Воскресший гарнизон

— Кстати, обычными, гражданскими моргами тоже ведают медики, разве не так? — уязвленно уточнил врач-эсэсовец. — Увы, содержание этих богоугодных заведений все еще входит в сферу медицины.

— Не спорю, входит.

— Понятно, что мне приходилось много размышлять о судьбе этих несчастных, — признал Устке. — Когда оказываешься на такой вот странного рода службе, неминуемо начинаешь задумываться над множеством тайн бытия, над превратностями жизни и смерти.

— Над множеством — не стоит, унтерштурмфюрер, — упредил его философствование заместитель коменданта лагеря. — У нас для этого слишком мало времени. Сосредоточьтесь на вопросе, затронутом лучшим «распинателем» нашего подземного «Зомби-Лувра», или, как я уже назвал его в своих записках из преисподней — «Лувра Распятий». При этом учтите, что все философские постулаты доктора Мартье мне известны.

6

Устке нервно прошелся раз-второй вдоль ряда ящиков-гробов, в которых лежали кандидаты в зомби. Созерцая эти его метания, Штубер ощущал, что теряет не только желание, но и способность хоть каким-то образом ехидничать, а тем более — язвить.

Нет, этого тебе не понять, сказал себе один из лучших диверсантов рейха. Всю свою жизнь ты обучался только одному искусству — убивать и выживать. Все твое мастерство в том и заключалось, чтобы в совершенстве постичь науку убивать и в таком же совершенстве овладеть наукой выживания. А сейчас, в сомнениях и терзаниях, перед тобой мечется человек, постигающий науку сотворения нового типа, поколения, расы — или как еще следует именовать это полуумерщвленное племя зомби?! — человечества. Превращая каждого из своих пациентов из человека в полумертвеца, а затем вновь воскрешая, чтобы превратить в получеловека.

«Так, может быть, ты не тем занимаешься сейчас, а, барон фон Штубер? — попытался теперь Вилли всю ту язвительность, с которой только что окрысивался на Устке, выплеснуть на самого себя. — Может, хватит подвизаться в подмастерьях всем известного фронтового ордена убийц и самое время позаботиться о создании секретного рыцарского ордена зомби-творцов? Тем более, что первые кандидаты в рыцари сотворяют и зомби и самих себя прямо на твоих глазах!»

Устке не знал и не мог знать, какими благочестивыми мыслями занят мозг барона, но каким-то рабским чутьем уловил, что в эти минуты вести какую бы то ни было полемику со Штубером бесполезно.

— Согласен, — обратился он к Отшельнику, — убивая, мы тоже вмешиваемся в деяния Творца. Но при этом всего лишь прибегаем к одной из разновидностей умерщвления, предусмотренного самой природой. Ибо не нами, грешными, а Создателем предначертано было, что человек сам способен убивать себе подобных и ими же может быть убит. Что ему предоставлено право умирать естественной смертью, погибать при трагических обстоятельствах или кончать жизнь самоубийством.

— Однако мудрость бытия все же заключается не в этом... — как бы между прочим подыграл ему Штубер. — Главное, что ваш Создатель расщедрился на право каждого из нас... убивать, а значит, вершить судьбу себе подобных.

Устке запнулся на полуслове и несколько мгновений вопросительно смотрел на Штубера, пытаясь уловить логику его рассуждений, в которых ему уже чудился некий софизм, некий философский подвох.

— Правильно, создатель расщедрился на право каждого из нас убивать, — неуверенно как-то продолжил он. — Причем убивать не только на войне, но и в любые прочие времена — из-за какой-то банальной мести, в порыве ревности или же во время разбойной «охоты». А вот зомбирование, сотворение зомби-человека... Можем ли мы считать зомби-умерщвление убийством?

Поначалу Штубер воспринял этот вопрос как риторический, но, убедившись, что подчиненный Фризское Чудовище упорно держит паузу, проворчал:

— Сдаюсь, пока что я не готов отвечать на все заповеди зомби-творца. Для этого понадобилось бы сотворить не только целое поколение этих недочеловеков, но и написать для них новый «Ветхий Завет».

