Воскрешение
Шрифт:
Когда на Ларису нападали непонятные мне тогда еще приступы меланхолии и ей необходимо было остаться в одиночестве, я отправлялся в город один. В будни я любил захаживать в шашлычные, где орудовали турки-месхетинцы. Здесь можно хорошо пообедать привычным для меня блюдом из молодого барашка, да и пообщаться было с кем; посещать же пивные бары одному, без Ларисы, скучно – не перед кем выкаблучиваться. В воскресные же дни, чтобы «вздохнуть свежим воровским воздухом толкучки», я отправлялся на Фельдштрассе, где проводился «Фломаркет», по-нашему – что-то вроде барахолки. Торговали здесь всем: от ржавых гвоздей до фальшивых бриллиантов. Народу уйма – «толчок», что ни говори. Кто продавал, кто покупал, а основная масса народа просто бродила, глазея по сторонам, и объедалась
Читатель может не поверить, но здесь я ни разу не нырнул ни в один из карманов, не украл ни единого пфеннига. Я только и делал, что наблюдал за другими, а смотреть, честно говоря, не на что. Из каких только государств не было здесь карманных воров: Чехия, Италия, Польша, Словакия, Венгрия, и это еще далеко не полный перечень стран, представители преступного мира которых пересекали границу лишь только для того, чтобы пошарить в карманах немцев. Но, ворами они были никудышными. Я потому и не крал сам, с любопытством наблюдая за этими горе-щипачами, и делал свои выводы. Посещение «Фломаркета» в течение нескольких выходных дней подряд дало мне основание с гордостью утверждать, что лучше российского кошелечника, по крайней мере в Европе, нет и быть не может – не тот уровень.
Ну а ближе к вечеру, когда зажигались огни и начиналась разгульная ночная жизнь, меня непременно тянуло в одно из увеселительных местечек Гамбурга Сан-Паули. Представители туманного Альбиона и знойной Аргентины, белокурой Скандинавии и смуглых Пиренеев – кого только не было в это время на улицах и площадях ночного Гамбурга!
Но все же эти одинокие прогулки были серыми и походили на будни старого бродяги – волка в чужом лесу. Жизнь по-настоящему обретала для меня свой смысл лишь тогда, когда рядом была моя прелестная подруга. Вечера, проведенные вместе, оставили неизгладимый след в моей жизни, полной самых разнообразных приключений, а один из них запомнился особенно.
Лариса любила театр и знала о нем почти все. Редкий свободный вечер, проведенный вместе, не был посвящен нами этому дивному храму искусств. О Берлине, а также о Мюнхене и Гамбурге говорят, что тот не знает этих городов, кто не бывал там в театре. В Гамбурге находится старейший в Германии оперный театр, построенный еще в 1678 году. Попасть на хорошую постановку в известный театр – довольно трудная задача. Кстати, одно из немногих мест в Германии, где можно вдоволь настояться в очереди, – это кассы театров. Кроме того, быть заядлым театралом в Германии – удовольствие не из дешевых, а значит, и ходят здесь в театры весьма состоятельные люди. Это наблюдение конечно же не могло пройти для меня незамеченным.
Глава 25
И вот однажды, незадолго до дня рождения Ларисы и Сергея, мне по случаю удалось купить четыре билета на «Лебединое озеро». Я был уверен, что лучшего подарка к такому торжественному дню быть не может. Тем более что это балет, написанный соотечественником. Таким образом, совместив приятное с полезным, ибо вместе с билетами по счастливому стечению обстоятельств я «приобрел» еще и дорогие швейцарские часы, которыми, видно, так дорожил их незадачливый хозяин, что чуть ли не каждые две минуты смотрел на них, будто любуясь их красотой. «Ну, посмотрел, и будет», – решил я, когда он уже выходил из очереди, высоко подняв голову и высматривая кого-то.
