Воскресное утро

Нервы немецких пилотов были на пределе и когда на подлете к Петербургу где-то внизу возникли короткие вспышки, и к бомбардировщикам понеслась на огненных хвостах смерть, а это была именно она — Август узнал ее — они не выдержали и, ломая строй, открывая бомболюки и сбрасывая бомбы прямо в вираже, рванулись к спасению назад, на запад. Они, честные и храбрые солдаты Великой Германии, готовы были сразиться с любым врагом, но только если был хотя бы один шанс его поразить. Но этого шанса им не давали. Через час на аэродром в Финляндии приземлился последний вернувшийся самолет. И число вернувшихся было почти на 300 меньше, чем взлетевших 2 часа назад.

13 июля 1941 года. Штаб Западного Фронта

13 июля вечером войсковая разведка доложила о начале отвода войск из вклинения на правом фланге Фронта. Эти данные подтверждались и агентурной разведкой НКВД и воздушной. На дуге Фронта от Минска до Витебска немцы вели сдерживающие бои пехотой с опорой на артиллерию и отводили танковые и моторизованные дивизии.

Жукову стало ясно, что немцы решили не рисковать после разгрома уже второй по счету танковой группы. Хотя 2ТГр урон понесла меньший, чем Третья, тем не менее, свой ударный потенциал она потеряла. В таком виде она еще могла обороняться, но никак не наступать. Вопрос лишь был в том, как далеко они отступят. Наверно это было неправильно, но и Жуков воспринял эту информацию с облегчением. Фронт за 3 недели выдержал удар трех танковых групп, и далось ему это немалой кровью. Нужна была передышка. Тем более что время работало на нас. Где-то в тылах уже двигались к фронтам дивизии внутренних округов, становились под ружье запасники, освобождая кадровых солдат из которых формировались новые части. И все же, он был убежден в том, что без помощи потомков катастрофа была бы неминуема. И максимум, что смог бы он сделать — это лишь уменьшить ее последствия по сравнению с той историей, но никак не избежать. Говоря шахматным языком, немцы играли белыми и играли на гроссмейстерском уровне. Мы же все — от солдата до генерала, еще только учились играть. И учеба эта доставалась нам кровью. И ударная группа Фронта, работавшая эти 3 недели пожарной командой, уже практически исчерпала свой ресурс. Была велика вероятность, что уже в этой операции появятся потери техники по техническим причинам. Они конечно, были, есть и будут всегда. Но пока, что удавалось минимизировать влияние неисправностей на боевой потенциал частей. Опять же благодаря потомкам, которые просто потребовали резко нарастить в подвижных частях ремонтные и эвакуационные службы. Чего явно не хватало даже по штату в мех. корпусах. Поэтому, получив эти сведения, Жуков не отменил марш на Минск из-под Мозыря, но районы сосредоточения перенес с северного направления от Минска, на восточное. Он вынужден был учитывать работу немецкой разведки. Поэтому пусть «пугало» немецких танковых групп стоит неподалеку.

А пока как раз подошло время заканчивать операцию в Брестской крепости. Генерал-лейтенант Карбышев и гарнизон крепости свою задачу выполнили — нужно их выводить в тыл фронта. Значит пока затишье на фронте, начнем войну за линией фронта. План на эту операцию разрабатывал Оганян и его начштаба Тимохин. Тут как раз Начальник Особого Отдела Фронта рапорт подал с настоятельной просьбой, ввиду привлечения роты морской пехоты Пинской Флотилии, к участию в спецоперации по эвакуации сбитого самолета вместе с подразделениями потомков, включить личный состав роты в качестве кандидатов на пополнение частей Особого Корпуса РГК. Естественно, после тщательной проверки. Причина существенная и Жуков подписал рапорт, одновременно отписав Командующему Пинской Флотилии контр-адмиралу Рогачеву, находящемуся в его оперативном подчинении, о формировании новой роты морской пехоты Флотилии. 14 июля началась операция «Крепость».

14 июля 1941 года. Западный Фронт

Утром роту внезапно построили и тот же самый особист, который был с ними на операции за линией фронта, объявил приказ Командующего Пинской Флотилией контр-адмирала Рогачева о переводе личного состава роты морской пехоты Пинской Флотилии в состав Особого Корпуса РГК и формировании новой роты. Сначала стояла мертвая тишина. Потом поднялся гул недовольных голосов. Их ротный, для которого этот приказ тоже, похоже, был новостью стоял перед строем рядом с особистом бледный как тень. Видно и ему этот приказ был не по душе, но как командир он не имел права его ослушаться.

— Молчать!!! — прокричал особист — Смирно! — и когда установилась тишина, продолжил, — и не надейтесь! Рота будет переформирована. Ни один из вас тут больше не останется. И я в том числе. Но! Но не все попадут в Особый Корпус РГК. Только лучшие и только прошедшие спецпроверку! А кто не пройдет ее — тот поедет туда, где посрать с двумя палками ходят.

— Это куда? И зачем с двумя палками? — прогундел чей-то голос из строя.

