Воскресший для мщения
Шрифт:
А через несколько дней после происшедших событий Игорю Глотову позвонил Алексей Кондратьев.
— Здорово, Игорек, — сказал он. — Много говорить не стану, и вопрос не для протокола — Михаила … это ты?
— Я, — коротко ответил Игорь.
— За брата отомстил?
— Да, за брата и за себя. Это же я его привел… А он… заложил всех…, — Он издал какой-то нервный гортанный звук и добавил: — А то, что он Коляку застрелил, в это только дурак поверит… Куда ему?
Алексей промолчал.
— А ему так и лучше. Все равно бы его в СИЗО забили…, — откашлявшись, сказал Игорь. — А так полусонный получил свою пулю за предательство, и кранты… Толком и не понял ничего…
— Тоже верно, — согласился Алексей. — Я и сам хотел его… Не
И положил трубку. Он был рад, что так получилось, грядущая страшная судьба Михаила лежала каким-то камнем и тяготила и его, и Инну. Они не говорили об этом, но это как-то подразумевалось. Он сообщил Инне о разговоре с Игорем, та ничего не ответила, только вздохнула. И больше об этом разговоров не было. Как и о покончившей с собой Ларисе. На её похороны Инна не пошла. Да мать особенно и не настаивала.
К этому времени Алексей уже знал от свидетельницы по его делу Виктории Щербак, что душил Мойдодыра именно Михаил Лычкин, фотографию которого он ей показал. Фотографию дала Инна. Щербак хорошо видела и сразу опознала на ней того человека, которого видела утром около лежащего на земле человека и который потом сел на зеленую «Ниву» и уехал. Вика рыдала и просила у него прощения, что дала ложные показания. Он, понятно, зла не неё не держал, ведь её шантажировали жизнью ребенка.
Так что с этим делом было ясно. Именно Лычкин и был тем человеком, который убил Мойдодыра, и за которого Алексей отсидел в колонии усиленного режима семь долгих лет…
Но мстить больше он не хотел. И был рад тому, что его враг умер такой легкой смертью…
… А спустя месяц Алексей Красильников сообщил ему, что по его сведениям, когда Ферзю сообщили о гибели Гнедого и его сообщников и похищении общака, он холодно ответил, что эти люди его вообще не интересуют, и что с подобными особями, как выяснилось, связанными с уголовным миром, он никаких отношений поддерживать не желает. И к их преступно нажитым деньгам никакого отношения не имеет… И это было вполне обоснованно — Гнедой давно уже отвалил ему львиную долю. А это были лишь жалкие остатки, предназначенные для поддержания братвы и личных потребностей покойного Гнедого. Также Красильников сообщил, что адвокат Петр Петрович Сидельников потерял доверие шефа, провалив с треском одно важное дело и что коммерческий банк, в котором он хранил свои капиталы, лопнул, и его руководство исчезло от праведного гнева вкладчиков в неизвестном направлении.
— А как с деньгами? — поинтересовался Алексей.
— Распорядились по совести. Витьке Иванову квартиру купили, хоть он и возбухал отчаянно. Нечего герою войны в крохотной комнатушке в коммуналке ютиться с женой и двумя детьми… Я на него хату четырехкомнатную в Строгино оформил, подогнал грузовики к его хрущебе, ребята силком его выволокли вместе с семейством и барахлом, на квартиру свезли, ключи вручили и дверь захлопнули. Так-то вот… Обратно на автобусе не попрется… Насте Фроловой дачу купили, пусть дочка свежим воздухом дышит, и вдове Олега Шелеста тоже. Рядом, соседи они теперь… Валерке «девятку» купил, а то сапожник без сапог… А ведь у него сильная контузия была… Но это, сам понимаешь, все мелочи… А главное что: Олегу Никифорову на счет кое-что положили… Три предприятия открыли… В Фонд афганцев-инвалидов большую сумму… Разошлось, короче, Леха…
— А ты сам что себе взял?
— Я-то? — усмехнулся Красильников. — Столько же, сколько и ты… Я и сам себе заработаю и на хлеб, и на дом… Силы пока
есть… Звони, если насчет предложения моего решишь…С прошлым было покончено, надо было все начинать сначала…
ЭПИЛОГ
Июнь 2000 г.