Ужин по случаю дня рождения брата и сестры проходил в том же дорогом элитном ресторане. Близился час премьеры, а потому незадолго до того мы покинули один храм, чтобы перекочевать в другой. Конечно же, мне приходилось бывать как «по работе», так и ради собственного удовольствия в разных театрах разных городов нашей необъятной страны, так что меня здесь уже трудно было чем-то удивить, но вот публика… Здесь она была абсолютно другой, и потому мое внимание было приковано именно к ней. Изысканность манер и утонченность вкуса чувствовались буквально во всем, но было и еще что-то. Раскованность и раскрепощенность – вот что было в избытке у этой публики и чего так
явно не хватало нашей. Такие характерные особенности поведения людей мог заметить лишь человек, прибывший из «передовой страны развитого социализма», и он обязательно должен быть либо театралом, либо вором-гастролером.Да, я правильно заметил, именно раскованность и раскрепощенность чувствовались у этих людей буквально во всем. Это и немудрено – ведь им не нужно бояться ЧК и того, что на следующий день их спросят в одной из «контор», с каких доходов приобретена та или иная драгоценность, которая красовалась вчера на груди или в ушах их благоверных дам?
Но как раз таки эти две характерные особенности высшего театрального света Гамбурга и подтолкнули меня к тому, что я задумал. Ну да ладно, все по порядку. Говорить о том, что фойе театра, помимо красот интерьера времен прусских королей, еще и блистало от присутствия здесь прекрасных дам и украшений, пожалуй, излишне. Казалось, что счастливы здесь были все. Мило улыбаясь и раскланиваясь друг с другом, они прохаживались парами по зеркальному паркету огромного вестибюля, а на их счастливых лицах было написано умиротворение.
Но я решил нарушить их покой. В тот день, когда мои друзья наслаждались Чайковским, я был поглощен собственными мыслями. Впервые за этот вечер я пожалел, что пришел не один. Как хорошо здесь можно было «откупиться», а главное, легавые – их здесь не было вовсе! А что им здесь было делать? Ведь это был театр, а не полицейский участок, в отличие от наших мусоров, для которых и то и другое являлось лишь объектами для слежки.
В антракте я заметил средних лет мужчину приятной наружности, с манерами женского угодника и светского льва, который пытался галантно ухаживать за одной неказистой и дородной дамой. Такой контраст не мог не привлечь моего внимания, и я не в кипеш стал наблюдать за этой парой. К началу второго акта у меня уже сложилось определенное мнение на их счет. В тот момент дали третий звонок, и я специально рассчитал так, чтобы мы с Ларисой вошли в амфитеатр сразу за этой парой.
Мои последние сомнения исчезли в тот момент, когда я услышал речь кавалера. Наряду с самыми галантными комплиментами на немецком в его речи проскользнула одна очень знакомая мне с детства реплика.
Сомнений быть не могло: это был еврей по национальности, марвихер по масти, а самое главное, корни у него были русскими – за это я мог ручаться головой.
Он обладал счастливой наружностью, неотразимой для женщин и неприятной для всех мужчин. Черные волнистые волосы бросали тень на гладкий загорелый лоб, а ровные, широкие, словно нарисованные, брови придавали томность и глубину карим глазам с голубоватыми белками. Что касалось женщины, то она была обыкновенной жертвой.
Марвихеры – давно забытая воровская масть в России конца ХIХ века. Они обычно специализировались на очень богатых «клиентах», были недурны собой, одевались с определенным шиком, владели иностранными языками и тонко разбирались в людской психологии. Как правило, они присматривались к постоялицам гостиниц и посетительницам дорогих ресторанов и театров. В матушке-России эта «специальность» давно уже вымерла, и лишь только Москва и Питер могли еще как-то похвастаться верностью воровским традициям глубокой старины.
За все мое двухнедельное пребывание в Германии это был первый человек из преступного мира, которому я был в какой-то степени рад. Видимо, оттого, что нас многое роднило. За исключением, впрочем, одного: я не имел ни малейшего пристрастия к тому, чтобы влюблять в себя и обирать состоятельных дам. И теперь, слушая чудесную музыку, я уже строил воровские планы на ближайшее будущее, которое не заставило себя ждать.
Глава 26
На следующий день, встав как можно раньше, чтобы избежать ненужных расспросов, я улизнул из дому и, побродив по городу, пока не откроются кассы театра, подъехал к нему и стал в очередь. Пробыл я там почти целый день, но зато к вечеру в моих руках были два заветных билета на одну из опер Вагнера, премьера которой планировалась через несколько дней.