Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества
Шрифт:
Тут увязка Перыни с памятью о Перуне слабая. Погиб Перун в Новгороде, где и действовал, а кумир встал почему-то в Перыни. Возможно, автор знал летописную традицию о сплаве Перуна по воде людьми Владимира в Киеве и Новгороде, но Перынь расположена выше Новгорода по руслу Волхова. Перун мог сплавляться только из Перыни в Новгород. Как автор повести вышел из этого трудного положения, рассмотрим дальше, а пока обратимся к археологическим данным о Перыни.
В 1951 г. Седов раскопал в этом урочище в 4 км от Новгорода памятник, который он реконструировал как круглую площадку 21 м в диаметре, обнесенную рвом с 8 расширениями (как бы лепестками), а в центре помещалась яма от столба. В лепестках — кострища, возле центральной ямы — небольшой круг, выложенный из камней (рис. 9—10). Исходя из названия урочища («Перынь»), Седов предположил, что центральная яма — это место, где стоял идол Перуна, установленный, согласно сведениям летописи, Добрыней по прибытии того в Новгород
Но в 1952 г. Седов продолжил раскопки и открыл еще два таких же круга, поменьше, располагавшиеся по обе стороны от первого, на продольной оси возвышенности (Седов 1954). Это смутило Рыбакова: «Если бы раскопки В. В. Седова остановились на результатах 1951 г., то никаких сомнений в том, что открыто именно капище Перуна,... не было бы». Теперь же сомнения возникли: «Перед нами не одно, а сразу три святилища...» (II, с. 256). Что же, во всех трех одновременно чтили Перуна? Так не бывает. Чтили последовательно, сменяя место? Факты как будто говорят именно об этом (если исследованный в Перыни объект действительно культовый): по археологическим данным, один из меньших кругов относится «по крайней мере к IX веку» (Седов) — это больше, чем за век до миссии Добрыни. Но что побуждало сменять место святилища, устраивая новое рядом со старым?
Рыбаков использовал наблюдение Седова, что в большем из трех кругов, в главном, центральная яма имеет следы замены столба.
Рис. 9. «Святилище» в Перыни близ Новгорода. План раскопок В. В. Седова
Рис. 10. «Святилище» в Перыни близ Новгорода. Реконструкция В. В. Седова
Академик ликвидировал все сомнения одной догадкой: эта замена и есть результат действий Добрыни, с нею и появился здесь идол Перуна, сброшенный через несколько лет. А до замены (и с давних времен) во всех трех кругах стояли идолы других богов, например Рода, Лады и Ляли. Догадка сама по себе — шедевр находчивости. Но тогда отпадает связь Перуна с названием Перыни (если он был тут только несколько лет), да и с формой цветка (кстати, у ирисов не восемь лепестков, а пять). Что же тогда остается от доказательств, что Перун стоял именно здесь? По летописи его ведь ставили в городе, а не за городом. / Ловмяньский высказал свое скептическое отношение к Перыньскому святилищу и отметил, что это «очень похоже на спланированные курганы» (цит. по Lowmianski 1986: 155-157). Е. Н. Носов также считает, что ровики могут быть вообще не отдельными святилищами, а основаниями сопок: среди этих курганов встречаются иногда пустые (без погребений), с фигурными ровиками и столбом в центре (личное сообщение в частной беседе в 1993 г.). С этим согласен В. А. Булкин: среди курганов Гнездова есть курган с погребением в ладье, окаймленный кругом из серповидных ровиков, весьма напоминающих перынские (Булкин 1975: 136 и рис.). Эту линию рассуждений наиболее детально и убедительно развил В. Я. Конецкий (1995). Он показал, что восьмилепестковая форма рва вообще сомнительна: ров очень мелок и сильно разрушен, контур его внешней линии сохранился плохо. Находки углей есть только в половине выступов. Центральный столб окружен поздней ямой и совпадает с ней по глубине. Следов жертвенника нет.
А главное —оба рва, обнаруженных позже и лучше сохранившихся, вообще не имеют выступов-«лепестков» и центрального столба. Более того, все три рва топографически расположены по одной линии. Именно так и располагаются сопки. А от срытой сопки обычно остаются именно такие детали: круговой ров, окружавший сопку, кострища, каменные вымостки, иногда даже деревянный столб в центре. Конецкий делает закономерный вывод о «святилище в Перыни»: «Речь может идти о группе сопок, насыпи которых до нашего времени не сохранились» (Конецкий 1995: 84).
Вот теперь вернемся к «Повести о Словене и Русе» и посмотрим, как справился автор повести с незадачей о гибели Перуна в Новгороде и памятью о нем в Перыни.
Когда он был погублен бесами, бесовским колдовством «окаянное его тело несено бысть вверх по оной реце Волхове и извержено на берег против Волховнаго городка, идеже ныне зовется Перыня, и со многим плачем ту от невеглас погребен бысть окаянный с великою тризною поганскою, и могилу насыпаше на нем вельми высоку, яко же обычай есть поганым. И по трех днех окаяннии того тризнища проседеся земля и пожре мертвое тело крокодилово, и могила его проседеся с ним во дно адово, иже и доныне, яко же глаголют, знак ямы тоя не наполнится».