— Куда Макар телят не гонял. А две палки за тем — за одну будешь держаться, чтоб тебя ветром не сдуло, а второй — будешь волков отгонять. Понятно?

Рота молчала. Особист был единственным, кто догадывался о причинах столь странного приказа. Командующий Флотилией всего лишь исполнил настоятельную «просьбу» Фронтового Управления контрразведки. Уже после обеда ротный получил на остатки роты в количестве 45 человек продовольственные и вещевые аттестаты, рота получила сухой паек и, погрузившись в три полуторки, двинулась в сторону Минска. В первой машине рядом с водителем сидел все тот же особист.

Ночью рота прибыла и разгрузилась в Смолевичах. Им отвели несколько палаток во дворе бывшей школы, а утром их в оборот взяло НКВД.

Бывшему морпеху Шупейкину «повезло» — его вызвали самым первым. Пехотный контрразведчик задавал дежурные вопросы: «Кто? Что? Где? Когда?», аккуратно записывая ответы на бумагу. За полчаса управились. После этого Володька пошел в палатку и завалился спать, пытаясь наверстать упущенное во время боев, проснувшись лишь на обед и ужин. Утром 15 июля его снова вызвали и сообщили, что спецпроверку он прошел и для дальнейшего прохождения службы откомандировывается в распоряжение командира батальона Особого Назначения капитана Старчака. Расположение пока не покидать, за ним приедет представитель батальона. Обалдевший от скорости и вообще от услышанного, он вышел из палатки. Ротный и особист тоже удивились такой оперативности в отношении Шупейкина. В этот день он был единственным, кто прошел спецпроверку. На остальных еще не пришел материал. Ни особист, ни сам Володька не знали, что причиной столь быстрой проверки было место рождения и призыва его на действительную службу, а так же место жительства его родителей — город Вязьма. Где на каждого жителя, в том числе и на Володьку уже лежала папочка личного дела с материалами. Ведомство Лаврентия Павловича не зря ело хлеб. Вечером за ним в расположение приехал мотоциклист. Закинув, свой сидор в коляску, Володька взобрался на заднее сиденье, и мотоцикл помчал его к новой жизни. Ночь он проспал в какой-то палатке, куда его привел мотоциклист, а утром приведя себя в порядок он, уточнив где находится штаб, двинулся по направлению к нему.

Батальон стоял в лесу, личный состав жил в палатках, неподалеку под навесом, по-видимому, была столовая. На опушке была сооружена своеобразная полоса препятствий, на которой было довольно многолюдно. Большинство военнослужащих было одето в комбинезоны и летные шлемы, поэтому разобрать знаки различия было сложно. Володька в своей морской форме смотрелся тут как белая, или точнее черная ворона и чувствовал себя не совсем уютно. Штаб располагался в единственном в этом месте доме.

Войдя в помещение, Володя растерялся — и тут все были в комбинезонах и он не знал к кому обратиться.

— Товарищ краснофлотец! Подойдите сюда, — окликнул его невысокий крепкий человек. Подойдя к нему, Шупейкин заметил выглядывающие из-под комбинезона голубые петлицы с капитанской шпалой.

— Краснофлотец Шупейкин! Рота Морской пехоты Пинской Флотилии! Прибыл для дальнейшего прохождения службы! — отрапортовал Шупейкин.

— Капитан Старчак. Командир батальона Особого Назначения. А Вы значит кадровый, — ответил командир.

— Вы назначаетесь в 1-й взвод третьей роты лейтенанта Комкова. Они сейчас работают на полосе препятствий. Вон. Видите? Такой немаленький человек в комбинезоне? Это и есть теперь Ваш командир. И еще — сегодня же переодеться — морскую форму сдать старшине роты.

Шупейкин не ответил и замялся. Тут в хату вошел человек в маскировочном костюме, тельняшке и голубом берете. Точно таких же бойцов он видел на спец. операции. Подойдя к капитану Старчаку, он пожал его руку, здороваясь, и присел за стол.

— Что Иван Георгиевич? Пополнение получаешь?

— Как видишь Александр Викторович. Только вот «пополнение» похоже, не желает расставаться с формой.

— Понятное дело. Морская душа. Ну так, тельняшку ему оставь. Все равно рано или поздно и ваш батальон переоденется. А у него своя будет. И не важно, что чуть другого цвета. Главное — чтоб человек хороший был.

— Ну что делать? Я не возражаю. Вопросы еще есть, товарищ боец?

— Никак нет!

— Идите!

Через 5 минут Шупейкин уже общался с командиром взвода. Лейтенант Валерий Комков был ростом под метр 90, плечи были такого размера, что было непонятно, где ему шьют форму. Он оглядел Шупейкина, поинтересовался, каким оружием умеет тот пользоваться, и какому отдает предпочтение, где и в каких операциях участвовал. Задавал уточняющие вопросы. Потом отвел того к старшине роты и уже через полчаса рядовой Шупейкин, спрятав в свой сидор бескозырку и не сняв тельняшку, уже слушал наставления по преодолению препятствий. А еще через, час батальон получил приказ готовиться к операции.