Воскресшие боги (др. изд.)

Но Божья благодать, подобная росе, освежающей пыльные травы, не смягчила ему сердца. Вернувшись в келью, он лег.

К утру приснился ему сон: будто бы с моной Кассандрой, сидя верхом на черном козле, летят они по воздуху. "На шабаш! На шабаш!"-шепчет ведьма, обернув к нему лицо свое, бледное, как мрамор, с губами, алыми, как кровь, глазами прозрачными, как янтарь. И он узнает богиню земной любви с неземною печалью в глазах -- Белую Дьяволицу. Полный месяц озаряет голое тело, от которого пахнет так сладко и страшно, что зубы стучат у него: он обнимает ее, прижимается к ней. "Amore! Amore!"-лепечет она и смеется,-- и черный мех козла углубляется под ними, как мягкое знойное ложе. И кажется ему, что это -- смерть.

Джованни проснулся от солнца, колокольного звона и детских голосов. Сошел на двор и увидел толпу людей в одинаковых белых одеждах, с масличными ветками и маленькими алыми крестами. То было Священное Воинство детей-инквизиторов, учрежденное Савонаролою для наблюдения за чистотою нравов во Флоренции. Джова.нни вошел в толпу и прислушался к разговорам.

– - Донос, что ли?
– - с начальнической важностью спрашивал "капитан", худенький четырнадцатилетний мальчик другого, плутоватого, шустрого, рыжего и косоглазого, с оттопыренными ушами.

– - Так точно, мессер Федериджи,--донос!--отвечал тот, вытягиваясь в струнку, как солдат, и почтительно поглядывая на капитана.
– - Знаю. Тетка в кости играла?

– - Никак нет, ваша милость,-- не тетка, а мачеха, и не в кости...

– - Ах да,-- поправился Федериджи,-- это Липпина тетка в прошлую субботу кости метала и богохульствовала. Что же у тебя?

– - У меня, мессере, мачеха... накажи ее Бог...
– - Не мямли, любезный! Некогда. Хлопот полон рот...

– - Слушаю, мессере. Так вот, изволите ли видеть,-- мачеха с дружком своим, монахом, заповедный бочонок красного вина из отцовского погреба выпили, когда отец на ярмарку в Мариньолу уезжал. И посоветовал ей монах сходить к Мадонне, что на мосту Рубаконте, свечку поставить да помолиться, чтобы отец не вспомнил о заповедном бочонке. Она так и сделала, и когда отец, вернувшись, ничего не заметил,-- на радостях подвесила к изваянию Девы Марии бочонок из воска, точь-в-точь такой, каким монаха учествовала,-- в благодарность за то, что Матерь Божья помогла ей мужа обмануть.

– - Грех, большой грех!
– - объявил Федериджи, нахмурившись.-- А как же ты об этом узнал, Пиппо?

– - У конюха выведал, а конюху рассказала мачехина девка татарка, а девке татарке...
– - Местожительство?
– - перебил капитан строго.
– - У Святой Аннунциаты шорная лавка Лоренцетто.
– - Хорошо,-- заключил Федериджи.-Сегодня же следствие нарядим.

Хорошенький мальчик, совсем крошечный, лет шести, прислонившись к стене в углу двора, горько плакал.
– - О чем ты?
– - спросил его другой, постарше.

– - Остригли!.. Остригли!.. Я бы не пошел, кабы знал, что стригут!..

Он провел рукой по своим белокурым волосам, изуродованным ножницами монастырского цирюльника, который стриг в скобку всех новобранцев, поступавших в Священное Воинство.
– - Лука, Лука,-- укоризненно покачал головой старший мальчик,-- какие у тебя грешные мысли! Хоть бы о святых мучениках вспомнил: когда язычники отсекали им руки и ноги, они славили Бога. А ты и волос пожалел.

Лука перестал плакать, пораженный примером святых мучеников. Но вдруг лицо его исказилось от ужаса, и он завыл еще громче, должно быть, вообразив, что и ему во славу Божью монахи обрежут ноги и руки.