Таким образом, бесовским колдовством преодолев
силу течения, мертвое тело поплыло вверх по реке, пристало к Перунову городку, где его невежды и погребли со всеми языческими обрядами — насыпав «могилу вельми высоку», т. е. сопку. Из этого пассажа вытекает, что ко времени сочинения этой повести, т. е. к середине XVII в. сопка еще стояла на месте предполагаемого погребения Перуна. Возможно, что центр ее просел, как это бывает от ограбления, что автор повести и отметил указанием на «яму во дно адово», «знак» которой «не наполнится».Правда, на сопках обычно производились отправления языческого культа (жертвоприношения и т. п.), но Перынь в этом отношении не отличается от других сопочных могильников. Только название урочища заставляет полагать, что некое святилище Перуна здесь все-таки было. Возможно, кумир стоял на какой-нибудь из этих сопок, но сопки давно срыты, и от него не сохранилось ничего.
2) «Древнепсковское капище» (пара идолов Вундерера и Промежицкое изваяние). Речь идет о каменной бабе, обнаруженной в 1897 г. при земляных работах в пойме р. Великой севернее устья ручья Промежицы в Пскове. Находку эту А. Н. Кирпичников в 80-е гг. XX в. связал с древнерусской культурой и заговорил о древнерусском языческом святилище у стен Пскова (Кирпичников 1983; 1988; 1989), хотя из остатков этого предполагаемого святилища найдено только одно каменное изваяние, принадлежность которого к славянам-язычникам еще нужно доказать, да и оно утрачено, а сохранились фотоснимки его.
Основанием для Кирпичникова послужил дневник немецкого путешественника XVI в. Иоганна Давида Вундерера, который побывал в России при царе Федоре Иоанновиче в 1590 г. и посетил Псков. В записках его видны следы позднейшей обработки рукописи — внесены сведения из других источников. Под стенамитогдашнего Пскова Вундерер осмотрел остатки полевого лагеря Стефана Батория, осаждавшего город при прежнем царе, Иване Грозном. А вот что он увидел поблизости от лагеря:
«Перед городом видели мы двух идолов, поставленных в давние времена жрецами, которые им поклонялись, а именно Уследа, каменное изваяние которого в руке имеет крест, (и) Хорса, который стоит на змее, с мечом в одной руке и молнией (буквально огненным лучом — оговаривается Кирпичников) в другой. Поблизости от них полевой лагерь Стефана, который в 1581 г. осаждал Псков, и там же остатки относящихся к нему башен».
Рис. 11. Каменное изваяние, найденное у ручья Промежицы близ Пскова.
По А. Н. Кирпичникову — описанный Вундерером в конце XVI века идол Хорса или Дажьбога, наряду с которым был описан идол Уследа или Услада, под которым Вундерер имел в виду Перуна. Фотоархив ИИМК РАН, И, 56782, 1704-5.
Находка 1897 г. по месту обнаружения соответствует описанию Вундерера. На фото статуя высотой в сохранившейся части около метра сильно повреждена, хорошо сохранилась только голова (удивительно напоминающая академика Рыбакова), лицо без усов и бороды, шеи нет, а на теле виден выбитый крест (рис. 11). То есть статуя примерно совпадает с фигурой Уследа из описания. Бога с таким именем на Руси не существовало. Кирпичников пишет, что Вундерер, перед тем как издать свой дневник, сопоставил свои наблюдения с записками Р. Герберштейна и, найдя там славянских богов Услада и Корсы, наложил эти имена на виденные статуи. Услад же у Герберштейна возник из ошибочного прочтения русской летописи, где за Перуном следует примета его внешности: «ус злат». Однако вид статуй, по мнению Кирпичникова, описан в соответствии с их реальным обликом, без изменений по каким-либо дополнительным источникам.
Статую с крестом Кирпичников отождествляет с Хорсом или Дажьбогом, поскольку крест — древний символ солнца. А вторую статую, ненайденную, но, по описаниям Вундерера, имевшую в одной руке меч, а в другой — «молнию», под ногами же змея, Кирпичников приписывает Перуну, поскольку считает, что это его атрибуты: меч, молния и попирание змея (он верит в «Основной миф» Иванова и Топорова).
В своих выводах Кирпичников весьма категоричен. Находку он относит к числу изваяний, «связанных, в чем нет сомнений, с древнеславянским язычеством» (1989: 229). В той ненайденной статуе, которая известна только по описанию Вундерера и которую он назвал Хорсом, по мнению Кирпичникова, «безошибочно узнается высший бог славянского пантеона Перун — творец грома и молнии...» (1989: 232).
Все это вызывает сомнения. Крест, выбитый на «Усладе» Вундерера («Хорсе-Дажьбоге» Кирпичникова), вряд ли может служить языческим символом солнца. Крест и вообще-то редко имел такое значение, скорее колесо с равноконечным крестом внутри (как спицы). А в данном случае крест, судя по фотоснимку, не равноконечный, а типично христианский — нижний конец длиннее и даже с перекладиной. Затем у Вундерера явная неточность: на изваянии крест не в руке у статуи (руки отбиты), а выбит на тулове. Нет никакой уверенности, что он выбит изначально, при изготовлении статуи.