— Однако, жаркий какой выдался июнь, дышать нечем, — проворчал Меченый, шагая по Ленинскому проспекту. Он прошел мимо Дома мебели, подошел к кинотеатру «Казахстан» и повернул налево. Еще раз поглядел на бумажку, на которой был написан адрес Алексея.
Прошел метров двести, там было разрыто, что-то копали, ремонтировали, гудели бульдозеры.
Хорошо одетые сытые прохожие с неодобрением глядели на тощего, как стручок пожилого человека, руки которого были сплошь испещрены живописными татуировками.
— Пялятся, пялятся, — ворчал Меченый. — Чего пялиться, спрашивается? А патруль останавливает каждый раз… Нет, хоть рукава надо спустить, иду, словно голый среди одетых…
«Адресок прислал», — подумал старый вор. — «А как встретит, кто его знает? Он теперь женатый человек… А я кто? Ни кола ни двора в шестьдесят три года… А уж жена его и вовсе может на порог не пустить… Зря иду… А там будь, что будет… Интересно просто поглядеть на него, капитана недотепистого. Изменился он хоть за это время или нет? А тогда такой тупой был, вспомнить стыдно…»
Он нашел нужный адрес, поднялся на лифте на пятый этаж и позвонил в дверь.
Открыла женщина лет тридцати, красивая, стройная, одетая в тенниску и шорты. Меченый даже смутился.
— Вам кого? — спросила она.
— Кондратьева Алексея Николаевича, — откашлявшись, ответил старый вор.
— А вы…, — покосилась она с подозрением на него… — Погодите, погодите, кажется, я догадалась. Степан Аркадьевич? Вы?
Меченый вспомнил свое имя и отчество, которые так странно звучали.
— Да вроде бы так… Степан Аркадьевичем был когда-то… А теперь просто Меченый…
— Заходите, — улыбнулась она. — Заходите… Только… — Она прижала палец к губам. — Тихо, пожалуйста…
Меченый прошел в квартиру и снял ботинки. Ему было неудобно перед этой красивой женщиной своей неухоженности, тюремного запаха, который от него исходил.
— Спит Капитан, что ли? — спросил Меченый. — Так будите, гость пришел к нему. — Ободренный её улыбкой, он почувствовал себя поувереннее.
— Не спит капитан, — улыбнулась Инна. — Нет его дома. По делу уехал. Но скоро будет, звонил… А вы проходите на кухню, квартирка у нас однокомнатная, так что… А там другой человек спит…
— Какой такой человек? — нахмурился Меченый. — Буди и его, пусть посидит с нами, коли добрый гость…
Инна расхохоталась, поражаясь его непонятливости.
— Пойдемте, покажу вам этого человека.
Она тихо приоткрыла дверь комнаты, и Меченый увидел спящее в детской кроватке очаровательное светловолосое создание. Малыш сопел, морщил крохотный носик, шевелил во сне голыми толстенькими ручками.
Меченый стоял остолбенелый, не в силах произнести ни слова.
— А что же он молчал-то? Мне ничего не написал про… Сколько ему уже? Или ей…
— Ему, ему… , — улыбнулась Инна. — Четыре месяца стукнуло недавно. Вот в начале июня стукнуло четыре месяца…
— А звать-то как? Наверняка, Дмитрием, — вспомнил Меченый имя погибшего сына Алексея.
— Да нет, — вздохнула Инна. — Дмитрий это тот… погибший в Душанбе… А этого звать…
Тут послышался звук ключа в замке, дверь открылась, и в прихожую ворвался Алексей. Помолодевший, поправившийся, в белой тенниске и легких шелковых брюках.
— Боже мой! — закричал он, бросаясь к старому сокамернику. — Боже мой, Меченый, какой ты молодец! И без предупреждения! Сюрприз решил сделать! Инна, знакомься, это же мой ангел-хранитель Степан Аркадьевич Дзюбин, он же Меченый… Мы с тобой обязательно должны поехать к Барону и хорошенько отметить нашу встречу! Тем паче, что я сегодня получил за свою внештатную работу очень даже кругленькую сумму!