– - Послушайте,-- обратилась к Джованни старая, толстая, красная от волнения горожанка,-- не можете ли вы мне указать, где тут мальчик один, черненький с голубыми глазками?
– - Как его зовут?
– - Дино, Дино дель Гарбо...
– - В каком отряде?

– - Ах, Боже мой, я право не знаю!.. Целый день ищу, бегаю, спрашиваю, толку не добьюсь. Голова кругом идет...

– - Сын ваш?
– - Племянник. Мальчик тихий, скромный, прекрасно учился... И вдруг какие-то сорванцы сманили в это ужасное Воинство. Подумайте только,-- ребенок нежный, слабенький, а здесь, говорят, камнями дерутся... И тетка опять заохала, застонала.

– - Сами виноваты!--обратился к ней пожилой почтенный гражданин в одежде старинного покроя.-- Драли бы ребятишек, как следует,-- дурь в головы не полезла бы! А то-виданное ли дело?
– -монахи да дети государством править вздумали. Яйца курицу учат. Воистину никогда еще на свете не бывало такой глупости!

– - Именно, именно, яйца курицу учат!--подхватила тетка.-- Монахи говорят -- будет рай на земле. Я не знаю, что будет, но пока -- ад кромешный. В каждом доме -- слезы, ссоры, крики...

– - Слышали?--продолжала она, с таинственным видом наклоняясь к уху собеседника: -- намедни в соборе перед всем народом брат Джироламо,-- отцы и матери,-- говорит,--отсылайте ваших сыновей и дочерей хоть на край света, они ко мне отовсюду вернутся, они -- мои... Старый гражданин кинулся в толпу детей.
– - А, дьяволенок, попался!--крикнул он, схватив одного мальчика за ухо.-- Ну, погоди же, покажу я тебе, как из дому бегать, со сволочью связываться, отца не слушаться!..

– - Отца небесного должны мы слушаться более, чем земного,-- произнес мальчик тихим, твердым голосом.
– - Ой, берегись, Доффо! Лучше не выводи меня из терпения... Ступай, ступай домой-чего уперся!
– - Оставьте меня, батюшка. Я не пойду...
– - Не пойдешь?
– - Нет.
– - Так вот же тебе! Отец ударил его по лицу.

Доффо не двинулся -- даже побледневшие губы его не дрогнули. Он только поднял глаза к небу.
– - Тише, тише, мессере! Детей обижать не дозволено,-подоспели городские стражи, назначенные Синьорие для охраны Священного Воинства.
– - Прочь, негодяи!
– - кричал старик в ярости.

Солдаты отнимали у него сына; отец ругался и не пускал его.

– - Дино! Дино!--взвизгнула тетка, увидав вдали своего племянника, и устремилась к нему. Но стражи удержали ее.

– - Пустите, пустите! Господи, да что же это такое!
– - вопила она.--Дино! Мальчик мой! Дино!

В это мгновение ряды Священного Воинства заколыхались. Бесчисленные маленькие руки замахали алыми крестами, оливковыми ветками, и, приветствуя выходившего на двор Савонаролу, запели. звонкие детские голоса: "Lumen ad revelationern gentium et gloriam plebis Israel". "Свет к просвещению языков, ко славе народа Израилева".

Девочки обступили монаха, бросали в него желтыми весенними цветами, розовыми подснежниками и темными фиалками; становясь на колени, обнимали и целовали ему ноги.

Облитый лучами солнца, молча, с нежной улыбкой, благословил он детей.

– - Да здравствует Христос, король Флоренции! Да здравствует Мария Дева, наша королева!
– -кричали дети.

– - Стройся! Вперед!--отдавали приказание маленькие военачальники.

Грянула музыка, зашелестели знамена, и полки сдвинулись.

На площади Синьории, перед Палаццо Веккьо, назначено было Сожжение сует, Bruciamento della vanita. Священное Воинство должно было в последний раз обойти дозором Флоренцию для сбора "сует и анафем".

Когда двор опустел, Джованни увидел мессера Чиприано Буонаккорзи, консула искусства Калималы, владельца товарных фондаков близ Орсанмикеле, любителя древностей, в земле которого у Сан-Джервазио, на Мельничном Холме, найдено было древнее изваяние богини Венеры.