гг. привела к власти первого «солдатского императора» и была не более чем прелюдией к бедствиям 235-285 гг., когда периодическая борьба между кандидатами на императорский трон открыла ворота вторжению варваров, сопровождавшемуся необычайной силы эпидемией. Вызванное этим резкое сокращение численности населения ослабило мощь римского сопротивления в то самое время, когда возросло давление варваров на границы империи.

На Дальнем Западе, вдоль течения Рейна, со времен Тацита (ок. 100 г. н. э.) германские племена начали более интенсивно осваивать сельское хозяйство. Их численность возрастала поначалу без изменений в воинском этосе, унаследованном от более раннего пастушеского образа жизни [621] . Вдоль нижнего течения Дуная сарматы, которые властвовали над наиболее обширным западным участком евразийской степи со II в. до н. э., сменились ордами готов, переселившихся на юг из Прибалтики к Черному морю в начале III в. Как подобало завоевателям, готы (и другие восточно-германские племена) оставались верны пастушескому образу жизни, хотя и практиковали элементы сельского хозяйства. С точки зрения римлян, германские отвага и доблесть, которые теперь соединялись с многочисленностью племен на Рейне и их мобильностью на Дунае, были чреваты бедствием.

621

Ср. состояние латинского населения Италии 800 годами ранее, когда оно также недавно освоило постоянное сельское хозяйство и решило проблему быстрого роста народонаселения ведением успешных войн и завоеваний, что в конце концов привело к возникновению Римской империи. Рассматриваемое в таком свете Римское государство на Западе было разрушено теми же силами, которые создали его.

Однако ничего подобного чувству общности среди германских племен не существовало. Они сражались друг с другом с той же готовностью, как и с римлянами; германские поселенцы, допущенные на римские территории на договорной основе, были готовы защищать свои новые земли от собратьев-германцев, даже если это означало повиноваться римскому правлению. Разделение среди германских племен, а также наличие реального, пусть даже несколько ослабленного, имперского самосознания среди жителей империи позволило таким императорам-воинам, как Деций, Клавдий Готский, Аврелиан и Диоклетиан, сдержать и повернуть вспять варварское вторжение в III в.