— Постойте, постойте, — неожиданно оживился Устке. — А ведь то, что вы только что изрекли, — идея. «Новый Рейхс-Завет».

— Лучше сразу же назвать этот труд «Библией зомби», — вспыхнули глаза и у самого Штубера, признательного Устке за то, что тот сумел оценить как-то слишком уж буднично сформировавшийся замысел. Который вполне можно было считать гениальным. Без всякой там по-христиански ложной скромности. — Или «Зомби-Библией». Стоит ли терзать себя всякими филологическими изысками? В котором, вместо Христа, спасителем рода человеческого будет числиться доктор Мартье. Или его непосредственный патрон Отто Скорцени. Вторая кандидатура даже выглядит предпочтительнее.

Устке склонился над одним из полумертвецов, пытаясь присмотреться к цвету лица, на который всегда обращал внимание доктор Мартье, но Штубер нервно одернул его:

— Да оторвитесь вы от своих палаческих дел, христопродавец вы наш! Мартье, Гамбора, Устке, Овербек, Фризское Чудовище, наконец... Разве эти имена не достойны того, чтобы оказаться в одном ряду с библейскими пророками-евангелистами? Да я уже прямо вижу перед глазами главы «Зомби-Библии», озаглавленные «Евангелие от Устке», «Евангелие от Мартье», «Евангелие от Скорцени», «Евангелие — прости меня Господи — от Фризского Чудовища»...

— Простите, а причем здесь Скорцени? — вдруг встрепенулся Устке, доселе увлеченно вслушивавшийся в библейские фантазии обер-евангелиста от СС.

Устке с нескрываемым ужасом взглянул на начальника зомби-морга и с благоговейным трепетом объяснил:

— А вот этим вопросом задаваться не следовало, Устке. Каким угодно, только не этим. Скорцени — «при всем». В том-то и дело, что в нынешней войне Скорцени — «при всем». Если бы войны не порождали таких гениев диверсий, как Скорцени, — внушаю-ще вещал барон, почти склоняясь над смотрителем зомби-морга, который, в свою очередь, все еще склонялся над умерщвленным пленным, проходившим в ведомостях «Лаборатории призраков» уже под кодовым номером «Зомби-541», — они давно лишились бы ореола романтики и героизма, а значит, потеряли бы в глазах воинствующего человечества всякий смысл.

Устке слишком плохо знал Штубера, чтобы понять, что в его словах — убеждение, а что всего лишь ироническая бравада, но на всякий случай миролюбиво признал:

— Теперь улавливаю вашу мысль. «Евангелие от Скорцени». Как не понять?

— Откровениями которого и будет открываться наша с вами «Рейхс-Библия зомби», в которой лично мне, недостойному фронтовику-окопнику, будет отведена всего лишь скромная роль копииста. Если, конечно, совет апостолов-евангелистов не сочтет подобное назначение кощунственным.

Смотритель зомби-морга напомнил было Штуберу, что до сих пор «Библией» национал-социализма, а значит, и самого рейха, было принято считать «Майн кампф» Гитлера, но барон легкомысленно предположил, что после падения рейха этот труд фюрера вряд ли потянет даже на «Ветхий завет», да и то весьма сомнительной святости. И смотрителю зомби-морга пришлось столь же легкомысленно согласиться: «Действительно, вряд ли!».

— Всем вышеизложенным вопросам и будет посвящен один из моих психоаналитических трудов, Устке.

— Начните с того, что в «Лаборатории призраков» мы пытаемся создавать некую разновидность гомо сапиенса, не только не испросив при этом позволения у Господа, но и нагло вторгаясь в его прерогативы.

* * *

Устке хотел продолжить свой монолог, но в это время появился доктор Мартье — приземистый худощавый француз с лицом аристократа, испещренным морщинами старого, обожженного всеми северными ветрами померанского [14] рыбака.

Поняв, что привело в его обитель заместителя коменданта и Отшельника, которого Мартье уже хорошо знал, обер-зомбист рейха повел их в свой кабинет, пригласил туда «Зомби-08» и только тогда, близоруко щурясь, поднес статуэтку к самому лицу.

14

По определению германцев, «Регенвурмлагерь» располагается в Восточной Померании, одной из исторических приморских областей Германии.